Атомный поезд
Шрифт:
На выгруженных контейнерах пломбы были в полном порядке, но, судя по нарисованным на огромных ящиках условным обозначениям, они требовали особо бережного обращения. И неудивительно: из сопроводительных документов следовало, что в контейнерах находились керамические вазы. Поэтому их необходимо плавно поднимать и опускать, строго соблюдать положение «верх — низ» и ставить рядом в соответствии с отметками на стенках.
Все эти требования были выполнены, и контейнеры осторожно погрузили на открытую железнодорожную платформу, соприкоснув именно теми стенками, какими следовало. Теперь им предстояло проделать длинный путь через всю Россию: с востока на запад и с юга на север общей протяжённостью около восьми тысяч километров. Вначале по Транссибирской магистрали: через
Маршрут был выбран довольно странный: гораздо логичнее было бы везти контейнеры морем, обогнув Россию с Востока и избежав двух совершенно лишних погрузочно-разгрузочных операций, существенно удорожающих доставку и повышающих риск повреждения хрупкого груза. Но, в конце концов, это дело грузоотправителя и грузополучателя. Всем остальным, включая пограничников, таможенников, стивидоров и железнодорожников, было на это глубоко наплевать. Безразлично. Как говорят молодые люди из поколения «пепси» — фиолетово.
В те же дни из Турции в Туапсе прибыли два транзитных контейнера с керамическими вазами, идущие через Архангельск в Швецию. В туапсинском порту их с осторожностью перегрузили на железнодорожную платформу, установив строго определённым образом, и отправили малой скоростью с юга на север: через Тиходонск, Москву и Вологду на Архангельск. Протяжённость этого маршрута была поменьше, но тоже солидной — около трёх тысяч километров. Вставали те же вопросы: зачем понадобились две перегрузки и почему вазы не отправили морем вокруг Западной Европы через Босфор и Гибралтар? Но ставить эти вопросы и отвечать на них было некому, потому что те люди, которые могли бы заинтересоваться подобной странностью, не в состоянии анализировать движение миллионов тонн грузов, проходящих через территорию России. А всем остальным это тоже было фиолетово.
Поставленные на железнодорожные платформы и соприкоснувшиеся определёнными стенками контейнеры, во-первых, оживали, так как автоматически включались детекторы низкой радиации. Во-вторых, строго определённая позиция позволяла контролировать чувствительными приёмниками детекторов низкой радиации и правую и левую сторону по ходу своего движения.
Контейнеры начали двигаться практически одновременно, прочёсывая российские железные дороги по самым протяжённым магистралям. Так браконьерские сейнеры вдоль и поперёк тралят дно Охотского моря, вылавливая сотни тонн крабов, морских ежей, трепангов, трубача и другие золотовалютные деликатесы. Одновременно все разведывательные спутники США — «Плутон», «Соколиный глаз», «И-146», «Х-100» и другие вели в том же масштабе времени синхронную, аэрокосмическую съёмку, позволяющую осуществить привязку зафиксированного объекта к местности. А компьютерная реконструкция позволяла отследить передвижение «засвеченного» объекта на определённом участке и, возможно, восстановить его маршрут.
Конечно, существует много железнодорожных веток, которые не захватывались «Сетью», но они были гораздо короче выбранных, а «Мобильный скорпион» нуждался в просторе для манёвра, ему были необходимы длинные, на всю страну перегоны. Поэтому вероятность того, что он попадёт в «Сеть», равнялась семидесяти восьми процентам.
Средняя скорость товарного поезда в России равняется тридцати километрам в час. Опытный железнодорожник с уверенностью скажет, что для благополучия статистики эта цифра завышена на восемь-десять километров. Контейнеры-шпионы неспешно двигались по российским просторам, чутко реагируя на малейшее повышение радиоактивного фона.
