Атомные танкисты. Ядерная война СССР против НАТО

– А если они не уйдут, не подорвут и штурмовать все-таки придется?

– Тогда возможны разные варианты. Или берем объект, потом осматриваем, забираем все самое важное, подрываем и уходим. Или…

– Что «или»?

– Или не берем. Если, к примеру, у нас силенок не хватит и они отразят все наши атаки. Тогда придется окружить объект и ждать дальнейших приказаний, а также подхода подкреплений. Ну или, как вариант, мы можем опоздать. Они могут рискнуть вывезти персонал по воздуху, скажем, на вертолетах, и взорвать объект. Но мои люди, которые сейчас находятся непосредственно возле объекта, докладывают, что никакого особого движения там пока нет. Зато есть все признаки того, что там ждут автотранспорт для эвакуации этого самого «ОМП». И, как сам понимаешь, для вывоза спецбоеприпасов требуется спецавтотранспорт…

– Из чего это следует?

– Стоящие вокруг объекта англичане даже не пытаются рыть окопы или минировать подступы, и это, Андрей, нам безусловно в плюс. Но все равно счет идет на часы…

– Ага, если не получится еще один, тоже весьма вероятный вариант…

– Какой?

– Такой, что всех нас, ну, или почти всех, дорогая моя Оля, укокошат во время этого самого штурма…

– Если укокошат – значит, не судьба. Только, по-моему, погибнуть в бою все-таки почетно…

– Или по нечетно. Это да, в бою оно, конечно, лучше, чем от водки и от простуд, как пел классик. Или грудь в крестах, или голова в кустах. А учитывая, что у них там, на объекте, до черта техники… Кстати, если твои люди сидят рядом с объектом и держат связь с тобой – они хоть примерно посчитали, сколько там танков и прочего?

– Судя по всему, там находятся подразделения 1-го Королевского танкового полка, 4-го Собственного Королевского гусарского полка и 1-го Ее Величества драгунского гвардейского полка. Эти части, разумеется, уже потрепаны в предыдущих боях, но все-таки в окрестностях объекта находится до 40 «Чифтенов», несколько десятков «Скимитеров», «Скорпионов», «Спартанов» и прочих «Троудженов», а также техника бельгийской армии – несколько «Леопардов-1», легкие «Скорпионы», бронетранспортеры «Спартан» и «М-113»…

– Во-во. Там до черта вполне современных танков, и даже если они не врыли их в капониры, они все равно сидят в довольно прочной обороне, возможно, опирающейся на долговременные сооружения, и вооружены если не до зубов, то наверняка очень неплохо. Отсюда я и предполагаю, что мы при штурме поляжем там почти все. Хотя приказ есть приказ…

– Вот именно. Знаешь, в начале войны у нас в группе было полсотни человек, сейчас осталось меньше половины, и даже мой непосредственный начальник, он же напарник по многолетней нелегальной работе, погиб в самом начале. И ничего с этим не поделать. А ведь все они не дураки были – опытные диверсанты, многие из которых бывали со мной, к примеру, в Бейруте или успели повоевать в Афганистане…

– Где-где? Ладно Афганистан, но в Бейруте-то вы чего делали?

– Вообще-то это военная тайна, но сейчас уже можно… Наша резидентура, помимо прочего, взаимодействовала с такими всемирно известными организациями, как «Красные бригады» и «Организация освобождения Палестины». И в рамках этого самого взаимодействия меня заносило в том числе и в Ливан. Там сейчас очень интересно. Было… Ну так вот, они все были отчетливые профессионалы, но погибли в основном как раз потому, что выполняли приказ в условиях, которые невозможно было предугадать и отработать заранее, – уж слишком много сейчас вокруг практически любого мало-мальски значимого объекта для диверсий вражеских войск и техники. Тут поневоле начинаешь свыкаться со своей одноразовостью…

– Одноразовые войска, Оля – это ВДВ.

– Почему?

– Сама посуди – человека всю службу натаскивают ради одного-единственного прыжка. Два года готовят солдата к тому, чтобы он, выполнив это единственное задание, нанес при этом максимальный ущерб противнику. Даже ценой собственной жизни. Я же тоже после школы сначала хотел было в Рязанское поступать – тельник, голубой берет, научат мордой кирпичи разбивать, девушки млеют, то-се, красота… Но туда конкурс, как в МГУ или МГИМО. В итоге подался в танкисты – и спокойнее, поскольку меньше шансов досрочно самоубиться, и к дому поближе. И потом, уже служа здесь, в ГДР, я спрашивал знакомых офицеров-парашютистов (а они здесь все были весьма крутые, всякие костоломные десантно-штурмовые бригады и батальоны, специально заточенные на уничтожение «Лэнсов», «Першингов», штабов и прочего) – ребята, а что вы будете делать после успешного выполнения задания в глубине обороны противника, если уцелеете? И оказалось, что все расчеты строятся на том, что к ним к этому времени прорвутся наземные войска, те самые «главные силы», или им рекомендуют прорываться навстречу этим самым «главным силам», с максимальным шумом и дымом. А вот на случай неудачи этих самых «главных сил» наши стратегические гении для ВДВ, похоже, вообще ничего не предусматривают…

