Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А (др. перевод)

Накрывая на стол, Дагни увидела торопливо идущего к дому мужчину: быстрого, проворного, перескакивающего через валуны легко, будто взлетая. Он распахнул дверь, позвал: «Эй, Джон!» и, увидев ее, замер. У него были золотистые волосы и лицо такой совершенной красоты, что Дагни остолбенела, глядя на него даже не восхищенно, а изумленно.

Он смотрел на нее так, словно присутствие женщины в этом доме было для него чем-то невозможным. Выражение его лица менялось на глазах: сначала на нем мелькнуло удивление, будто он узнал ее, потом его озарила улыбка — отчасти веселая, отчасти торжественная.

— О, вы примкнули к нам?

— Нет, — сухо ответила Дагни. — Не примкнула. Я штрейкбрехер.

Мужчина снисходительно рассмеялся, словно взрослый над ребенком, лепет которого ему невнятен.

— Если б вы осознавали, что говорите, то поняли бы, что здесь это невозможно.

— Я взломала ворота. В буквальном смысле.

Мужчина поглядел на ее бинты, задумался на мгновение, потом взгляд его стал почти наглым, и он с откровенным любопытством спросил:

— Когда?

— Вчера.

— Каким образом?

— На самолете.

— С какой стати вы вздумали здесь летать?

У него была уверенная, властная манера аристократа или хулигана, выглядел он, как первый, а одет был, как второй. Дагни несколько секунд рассматривала его, умышленно затягивая паузу.

— Хотела приземлиться на доисторический мираж, — ответила она. — и приземлилась.

— Да, вы штрейкбрехер, — сказал он и усмехнулся, словно поняв суть проблемы. — А где Джон?

— Мистер Голт на электростанции. Должен вернуться с минуты на минуту.

Мужчина, не спрашивая разрешения, сел в кресло, словно у себя дома. Дагни молча вернулась к своей работе. Он наблюдал за ней, не скрывая улыбки, словно в том, как она раскладывает на кухне столовые приборы, было нечто парадоксальное.

— Что сказал Франсиско, увидев вас здесь? — спросил он.

Дагни резко повернулась к нему, но ответила спокойно:

— Его пока что здесь нет.

— Разве? — Мужчина казался удивленным. — Вы уверены?

— Мне так сказали.

Мужчина закурил сигарету. Дагни попыталась догадаться, какую профессию он избрал, любил и оставил, чтобы поселиться в этой долине. И не смогла: все казалось неподходящим; она поймала себя на нелепом предположении, что у него вообще не было профессии, потому что любая работа казалась слишком опасной для такой немыслимой красоты. Впрочем, эта мысль была совершенно целомудренной: она видела в нем не мужчину, а ожившее произведение искусства. И оно, казалось, подчеркивало бездушие внешнего мира, потому что такое совершенство подвергалось потрясениям, нервотрепкам, ударам, уготованным каждому любящему свою работу.

Но предположение ее казалось тем более нелепым, что в чертах его лица проглядывала такая суровость, какой не страшны никакие опасности.

— Нет, мисс Таггерт, — неожиданно сказал он, поймав ее взгляд, — раньше вы ни разу меня не видели.

Она быстро отвела взгляд, вдруг поняв, что откровенно его разглядывала.

— Откуда вы знаете, кто я?

— Во-первых, много раз видел в газетах ваши фотографии. Во-вторых, насколько нам известно, вы — единственная женщина, оставшаяся во внешнем мире, которой позволят остаться в Ущелье Голта. В-третьих, вы — единственная женщина, у которой хватило мужества — и расточительности — до сих пор оставаться штрейкбрехером.

— Откуда вы знаете, что я была штрейкбрехером?

— Во-первых, вы сами так сказали. А потом… иначе бы вы знали, что доисторический мираж вовсе не эта долина, а тот взгляд на жизнь, которого придерживается внешний мир.

Они услышали шум мотора, увидели остановившуюся перед домом машину. Дагни невольно отметила скорость, с какой нежданный гость при виде Голта вскочил на ноги; не будь это вызвано желанием как можно скорее с ним встретиться, походило бы на чисто армейское чинопочитание.

Дагни отметила, как замер Голт, когда вошел и увидел гостя. Затем он улыбнулся, но голос его был странно тихим, почти торжественным, словно в нем звучало невольное облегчение, когда он очень спокойно произнес:

— Здравствуй.

— Привет, Джон, — весело ответил гость.

Она заметила, что их рукопожатие продлилось на миг дольше, чем следовало, как у людей, которые не были уверены, что их предыдущая встреча не окажется последней.

Голт повернулся к ней.

— Вы уже познакомились? — спросил он, обращаясь к обоим.

— Не совсем, — ответил гость.

Мисс Таггерт, позвольте представить вам Рагнара Даннескъёлда.

Дагни поняла, какое выражение было у нее на лице, когда услышала голос гостя словно бы издалека:

— Мисс Таггерт, не надо пугаться. В Ущелье Голта я не опасен ни для кого.

Она смогла лишь покачать головой, потом вновь обрела дар речи и сказала:

— Дело не в том, как вы поступаете с другими… в том, как они поступают с вами…

Его смех вывел ее из ступора.

— Будьте осторожны, мисс Таггерт. Если начинаете так считать, то недолго останетесь штрейкбрехером, — сказал Даннескъёлд. И добавил: — Но вам полезней будет присматриваться к удачам людей из Ущелья Голта, а не к их ошибкам: они двенадцать лет беспокоились обо мне. И совершенно напрасно.

Потом взглянул на Голта.

— Когда появился здесь? — спросил тот.

— Вчера поздно вечером.

— Садись, позавтракай с нами.

— А где Франсиско? Почему его до сих пор нет?

— Не знаю, — ответил Голт, чуть нахмурясь. — Я только что справлялся в аэропорте. Вестей от него не поступало.

Когда Дагни пошла на кухню, Голт хотел последовать за ней.

— Нет, — сказала она. — Сегодня это моя обязанность.

— Давайте помогу.

— В этой долине не просят помощи, так ведь?

Голт улыбнулся.

— Да, верно.

Дагни никогда еще не двигалась с таким удовольствием; ступни словно не ощущали тяжести тела, трость стала лишь дополнительной деталью, придающей особую элегантность походке — быстрой, легкой и прямой. Осанка Дагни говорила о том, что мужчины наблюдают за ней, и ей это прекрасно известно: она держала голову, словно актриса на сцене, словно дама на балу, словно победительница в некоем безмолвном соперничестве.

— Франсиско будет рад узнать, что сегодня его подменили вы, — сказал Даннескъёлд, когда Дагни села за стол.

— Подменила?

— Видите ли, сегодня первое июня, и мы втроем: Джон, Франсиско и я — двенадцать лет завтракали в этот день вместе.

— Здесь?

— Сперва нет. Но здесь — уже восемь лет, с тех пор, как построен дом, — он с улыбкой пожал плечами. — Странно, что Франсиско, у которого за плечами больше веков традиций, чем у меня, первым нарушил наш обычай.

— А мистер Голт? — спросила Дагни. — Сколько веков традиций у него?

— У Джона? Позади ни одного, все впереди.

— Оставь века, — сказал Голт. — Скажи, какой год у тебя позади. Потерял кого-нибудь из своих людей?