Подобных повышений было не так уж и мало. Передвижные лаборатории для контроля рельсов с гамма-дефектоскопами внутри имеются на каждой железной дороге, на наиболее важных магистралях — даже по несколько штук. Сердцем дефектоскопа является ампула с радиоактивным цезием, упрятанная в свинцовую оболочку. Детекторы низкой радиации
чётко их фиксировали, а скрытые за стенками контейнеров фотокамеры производили одновременный снимок жёлтых вагонов с надписью «Лаборатория» на борту — технический эксперт ЦРУ профессор Кольман усовершенствовал своё изобретение.В некоторых местах попадались пятна радиоактивного загрязнения — то ли следы экологической катастрофы в Чернобыле, то ли последствия должностной халатности и менее трагических техногенных ошибок. Счётчики Гейгера реагировали на каждое такое пятно, включая фотоаппараты, которые могли производить съёмку даже в ночное время. Но в чувствительные объективы попадали только поросшие могучим бурьяном пустыри, растрескавшаяся и неухоженная российская земля, свалки искорёженного металла и другие привычные элементы при-железнодорожного ландшафта. Большинство зон повышенной радиоактивности не были известны властям, поэтому, если бы карта низкорадиоактивных загрязнений, полученная аппаратурой проекта «Сеть», оказалась во властных структурах, она могла бы оказать существенную помощь в борьбе за экологическую чистоту Российской Федерации.
В «Сеть» попадалась не только бесполезная фоновая информация. Однажды шпионский контейнер, движущийся по Транссибирской магистрали, засёк специальный воинский эшелон, везущий изготовленные на атомном заводе в Арзамасе-25 ядерные боеголовки в Красноярский полк МБР. Другой раз счётчик Гейгера зафиксировал перевозку урановых стержней для промышленного атомного реактора.
Поскольку для гарантий неуязвимости контейнеров они работали в пассивном режиме, то есть накапливали информацию, но не передавали её, российские военные и промышленные секреты, а также следы отъявленного разгильдяйства и головотяпства накапливались в сверхсовременной аппаратуре, заменившей задекларированные керамические вазы. Но главная добыча, ради которой вся операция «Сеть» и была задумана, в поле зрения чувствительных датчиков детекторов низкой радиации пока не попала.
Шпионский контейнер, следующий с востока на запад, вполне мог встретить БЖРК, потому что наиболее часто атомный поезд выходил от Тиходонска на Волгоград и потом нёсся шесть тысяч километров по Транссибу до Хабаровска и возвращался обратно. Но не в этот раз. Сейчас его пути не совпадали, не встречались и не пересекались с контейнером № 1. Теоретическая вероятность встречи снижалась с каждой новой сотней километров, отстуканной колёсами грузовой платформы, гружённой контейнерами с отправленными из Японии керамическими вазами. И расчётные 78% вероятности постепенно уменьшались, неумолимо стремясь к нулю.
Контейнер, следующий на север по маршруту Туапсе — Архангельск, приближался к Тиходонску. С противоположной стороны БЖРК возвращался из Воркуты на базу в Кротово. Расстояние между ними составляло двести километров и быстро сокращалось… Железнодорожное полотно в этих местах не имело разветвлений, поэтому вероятность успеха операции «Сеть» резко возросла и приближалась к ста процентам.
Звание старшего лейтенанта было присвоено Кудасову ещё быстрее, чем он ожидал, — через две недели после прибытия в Кротово. Гарнизон собирался встречать БЖРК из очередного рейса, сменный экипаж готовился заступать на боевое дежурство. На очередном инструктивном совещании личного состава полковник Булатов вручил Александру новые погоны и пожелал хороших показателей в его первом рейсе и успехов в дальнейшей службе.
— Такое стремительное продвижение, как у вас, встречается крайне редко, — улыбаясь, произнёс полковник. — Это аванс доверия, которое вы должны оправдать.
— Служу России! — чётко сказал Александр.
Обычные в подобных случаях аплодисменты оказались довольно жидкими. Столь стремительное продвижение в званиях нравится немногим. Из слов Булатова большинство присутствующих сделали вывод, что у Кудасова есть «волосатая рука» и Кротово — тот трамплин, с которого он запрыгнет в заоблачные карьерные высоты. Сам Александр был бы польщён таким мнением, но скоро в отношениях с окружающими, особенно молодыми офицерами, он явственно ощутил холодок.