Атомка

— Почему странный?

— Мне показалось, он помешан на насекомых… Когда он пришел, то сначала почти ничего не говорил, хотел как можно скорее все закупить и удалиться. А потом в какой-то момент мне почудилось, что он бредит. Это продолжалось совсем недолго, но было странно.

Второй продавец посмотрел куда-то в сторону. Комиссар попросил его продолжать, вдруг что-то выплывет из этого «бреда».

— Он говорил о ловле стрекоз. Да-да, представляете, он говорил, что можно спрятаться в лодке, приманить стрекоз и поймать их, потому что стрекозы лучше всего ловятся посреди пруда. Так он считает. Может, и правда так охотятся за стрекозами, но мне-то показалось, что у этого господина просто поехала крыша.

Шарко размышлял, стараясь побыстрее прокручивать в голове все возможные варианты. Насекомые… Однажды, в прошлом, он имел дело с убийцей, который использовал в своих преступлениях насекомых. И того убийцу он тоже прикончил сам.

Неужели это дело имеет отношение еще и к тому, старому?

Комиссар промолчал, и продавец заговорил снова:

— А когда он мне рассказал, что там, посреди пруда, он ловит к тому же и ночных бабочек, я окончательно убедился, что это бред. Вы только подумайте: он хвастался даже, что изобрел свой собственный способ ловли! — Молодой человек насмешливо улыбнулся. — Значит, так: он ставит на лодку фонарь, прыгает в воду, надев специальный комбинезон, и ждет с сачком наготове. Нет, вы можете себе представить что-то подобное? Короче, у этого типа с чердаком явный непорядок.

Ночные бабочки… Шарко почувствовал, как забилось у него сердце. Неужели может быть, что…

— Скажите, а он, случайно, не упоминал о бабочке, которая называется «сфинкс» или «мертвая голова»? [54]

— Ой, да-да! — закивал продавец. — Он как раз и хотел ловить этих сфинксов с черепом на спинке. Откуда вы знаете?

Шарко побледнел.

Бабочка «мертвая голова» — зловещий посланец, с которым комиссар уже встречался в ходе одного кошмарного расследования шесть лет назад. Одно из самых ужасных дел в его жизни [55] .

54

Латинское название этой бабочки Acherontia atropos восходит к греческой мифологии: Ахерон — одна из пяти рек в подземном царстве мертвых, а кроме того, слово «ахерон» употреблялось для обозначения глубины и ужасов преисподней. Атропос — имя одной из трех богинь судьбы, мойр, — той, которая и перерезала нить человеческой жизни. Русское название «мертвая голова» происходит от характерной окраски бабочки — наличия на ее теле желтого рисунка, напоминающего череп.

55

См. роман Франка Тилье «Медовый траур».

Он растерялся, по коже побежали мурашки: на теле у этого, совершенно особого, насекомого — человеческий череп, знак смерти. Если рассуждения комиссара верны, ясно и то, куда надо двигаться дальше.

Туда, где давным-давно убийца разводил и использовал сфинксов для того, чтобы бабочки выполняли определенную, жуткую миссию.

Мрак, беспросветный мрак.

49

Из Булони Шарко вернулся в Париж, сел в машину и поехал на юг, к Эссону. А точнее — к городу Виньё-сюр-Сен на краю леса Сенар.

Неважно, какая погода, не важно, сколько времени на это понадобится, он должен туда попасть. Сегодня же вечером.

Кошмар преследовал его — не просто продолжаясь, а даже усиливаясь. Стоя в пробках, комиссар мысленно восстанавливал подробности старого расследования, в ходе которого он имел дело с личностью особого рода, с садистом, каких мало. Этот тип, совершивший несколько преступлений подряд, использовал бабочек-сфинксов с черепом на тельце для того, чтобы вести Шарко и его команду к ловушке, в которой они нашли одну из жертв — молодую женщину, убитую самым чудовищным образом.

Бабочки тогда привели их прямо к корабельному кладбищу поблизости от Виньё, и он до сих пор помнил, как называлось старое, давно заброшенное судно, где разыгралась трагедия, — «Куртизанка».