– Майор, а ты женатый? – вдруг спросила шпионская старлейша, абсолютно без всякой связи со сказанным мной минуту назад. Ага, ну все как всегда. Получается, это она еще долго терпела. Обычно вопрос типа «а ты женат?» любая женщина задает малознакомому мужику на пятой-шестой минуте разговора. Обычно этот вопрос стоит вторым или третьим в списке главных женских нескромных вопросов, после вопросов о здоровье, месте работы и размере зарплаты. При этом в случае, если собеседник женат или мало зарабатывает, дама обычно сразу теряет к нему интерес. Ну-ну, выходит, мыслит эта разведчица-диверсантка вполне себе стереотипно. Хотя, с другой стороны, она же явно видела, что у меня никаких колец на руке нет… Тогда зачем спрашивает? Хочет казаться глупее, чем есть на самом деле? Или она, наоборот, умная и знает, что танкисты никаких колец, в том числе и обручальных, стараются не носить, поскольку внутри танка всегда полно разных выступающих частей и деталей, причем в самых неожиданных местах. И за них, к примеру, сигая в люк по тревоге, вполне можно зацепиться в том числе и кольцом на пальце – раз, и пальца нет. Бывали, знаете ли, случаи…

– Нет, товарищ старший лейтенант, – ответил я в тон ей. – Я не женат, то есть практически совершенно свободен.

– А невеста есть? – упорно продолжала развивать тему Смыслова.

– Была.

– Что значит «была»?

– То самое и значит, что была. Пока в училище учился – была. Встречались. Умница-красавица. Студентка мединститута. Даже пожениться хотели после выпуска. Но меня после окончания засунули служить аж под Кандалакшу. А там зима девять месяцев в году, да такая, что сопли в носу на выдохе замерзают, лес, озера, болота и все удобства во дворе. Зимой ты эти озера и болота по льду преодолеваешь, а летом по дну, с трубой ОПВХ. Понятное дело, что с женитьбой все расстроилось, поскольку она за мной не поехала, чай не декабристка. Первый год она мне еще писала, а потом выскочила за какого-то аспиранта-филолога, с которым вроде бы вполне счастлива. Была…

– Значит – не любила, – сделала логический вывод Смыслова тоном эксперта и продолжила допрос: – А с тобой что дальше было? Неужто никого больше не встретил?

– А вот представь себе. Меня же после северов помотало изрядно – сначала занесло в испытатели, а потом вообще в братскую Эфиопию…

– Куда-куда?

– Я же сказал – в Эфиопию.

– И чего ты там делал?

– Видимо, примерно то же, что и ты в Бейруте у палестинцев товарища Полотенцева. Героически выполнял интернациональный долг. Помогал товарищу полковнику Менгисту отражать агрессию злобного генерала Сиада Барре в этих долбаных экваториальных песках, на фоне которых какие-нибудь туркменские Мары с их Каракумами выглядят как оазис и почти курорт. Можно сказать – воевал…

– И как?

– Отразили. При помощи нас, барбудос товарища Фиделя и прочих басмачей из Йемена.

– Небось и наградили?

– Ага, медалью «За отвагу». Сначала нас всех на ордена Боевого Красного Знамени представили, но наш дорогой замполит, полковник Смыгин, переправил представления на ордена Красной Звезды. А уж в Москве, то ли в ГлавПУРе, то ли еще где, решили, что с нас и медалей вполне хватит. Зато тот самый наш замполит, который из Аддис-Абы вообще не выезжал, болтаясь между отелем, посольством, нашей военной миссией и местным генштабом, удостоился аж ордена Ленина. А после Эфиопии я попал вообще в ГДР. Какая уж тут личная жизнь, при таких-то перемещениях по белу свету… А тебе это зачем?

– Не праздный интерес. По своему опыту знаю, что человек, у которого где-то далеко остались жена и дети, рисковать не любит. И часто это вредит делу. А сейчас на кону довольно много, понимаешь, майор?

– Понимаю, не дурак. Лично я готов хоть в огонь, хоть куда. Меня, кроме родителей, в родном Краснобельске никто не ждет. А у тебя как с этим? Муж-дети есть?

– Да нет. Сначала, когда натурализовывалась здесь, в ФРГ, чисто для прикрытия недолго была замужем. А потом развелась, и в качестве второго мужа у меня уже был напарник и командир, тот самый, который погиб. Какие уж тут дети. Удовлетворен?