Атаман. Кровь за кровь

Зверь пробежал садом, прополз сквозь колючую проволоку и крупными прыжками понесся к своему ло­гову, желая скрыться в балке еще до восхода солнца. Но солнце взошло раньше, и, уставившись на малиновый шар, волк зарычал и щелкнул зубами. После этого зверь побежал к уже недалеким кустам, росшим по краю обрыва, нырнул в них, спустился вниз, к ручью, обвалив при этому проросшую корнями трав глыбу жирной земли. Серой тенью хищник заскользил в ка­мышах, пробираясь к логову, к голодной самке.

Утром, открыв глаза, Юрий увидел, что Катя уже оделась. При дневном свете она казалась не такой при­влекательной. На лице у нее были подозрительные красные пятна. К тому же, как ни молода была девуш­ка, после ночи под глазами у нее стали отчетливо вид­ны темные окружья, какие обычно бывают у печеноч­ников или беременных женщин.

Юрий потер щетинистый подбородок. Вот причина красных пятен. Возможно, темные круги вокруг глаз ость и у него — он тоже уже далеко не мальчик.

— Ну, я пойду, мне еще надо по хозяйству управиться, — проворковала Катя, склонившись над Юри­ем для нежного прощального поцелуя.

— Вечером будешь? — осторожно спросил Тер­пухин.

— А ты хочешь?

Вместо ответа Терпухин выразительно посмотрел на девушку.

— Тогда буду, — улыбнулась Катя, — в любом слу­чае буду, даже если ты не хочешь.

После ее ухода Юрий долго нежился в кровати, потом встал, обошел свои владения и за сараем, в кото­ром

стояла лошадь Мадонна, неожиданно наткнулся но горку свежей земли. Подойдя ближе, Терпухин обна­ружил следы то ли собаки, то ли волка. Заглянув в вы­рытую нору, хозяин хутора подумал, что, вероятно, ка­кой-нибудь бродячей собаке захотелось проникнуть в сарай и чем-нибудь поживиться.

Успокоив себя Юрий принялся за другие дела.

Логово волков располагалось в яме, из которой ког­да-то люди брали глину. Со временем туда насыпалось много листьев, она обросла мхом. В яме валялись кости и бараньи рога, которыми играли волчата. Они уже проснулись и сосали мать, жалобно взвизгивая. Волчи­ цаприподнялась, глядя на самца. Она была очень то­щей — кожа да кости, и в ее глазах мерцал голодный огонь. Волк отвернулся и улегся в стороне. Волчица встала и прошлась по яме. Волчата попадали на землю. Их голодная мать подошла к старой берцовой кости ло­шади и принялась грызть ее.

Волчицу мучил голод, ей хотелось броситься на самца и разорвать его. Уже несколько ночей подряд он не приносил добычу. Волчата тыкались носами в зем­лю, потом стали кусать друг друга за уши. Они разыг­рались, начали повизгивать, и волчица ударом лапы утихомирила их.

Солнце поднималось все выше и выше и вскоре за­глянуло в яму. При блеске солнца мох казался изум­рудным. Обиженные волчата несмело подошли к ма­тери, и двое, немного пососав тощие соски волчицы, уснули. Третий уже не смог сосать. Волчица чувство­вала, что, если самец не найдет хоть какую-нибудь поживу, этого волчонка ждет участь его заморенного голодом братца.

Солнце палило все нещаднее, а волк вспоминал, как ночьюрыл землю. От голода он щелкал зубами и на­брасывался на старую лошадиную кость, остервенело грыз ее, воображая, что это нога той лошади, которая Пыла в сарае.

Едва стемнело, волк выскочил из ямы и побежал и камыши, через которые он обычно выходил на охоту. Камыши изредка начинали шевелиться, шурша друг о друга.

Выйдя из балка, волк огляделся. Ночь была темная, безветренная и теплая, какие обычно бывают в начале июня. Звезды светились только с северной стороны; большая же часть неба с юга была затянута теплыми тучами, которые словно сами по себе, без ветра, ползли на север и никак не могли затянуть все небо. Воздух Пыл теплым и влажным. Еще дальше на юг земля сли­палась с небом, и там царил непроницаемый мрак, из­редка озаряемый непонятными всполохами.

