Атомная крепость (илл. И.Ефимова)

– Я приказал ему привести сюда своих людей. Пока их не переловили пограничники, надо уходить за кордон, – заговорил Двадцатый, имея, по-видимому, в виду того своего сообщника, который до сих пор именовал себя Мусой. Снова проклятье сорвалось с губ диверсанта. – Время истекло, а его все нет! Тут оставаться опасно. Идемте. Я знаю одну тропинку, ведущую на ту сторону, – и он решительно направился обратно, туда, откуда они недавно появились.

Русаков оставил Глыбину записку и осторожно последовал за врагами.

Они двигались быстро, освещая себе дорогу, иногда помогая друг другу. Русакову было неизмеримо труднее, он шел в темноте, и ему никто не мог помочь.

Сколько так шли, трудно сказать. Была уже поздняя ночь… Но вот свет факела исчез. Что это могло означать? Русаков осторожно продвигался по круто поднимающемуся ходу и неожиданно очутился на поверхности земли. Он осмотрелся: диверсанты разделились – один из них шел на север, другой – в нем капитан узнал агента Харвуда – уходил на восток. Русаков решительно бросился вслед за ним, к дикому горному хребту, черной стеной поднимавшемуся на горизонте.

Река шумела на дне ущелья. Двадцатый быстро продвигался по узкому балкону. Он смотрел то вперед, туда, где был конец опасного пути и спасение, то назад – он все-таки заметил, что его преследуют. Кто бы это мог быть? И вдруг Двадцатый узнал Русакова. Стало быть, ни он, ни Лучинин и Ясный не погибли! Как же в таком случае он, Двадцатый, может появиться теперь перед Прайсом и Харвудом? Его просто уничтожат. Что же делать? Сдаться Русакову? Нет, это смерть. Надо бежать вперед, на восток, бежать из этой страны… Стрелять в Русакова – значило бы поднимать шум, а это было крайне опасно. Придется, пользуясь расстоянием, просто опередить его и скрыться. И Двадцатый спешил. Каменный балкон привел его в подземный зал с открытым, точно большая дверь, выходом, в котором виднелись звезды. Вот оно – спасение: там Синцзян. Двадцатый рванулся вперед и тотчас отшатнулся – далеко внизу степь горела кострами – огни желтым ожерельем распластались вдоль самой границы. «Ботаники» Смита-Каррайта не стали бы выдавать себя. Со стороны степи доносилось конское ржанье, говор, смех. Это были приведенные в боевую готовность части китайской погранохраны.

Двадцатый прислонился к холодному камню, он понял, что «первый вариант» полностью провалился, а сам он оказался в западне. Он рванул ворот гимнастерки, ища зубами ампулу с ядом.

– Сдавайтесь! – послышался грозный голос. Двадцатый резко обернулся и поднял револьвер, пытаясь угадать, где сейчас находится Русаков, но в то же мгновенье он почувствовал прикосновение штыка к своей спине.

– Бросай оружие! Руки вверх! – приказал сержант Глыбин.

Диверсант вздрогнул и поднял руки.

– Обыщите его, – приказал Русаков сержанту и выстрелил из ракетницы.

Вертолет приземлился через полчаса. С него на поляну сошли генерал Бондаренко и полковник Харламов.

– Ну, капитан, показывайте ваш трофей. – И Бондаренко подошел к сидящему на камне диверсанту. – Так вы думаете, что это тот самый человек, которого мы искали под Красноталом?

– Да, товарищ генерал. Его зовут…

– Как? Вы успели узнать его имя? Как же его зовут?

– Абдулла Османов, – четко сказал Русаков. – Вот он перед вами собственной персоной.

Диверсант в ужасе вскочил на ноги. Бондаренко смотрел на него тяжелым взглядом.

– Убийца моего сына… Встретились-таки, – произнес он с ненавистью и презрением.

Глава двенадцатая

Майору Ундасынову пришлось перенести тяжелый удар: Ухваткин исчез. Недавний больной одного из санаториев в Койсара, он как сквозь землю провалился. Случилось это примерно в то же время, когда был схвачен Двадцатый. Генерал Бондаренко уничтожающим взглядом смерил Ундасынова с ног до головы.

– Вы, майор, понимаете, как это называется? Связь, которую Ухваткин поддерживал с Абдуллой Османовым, вы так и не сумели обнаружить. Больше того, Ухваткину была передана вторая кассета с микропленкой, однако вы и этого не заметили. И, наконец, человек, с которого вы не спускали глаз, – исчез.

Ундасынов молчал, не зная, куда деваться от стыда.

– Переживаете? – сказал Бондаренко. – Заслуженно. Но государству нет никакого дела до наших с вами переживаний, оно требует от нас обезвредить вражеского агента, и мы должны сделать это во что бы то ни стало.

– Слушаюсь, товарищ генерал.

Бондаренко прошел к письменному столу и склонился над картой.

– Имейте в виду, майор, обыгравший вас вражеский агент сейчас далеко отсюда, в этом можно не сомневаться, в мышеловке он сидел поневоле. Но, с другой стороны, он, по-видимому, слишком опытный разведчик и не сразу отправится в Москву, к своему шефу. Вот и давайте сообразим, где он может быть. Медлить нам с вами никак нельзя.

Степь раскинулась бескрайним зеленым ковром от горизонта ло горизонта. Прошли обильные дожди, принесшие свежесть и аромат травы. Днями солнце катилось по голубому куполу величаво медленно, огромное, ласковое. По вечерам небо пылало багровыми закатами, рваные края темных туч, окаймленные лучами уже невидимого солнца, низко склонялись над потемневшей землей. С ночью снова приходил свежий звон крупных дождевых капель, и лужи не просыхали до полудня. Такой погоды в этих краях давно не было. Люди гадали – отчего бы такая перемена?

В поезде местного сообщения обращал на себя внимание нескладный детина с ружьем в чехле: он был общителен и любезен.

– Казахстан – рай для охотников, – говорил он, жестикулируя ружьем. – А охота, что может быть лучше для отдыха, для успокоения нервной системы, для восстановления и сил, и душевного равновесия.

Пассажиры вежливо поддакивали, энтузиазм охотника заражал и их. Но тот, кажется, адресовался главным образом к сидевшему напротив крепкого сложения человеку с небольшими рыжими усиками. Наконец он прямо сказал:

– Не хотите, ли составить компанию, а? Тут неподалеку есть такое озеро – чудо! Дичи – полно! А какая тишина, безлюдье, покой!

Мужчина с усиками нехотя потянулся, внимательно посмотрел на веселого охотника, подумал.

– Пожалуй, – согласился он. – Только как же я буду охотиться без ружья-то?

– Пустяки, – радостно засуетился охотник. – Вы с моим ружьишком, а я с удочками – вот они у меня, потом – наоборот. Идет?

– Идет.

Они сошли на ближайшей же станции и пошли по степи.

Солнце в зените. Озеро – в мелкой ряби ласковой, еле заметной волны. Утки лениво качаются на воде, неожиданно поднимаются в побледневшее от зноя небо, тянут в далекие камыши, густо обступившие тихие воды.

– Благодать, – сказал общительный охотник, снимая рюкзак. – Меня можете звать Василием Ивановичем. Ухваткин – моя фамилия. Между прочим, ленинградец, то есть, конечно, в прошлом.

Спутник Ухваткина молчал. Сбросив поклажу, он растянулся на берегу и как бы задремал.

– Между прочим, давайте-ка закусим, не мешает, – снова засуетился Ухваткин.