Атом
Шрифт:
— Погоди, это про мою жизнь мы тут говорим, — протестует Термидор. — Я просыпаюсь, и что происходит?
Атом его игнорирует.
— При всём уважении к Джоанне, он берёт Китти в руки, говорит, что если она даст ложные показания против Гарри, он объяснит ей надёжный путь в жизни, как использовать таланты, которые у неё есть, вместо талантов, которые, как она считает, у неё есть. Сделка есть сделка, как говорит К-мен.
— Ты говоришь, я навела копов на Гарри?
— Я даю тебе оправдание. Китти фыркает.
— Послушай, фраер, я вообще ничего не говорила, вообще ничего.
— Естественно, ангел мой. Но ещё он сказал, что если ты не испустишь фонтан красноречия, он порвёт тебя как занавеску и бросит тебя лицом в горе. Ты по-чувствовала…
— И я почувствовала себя… ну… загнанной в угол?
— Загнанной в угол, конечно. Как конфетка в витрине. Конечно, ты исторгла поток и получила вознаграждение.
— Ну и какую мудрость веков этот парень мне поведал? — бросает вызов Китти, уже заинтересованная. Атом подходит и наклоняется к её уху, шепчет, и снова отодвигается. Китти смеётся холодным и счастливым, как рассвет, смехом.
— А как насчёт жирдяя? — вопрошает Термидор.
Кафка, ревниво признавая способность Китти ускользать от его взгляда, пугается, когда главарь группировки указывает на него.
— Он ничто, — объявляет Атом, — неуместный, таких можно застрелить дюжину в любой аптеке на углу. Его единственное отличие — статус экс-чемпиона в бла-городном искусстве британского боя животами, [4] где его боевой кличкой было «Пузан На Взводе» или «Буфер». Он быстро стал набирать популярность и был известен тем, что перед матчем издевался над оппонентом, выкрикивая фразу «Я считаю, что категорически лучше тебя в бое животами». Его победный лебединый нырок в ауди-торию легендарно вошёл в анналы обвинений в нанесении увечий. Он систематически брал золото, пока его не похитили, усадили на принудительную диету, а потом выпустили стройного и ладного за пару минут до боя. Появление на ринге этой зашуганной тростиночки в глазах медиа стало началом конца, и теперь, хотя он долгие годы жрал как лошадь, ему позволяют только открывать двери магазинов в своих старых блестящих поясах. В неправильном месте и в неправильное время он обнаруживает, что впутался в угрюмый разговор с Туровым, который к тому моменту вцепился в потрёпанный канат над зевотной пропастью собственной не-состоятельности. Пытаясь вырваться, он оделся женщиной, но выглядел исключительно как фонарь на стероидах. Его фотография была помещена на обложке специального журнала, и от стыда он не мог выйти из крошечной комнатки. Термидор ворвался с ломом доброты, иссушая страдальца своим милосердием. Сэм «Сэм» Бликер и Глушак прислуживали, Кортес за кулисами готовил удар, Джоанна и его вынужденные подельники обрушились как стена дождя на невинного Эдди. Джед здесь в качестве пищи, Мэдди — свидетель нашей глупости, а призрак Джорджа Вашингтона живёт в термостате. Всем сестрам по серьгам, а, К-мен?
4
Gut-barging (сталкиваться животами) — реально существующее английское (шотландское) боевое искусство. Цель соревнования — используя исключительно живот, вытолкать противника с мата.
— Значит, увалень купился. А что будем делать с Туровым? — спрашивает Термидор.
— Утопим в розовой воде.
— Ах ты… — Туров борется сам с собой, нервный и задыхающийся. — Да тебя надо утопить в собственной слизи, ты…
— Ты маленький больной щеночек, да, Туров? — лает Термидор. — Я весьма неохотно допускаю тебя в свою жизнь. А как насчёт полиграфа, шпик? Допрос третьей степени?
— У меня для него есть ключ, — говорит Атом и рассказывает ответы на контрольные вопросы Виттгенштейна. Эти отклики являются важным секретом:
— В комнате есть гиппопотам? — Нет.
— Какие доказательства у вас есть?
— Показания моих чувств. (Этот ответ позднее изменили на «Свидетельства очевидцев».)