Равномерные ночные звуки, шорохи камыша, вскрики ночных птиц да далекий гул самолетов преры­вались изредка то далеким лаем станичных собак, то писком мышей.

Как и в прошлую ночь, голодный зверь прибежал к станице, но потом свернул к хутору, к наполовину прорытому ходу. Хищник намеревался докопать его до конца и напасть на добычу. Волк смутно догадывался, что нору мог обнаружить человек, поэтому подходил к хутору очень осторожно. Он вздрагивал от малейше­го шума, его пугали яблони с распростертыми ветвями, похожие на матерей, встречающих своих детей, тем­ные пни, издали похожие на присевших людей. Но предосторожность оказалась излишней. Следов че­ ловека возле той стороны сарая, где прошлой ночью была прорыта нора, не было.

Волк влез в нору и стал быстро скрести передними лапами, задними отбрасы­вая взрыхленную почву далеко назад. Волк изредка затаивался, оглядываясь и чутко прислушиваясь.

Волк рыл землю и чувствовал, что завалит лошадь этой же ночью. Но неожиданно земля кончилась, и ког­ти заскребли доски — в сарае был пол. От бессильной злости волк стал грызть зубами дерево, надеясь про­рваться к метавшейся наверху лошади, но зубы не раз цепляли за гвозди. Волк ничего не мог поделать с ме­таллом, поэтому он вынужден был бросить свою затею и задом вылез из норы. Грязному, злому и раздосадо­ванному, ему захотелось завыть, но он сдержался.

Прошла большая часть ночи. Черная туча, при­ползшая откуда-то с запада, из-за своих разлохмачен­ных краев открыла звезды. Опрокинутый красный рог месяца изредка мелькал в просветах тучи. Было про­хладно.

Волк подошел к дому, обошел его по периметру, по- собачьи обнюхивая углы, затем тяжело взгромоздился передними лапами на стену и заглянул в окно. Неожи­данно ослепительно яркий луч света ударил серому хищнику в глаза.

Глава 5. По волчьему следу

Катя пришла засветло, не таясь, и это польстило Терпухину. «Если она не боится пересудов и сплетен, значит, можно надеяться на что-нибудь серьезное...» — подумал атаман, мечтавший о женитьбе.

Вечером Терпухин еще раз обошел все свои «обо­ронные» сооружения. Этот вечерний обход вошел у не­го в привычку. И опять он увидел свежевырытую нору, на которую натолкнулся утром. Юрий заглянул в нору, посветил фонариком и решил, что вряд ли это творе­ние лап какой-нибудь бродячей собаки. Но то, что это может быть волк, который пытался пробраться к кобы­ле, казалось ему маловероятным. Терпухин решил не говорить об этом Кате, чтобы не тревожить ее.

Когда он вернулся в дом, все уже было приготовле­но для интимной встречи: к кровати был придвинут столик, весь уставленный закусками, стояла откупо­ренная бутылка вина, поблескивали стаканы.

Не успел Терпухин сесть за столик, как появилась Катя. Она расцеловала его, налила в стакан вина, про­тянула его Юрию и, когда он отпил несколько глотков, отобрала стакан и маленькими глоточками допила. За первым стаканом последовал второй, третий, покуда в бутылке не осталось ничего. Разгоряченный вином, Терпухин обнял подругу за плечи.

— Ну что, — прошептал он, — как говорили рань­ше, я уже готов к битве...

Девушка без промедления отодвинула столик, сня­ла через голову платье и, распустив волосы, немного неловко, как бы стыдясь происходящего, нырнула под одеяло.

Половина ночи промелькнула, как одно мгновение. Терпухин совершенно потерял голову и напрочь забыл о тех десятках смертей, «автором» которых он был и которые иногда мучили его в ночных кошмарах. В объяти­ях женщины он спал, как ребенок. Бывший капитан спецназа забыл о смертях, о готовящемся чеченском на­езде, о странной норе, вырытой под сарай. Это короткое и сладостное забвение, в которое он впал, было крайне необходимо ему. Ему надо было забыться возле женщи­ны, дать отдохнуть слишком гипертрофированному чув­ству самосохранения, чрезмерная стимуляция которого приводит к обыкновенной трусости.