Ателла - школа магии и колдовства

Пожалуй, мне действительно нужно было сделать паузу, ведь, в конце концов, я чародейка, колдунья, ведьма! Назвать это можно как угодно. Впрочем, не я одна. Люди, находящиеся напротив меня тоже умели колдовать. Лучше всех это делал Рубин, только всё равно не спасся от неминуемой гибели.

– Держи себя в руках, - высказал всеобщее мнение Хеопс.
– Все мы расстроены, но это не повод взрывать всё вокруг.

– Простите, - неуверенно пробормотала я, - кажется, я совсем вышла из-под контроля. Следует ли меня вообще подпускать к детям?..

– Конечно, следует, - Инга подошла и обняла меня за плечи, - значит, на этом и решим - Ателлу возглавишь ты, - она достала из кармана своего длинного пальто неограненный топаз, который мне уже не раз приходилось видеть.

– Вы тоже, - обратилась она ко мне и остальным.

Наши источники магии были заключены в камнях, которые назывались Хранителями, обычно у камня была оправа: кольцо, медальон, но не сегодня.

– Быть того не может, - выдохнул Хеопс, увидев мой Хранитель магии.
– Он стал рубиновым.

– Да, - кротко подтвердила я.

Семь же Хранителей магии соприкоснулись и взмыли в воздух, мы только молча на них смотрели. Хеопс зашептал заклятие, после повернулся ко мне:

– Ты клянёшься всеми силами защищать Ателлу и её учеников??

– Клянусь, - пробормотала я, стоя на коленях.

Свет в комнате замерцал, однако, никто не обратил на это внимания.

– Клянёшься ли ты верой и правдой равносильно относиться ко всем ученикам?

– Клянусь.

– Клянёшься ли ты умереть за Ателлу и её обитателей?

Свет погас. Шесть Хранителей закружились вокруг моего седьмого. Передо мной всплыло лицо Рубина, я прикрыла глаза и, выждав несколько секунд, вымолвила:

– Клянусь.

Камень влетел ко мне в руки, другие тоже вернулись к своим владельцам.

– Всё, - вымолвила Ироида Калинина, не отличающаяся разговорчивостью.
– Док, включи свет.

Он это послушно выполнил, не прикасаясь к включателю. Я поднялась с колен и попросила:

– А теперь оставьте меня одну.

Гости понимающе к этому отнеслись, и один за другим стали покидать меня. Задержался лишь Марс, он хотел что-то сказать, но я его опередила:

– Не стоит, Маркелл, он всё равно не вернётся.

– Да, пожалуй, да. Но я хотел, впрочем, ничего.

– Если тебе есть, что сказать, то лучше сделай это сейчас, потом может быть поздно.

– Ты меня в чём-то подозреваешь?
– Марс наклонился к моему лицу. Мы стояли друг напротив друга.

– Просто говорю то, чему может быть место. Занятия в Ателле начинаются двадцатого. И не забудь закрыть за собой дверь.

Марс стукнул кулаком по стене за моей спиной и ушёл. Я вновь осталась в одиночестве в семейном поместье Рубинрессов, доставшемся мне от Домонта, отца Рубина, погибшего полтора года назад при загадочных обстоятельствах в Румынии. Это дело так и не было раскрыто ни властями простых людей, ни нашим колдовским сообществом. Ателла также была детищем Рубинрессов, она существовала уже более двух тысячелетий, в ней учились юные маги со всего мира, родители которых выбрали именно её из пяти таких учебных учреждений. Я поступила туда работать за три года до гибели Домонта, после его пост директора занял Альфарелл, долгое время с ним не общающийся. Альфарелл и назначил меня своим заместителем. А теперь... Теперь я больше не могла сдерживать слёзы, которые должны были ещё пролиться тридцатого декабря в десять часов вечера после звонка Дока. Сразу же после похорон мне нужно отправиться в Ателлу, и привести все дела в порядок, неизвестно, что там напортачил Рубин. Я снова его вспомнила. Его добрые, излучающие тепло светло-голубые глаза, его утешительные слова. Но я пообещала себе не плакать. Всё! Точка! Никаких слёз! Рубина больше нет! Я смирилась!