Тест должен установить интерпретационную чёткость объекта и устранить постмодернистский шум. Если продекламировать правильные
ответы, объект свободен городить любую чушь по своему вкусу.— Так что вот так, — говорит Атом и поворачивается к ДеВоронизу. — Когда-нибудь видел считывающие иглы на полиграфе, док? Похожи на трепещущие ножки раздавленной сороконожки.
ДеВорониз выдвигается из тёмного угла и через переполненную комнату подходит к Атому.
— Хватит, — каркает он. — Вы что, не видите, что он сделал? Он всем вам промыл мозги! Его уста — мекка абсурда! Как можем мы радостно приветствовать дьявола среди нас?
— Иногда людьми управляет злой рок, — говорит Мэдди.
— Чувствуешь себя обойдённым, док? — спрашивает Атом. — Ребят, ДеВорониз у нас изобретатель гибкого катафалка. Учитывая, или даже, невзирая на свой преклонный возраст, он недавно установил нравственный предохранитель, так что…
— Хватит, я сказал, — если ты думаешь, что сможешь подсунуть мне приманку, чтобы я выслушал этот бред, ты действительно такой безумец, как притворяешься.
— Иди, расскажи это горе сала.
— И пойду, и расскажу. И как ты тут раздаёшь алиби, и про монстра в баке, и про трёхаренный цирк, который ты зовёшь детективным агентством.
— Я его никак не зову.
— Зато зовёшь себя детективом, — рычит Туров, вытаскивая визитку Атома. — Или ты «дефектив», как тебя назвал Джоанна?
— Приглядись получше, — говорит Атом. — Это вы, ребята, ко мне пришли.
Глядя на визитку, Туров ловит ртом воздух, как заказной клоун на передвижной сцене. Термидор выхватывает её у него из рук.
— Дефектив, — читает он. — В чём прикол?
— Кэндимен нанял тебя! — визжит Туров.
— Кто сказал, что я нанимаюсь?
— Мы тебе заплатили!
— Мне — нет. Сложно увидеть характерную выпуклость у Джоанны, неправда ли?
— В смысле… Джоанна не отдал деньги! Джоанна!
— А где увалень? — вопрошает Термидор, подскакивая.
Атом показывает на открытую дверь. Джоанна выскользнул, как глетчер. Вишнёвые маячки коповозки пульсируют на потолке. Атом гулко хохочет.
— Ты заплатишь за это, Атом, — рычит Термидор, — ты и твои друзья-мозгоеды! Ты использовал эту модальность, и ты это знаешь!
— К-мен, передай мне скромное устройство из кармана.
Кафка выуживает автоматическую «Беретту» из куртки и передаёт Атому.
— Верный графический уравнитель, — говорит Атом. — Я забрал его у ДеВорониз. Но не ради вас, господа. Я честный человек. — Атом идёт к бару, кладёт пистолет на откидной столик и возвращается. — Мы на равной дистанции от паровичка, док, оба футах в пяти, как мне кажется. Забирай его, а я попытаюсь тебя остановить.
Призрак улыбки пронзает ДеВорониза.
— Снова жульничество, снова обман.
— На эти мысли тебе не нужно моё благословение, так зачем сообщать их мне?
— Что за херня? — грохочет Термидор.
— Не лезь! — кричит Атом.
Костяная ветвь выхлёстывается из середины ДеВорониза к пистолету — Атом в прыжке ногой бьёт по столику, защемляя им конечность. ДеВорониз отбрасывает лапу, с визгом раскрывается, сбрасывает оболочку и выстреливает ножки и хлыстовидные провода по углам комнаты. Глядя на тёмное брюшко с виляющими ложноножками и грудные обтекатели, собравшаяся толпа начинает кричать, как кричат дети. Лицо ДеВорониза раскрывает створки, чтобы выпустить влажный чёрный хоботок.
«Я тот, кто кричит громче всех», — думает Сэм «Сэм» Бликер и сматывается с остальными лакеями.
Оставшиеся в комнате Мэдисон, Джед и К смотрят, как Атом подбирает «62Ф» и пинает в сторону от себя сброшенное щупальце.
— Вот так, ДеВорониз. Чтобы подогнать камуфляж, тебе надо было определить, что считается нормальным, а ты сроду не умел.
ДеВорониз скрипит, шевеля усиками и подбираясь перед прыжком.
— Что ты такое?
— Профессионал блефа.
Атом стреляет — голова ДеВорониза отлетает, как артиллерийская гильза, оставляя разломанную, дымящуюся чашу. Тело обваливается, как перегруженная ве-шалка.