Убийца Глории не удовольствовался тем, что украл частички его организма: кровь, ДНК, волосок из брови, — он украл у него прошлое и использует теперь те места, которые больнее всего ранят комиссара, которые будят в нем самые невыносимые воспоминания. Шарко нашел тогда в трюме «Куртизанки» истекающую кровью молодую девушку и ничем не смог ей помочь. Он, будто наяву, отчетливо видел сейчас обнаженное и все изрезанное — живого места не оставили! — юное тело, непонимание в глазах жертвы, руку, которую она, словно умоляя, протянула к нему… Еще одно из дел, на которые набросились журналисты, — вся страна знала тогда об убийце-энтомологе…

Шарко постарался вернуться в настоящее.

Снег, холод — и машины, которые стоят неподвижно.

Ему потребовалось два часа на то, чтобы съехать с окружной, и еще два — чтобы добраться до Эпине. Абсолютный ад. Было почти десять вечера, он уже изнемогал, и тут зазвонил телефон.

Это была Люси. Наконец-то!

— Дорогая моя! Милая!

Ему хотелось выть, орать, реветь. Никому и никогда он не позволит причинить ей зло. Никому и никогда.

В трубке звучал тихий женский голос — она была так далеко, она была так недоступна…

— Привет, Франк. Я получила все твои сообщения. Но я не могла позвонить тебе раньше — не было сети.

— Скажи скорее, что с тобой все в порядке. Скажи, что с тобой ничего не случилось!

— В порядке, в порядке. А ты, кажется, паникуешь. У тебя-то что случилось?

— Ничего. Говори! Рассказывай!

— Если коротко, то здесь все сдвинулось с места. Я еду в аэропорт, хочу попробовать взять билет на ближайший рейс до Парижа. Надеюсь вернуться завтра, в четверг. То есть двадцать второго.

Шарко стиснул мобильник так, что заболели пальцы.

— Ты что-нибудь нашла?

— Да, у меня две очень важные, крайне важные новости. Во-первых, Дассонвиль здесь.

— Что?! Но…

— Не беспокойся, все в порядке.

— В порядке? Этот убийца, худший из всех возможных убийц…

— …в бегах, и я наверняка его больше не увижу.

— Ты его…

— Дай мне договорить, черт возьми! Нужно как можно скорее связаться с полицией Нью-Мексико и подключить их к расследованию. Я потеряла Дассонвиля из виду почти четыре часа назад, и он, должно быть, уже далеко. А прибыл он в Альбукерке только затем, чтобы убить одну бывшую журналистку. Вторая важная новость у меня как раз от этой журналистки. Эйлин назвала мне имя: Лео Шеффер.

В голове у комиссара гудело. Дассонвиль в Нью-Мексико. Он попытался сосредоточиться на дороге. Здесь, на более отдаленных шоссе, машин, которые посыпают асфальт солью, нет, и колеса вязнут в снегу…

— Кто он такой, этот Шеффер?

— Специалист по ядерному излучению, доктор медицины, который занимался радиотерапией и уехал из США во Францию — держись крепче! — в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году. То есть год спустя после появления у нас пресловутой рукописи и убийства монахов. Думаю, Шеффер и Дассонвиль — одна шайка и встретились они еще в семидесятых на какой-нибудь научной конференции в Париже. А в восемьдесят седьмом, опять-таки на мой взгляд, монах сам приезжал к Шефферу с рукописью в надежде, что тот сумеет проникнуть в ее секреты.

Шарко услышал гудок автомобиля.

— Они тут ездят как сумасшедшие, — сказала Люси. — Черт с ними, вернемся к Шефферу. Тут все совсем не чисто. По словам журналистки, он ставил опыты на людях, используя их как подопытных кроликов, делал то же самое, что его отец, блестящий ученый-физик, участвовавший — и еще как участвовавший! — в проекте «Манхэттен». Естественно, в связи со всем этим я вспомнила о мальчиках на снимках. Те же подопытные кролики…

Шарко вцепился в руль. Он вспомнил азиатскую малышку в метро, вспомнил свое обещание.