А песня играла:

Боль в сердце только сильней,

Ты где-то в мире теней ...

* * *

19 января (воскресенье)

Взглянув в большое, золотая оправа которого украшалась хризолитами и топазами, зеркало, висящее в вестибюле Ателлы, я немного расстроилась: под глазами залегли тёмные круги, кожа была через чур бледной, щёки впали, некоторые пряди платиновых волос спутались, а длинное чёрное парчовое платье было помято. Мне захотелось вернуться в свою комнату, но меня окликнули:

– Профессор Мёлдерс!

Это был Герберт Толгский, блестящий студент последнего курса факультета Практической магии. Его очень любил Альфарелл, считал лучшим в выпуске этого года, хотя и скептически относился к выбору факультета Герберта, находил это довольно простым для столь выдающегося колдуна.

– Да, Берт, что-то случилось?

– Нет, профессор, просто хотел высказать свои соболезнования по поводу Альфарелла Домонтовича.

– Ах...
– вздохнула я.
– Я видела твою маму на похоронах, она говорила мне про какую-то женщину.

– Она уже здесь, - перебил меня Герберт и смущённо замолчал.

Я слабо улыбнулась, дабы позволила ему продолжить говорить.

– Это мамина дальняя родственница, она хочет переговорить с Вами по поводу учёбы в Ателле, она ожидает в кабинете профессора Мёртона, он встретил её у входа.

– Значит, Маркелл уже вернулся, - вслух выразила я свою мысль. И тут обратила внимание, что Герберт нервно дёргает рукав своего пиджака, его явно что-то тяготило.
– У тебя проблемы?
– ласково обратилась я к нему.

– Кто теперь будет преподавать противоставление мировому Злу?

– Пока не подыщем замену, я.

– Это хорошо, я уж думал...
– он не захотел продолжить, но было и так понятно, что он боялся замены в лице Маркелла, почему-то у него сложились антагонистические настроения к Марсу за последние полгода.

– Герберт, чем тебе насолил Мёртон?

– Простите, профессор, - поник головой юноша.

– Ладно, но отказ от Нирудхи только из-за того, что там обязательны зороастрийские тексты, мне кажется безрассудным. Можешь идти обедать, а я навещу твою тётушку или кого там.

Он послушно удалился, а я направилась в правое крыло Главного учебного корпуса Ателлы. По пути мне никто не попался, все, видимо, уже находились в Рубиновом зале, месте, где проводились праздники, приёмы, аудиенции и, конечно же, завтраки, обеды и ужины. Я же по парадной лестнице поднялась на третий этаж, коридор которого был уставлен неизвестными многофигурными работами Ивана Козловского. Не обращая на них никакого внимания, я открыла тяжёлые массивные двери, ведущие в кабинет зороастрийских текстов, рун и манускриптов. Там я приметила полноватую женщину лет сорока, она сидела близ полотна, изображающего Иггдрасиль - одно из вариантов мирового древа, и о чём-то спрашивала Марса. Он с хмурым видом делал пометки на свитке пергамента и не старался удовлетворить её ответом.

– Добрый день, - обратилась я к женщине, нежели к нему.

Марс сухо кивнул, а родственница Герберта набросилась на меня с расспросами.

– Так это вы новый директор?

– Да, - глубоким грудным голосом проговорила я и, заметив её презрительный взгляд желтоватых глаз, продолжила, - надеюсь, вас не смущает мой возраст, мне двадцать семь лет, я была сокурсницей директора Рубинресса.
– И прибавила, - Альфарелла.

– Как-то странно, что оба директора погибли друг за другом, и род Рубинрессов прервался.