Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление (др. перевод)
Шрифт:
Мэр Баском улыбнулся, с кроткой откровенностью глядя на своих гостей. В глазах его угадывалась примитивная, лишенная интеллекта проницательность, улыбка казалась добродушной — без доброты.
— Не думаю, чтобы вы, друзья мои, были детективами, — проговорил он, — но даже если так, мне все равно. Я не тянул с Марка никаких комиссионных, он не посвящал меня в свои сделки, и мне неизвестно, куда он исчез. — Он вздохнул. — Парень этот мне нравился. Хорошо бы он остался здесь. Конечно, не ради воскресных служб. Ему же надо было заработать себе на жизнь, так ведь? И он не был хуже других, только посмышленей. Кто-то залетел бы на такой афере, а он — нет, в этом вся разница…
— Вы рассказывали нам о заводе, — проговорил Риарден, постаравшись взять себя в руки.
— Чего я терпеть не могу, — проговорил мэр Баском, — так это людей, которые любят поговорить о принципах. Ни одним принципом молочную бутылку не наполнишь. В жизни существенна только ее солидная, материальная сторона. А когда все вокруг рушится, на теории просто не остается времени. Что касается меня — оказаться внизу я не намерен. Пусть идеи будут у других, а у меня будет завод. Идеи мне не нужны, мне нужно три раза в день плотно поесть.
— Зачем же вы тогда купили этот завод?
— А зачем вообще покупают предприятия? Чтобы выжать из них все, что еще можно. Когда мне предоставляется шанс, я его не упускаю. Была распродажа после банкротства, и покупателей на это старье особенно не наблюдалось. Поэтому я и прихватил заводишко — за горсть жареных каштанов. Долго я им не владел — Марк избавил меня от этой головной боли уже через два или три месяца. Конечно, сделка оказалась удачной, а я этого и не скрываю. Ни один деловой воротила не мог бы распорядиться им лучше.
— А завод работал, когда вы купили его?
— Не. Он уже был закрыт.
— А вы пытались вновь открыть его?
— Только не я. Я человек практичный.
— А не вспомните ли вы имена работавших на нем людей?
— Нет. Никогда не встречался с ними.
— А вы что-нибудь забирали с завода?
— Что ж, отвечу. Я там хорошенько огляделся — и понравился мне стол старины Джеда. Джеда Старнса, то есть. В свое время он действительно был крупной шишкой. Чудесный стол, из цельного красного дерева. Ну, я и отгрузил его домой. Кроме того, у кого-то из чинов, не знаю, у кого именно, оказалась в ванной комнате шикарная душевая кабинка, какой я еще не видел. Со стеклянной дверкой, а на ней русалка, настоящее произведение искусства, и потом такая соблазнительная, какой даже на картинах не бывает. Вот, значит, и этот душ я тоже перевез сюда. И какого черта… ведь все это принадлежало мне, так ведь? Стало быть, я имел полное право вывезти с завода ценные вещи.
— А после чьего банкротства вы купили завод?
— О, это был великий крах, лопнул Национальный общественный банк в Мэдисоне. Боже, вот это был крах! Он едва не прикончил весь штат Висконсин — ну уж, во всяком случае, наш край добил. Некоторые говорят, что этот завод и разорил банк, другие утверждают, что он стал последней каплей в протекавшем ведерке, потому что Национальный общественный банк делал вложения в трех или четырех штатах. Возглавлял его Юджин Лоусон. Банкир и подлинно сердечный человек, как его называли. Он был весьма знаменит в наших
краях два или три года назад.— Значит, это Лоусон управлял заводом?
— Нет. Он просто вложил в него кучу денег, куда больше, чем можно было надеяться извлечь из старой рухляди. И когда завод разорился, это стало последней соломинкой, сломавшей спину Джина Лоусона. Банк загремел через три месяца. — Мэр вздохнул. — Это был настоящий удар для здешнего люда. Все они хранили свои сбережения в Национальном общественном.
Мэр Баском со скорбью глянул за парапет — на свой городок.
Он ткнул большим пальцем в сторону седовласой уборщицы, которая, тяжело опустившись на колени, оттирала ступени дома.
— Возьмем, например, эту женщину. Солидная была, респектабельная семья. Муж ее держал здесь магазин тканей. Работал всю жизнь, чтобы обеспечить ее старость, и перед смертью добился своей цели — только деньги положил в Национальный общественный банк.
— А кто руководил заводом, когда он разорился?
— О, какая-то скороспелая корпорация под названием «Объединенные услуги, Инк.». Воздушный шарик. Возникла из ничего и исчезла в никуда.
— А где сейчас ее члены?
— А где обрывки воздушного шарика после того, как он лопнет? Ищи их по всем Соединенным Штатам. Попробуй, найди.
— А где Юджин Лоусон?
— Ах, этот? С ним все в порядке, нашел себе работу в Вашингтоне — в Бюро экономического планирования и национальных ресурсов.
Поддавшись все-таки эмоциям, Риарден порывисто вскочил, но тут же взял себя в руки и вежливо произнес:
— Благодарю вас за информацию.
— Рад был встрече с вами, мой друг, рад был встрече, — кротко промолвил мэр Баском. — Не знаю, чего вы ищете, но, поверьте моему слову, не стоит трудиться. Из этого завода ничего более не извлечешь.
— Я же сказал вам, что мы ищем старого друга.
— Ну, будь по-вашему. Должно быть, очень хороший друг был, если вы так усердно ищете его с этой очаровательной леди, которая вам явно не жена…
Дагни увидела, как побледнел Риарден, даже губы его побелели.
— Держите за зубами свой грязный… — начал было он, но Дагни шагнула вперед.
— А почему вы решили, что я ему не жена? — невозмутимо осведомилась она.
Реакция Риардена немало удивила мэра Баскома; реплику свою он произнес не со зла, просто демонстрируя свою проницательность, и как дружескую подначку товарища по греху.
— Леди, я успел многое повидать за свою жизнь, — вполне добродушным тоном проговорил он. — Когда женатые люди глядят друг на друга, в их глазах не читается мысль о постели. В этом мире ты или блюдешь добродетель, или наслаждаешься жизнью. Но того и другого одновременно просто не бывает.
— Я задала ему вопрос, — обратилась она к Риардену, чтобы не дать тому снова вспылить. — И он дал мне вполне разумное объяснение.
— Если хотите совет, леди, — проворчал мэр Баском, — купите себе обручальное кольцо в грошовой лавчонке и носите его. Гарантии не дает, но помогает.
— Спасибо, — ответила она, — до свидания.
В ее подчеркнуто строгом спокойствии крылся приказ, заставивший Риардена последовать за ней к машине.
Когда между ними и городком осталась не одна миля, не глядя на нее, голосом негромким и полным отчаяния, Риарден произнес:
— Дагни, Дагни, Дагни… мне так жаль!
— А мне нет.
Через несколько мгновений, заметив, что на лице его воцарилось прежнее самообладание, она сказала:
— Никогда не сердись на человека за то, что он сказал правду.