Атомный век

– Как они здесь очутились?..

Ведь получалось, что война протекала не так, как мы привыкли думать, решил каждый из них. А это значит, что есть что-то такое, чего мы не знаем. Было отчего удивиться и призадуматься.

Берзалов приказал загнать оба бронетранспортёра в ближайший лесок, объявил двухчасовой перекур и как бы между делом вышел размяться. Гаврилов с вопросительным лицом оказался тут как тут. Пришлось отключиться от связи и разоткровенничаться по сути вещей:

– Я вам не всё сказал, Федор Дмитриевич… – признался Берзалов, невольно пряча глаза.

Не любил он обманывать людей, не в его это было характере, иначе бы он в своё время не стал бы чемпионом WBA. Бокс не любит ловкачей, он отбирает не только талантливых и ловких, но и сильных духом. Правда, твой дух могут использовать более умные люди, но это не тот случай, думал Берзалов. Нет, Гаврилов меня не использует. Он такой же, как я, но умнее, это надо признать. Вон как хитро глядит с прищуром.

– Я уже понял, Роман Георгиевич… – тактично отозвался Гаврилов, предоставляя начальству самостоятельно выпутываться из щекотливой ситуации.

– То, что я вам сейчас скажу, я не должен был говорить, – предупредил его Берзалов, – но обстоятельства…

– Да я понимаю… – избавил его от объяснений Гаврилов.

– В общем, мы вышли на американский десант. А это сила, понимаете?

– Понимаю, – отозвался Гаврилов. – Болтали об этом в бригаде, что могли десант здесь выбросить.

– Не здесь, – уточнил Берзалов, – под Харьковом.

– Ну да, – согласился Гаврилов.

– Кто первый её заполучит, тот и будет править Россией в ближайшие сто лет. Нельзя допустить, чтобы, например, новгородцы нашли их первыми, тогда мы проиграем, и это конец.

– Понял… – Гаврилов снял шлем и задумчиво почесал лысую, морщинистую голову. – Это не конец России, – согласился он, – но это конец нам. – Что мы выберем?

– Долг, – не задумываясь, сказал Берзалов

– Значит, мы имеем цель?.. – осознал Гаврилов всю масштабность глубокой разведки.

– Да, нам нужно, как минимум, обратить застрявших здесь американцев в своих союзников или, по крайней мере, получить представление, на чьей они стороне, или не допустить, чтобы они стали нашими врагами.

– А-а-а?.. – и Гаврилов, сделав странные глаза, показал себе за спину, где меж лысых холмов, с белыми вершинами, застыли две коробки американской техники и, видно, хотел задать вопрос о «втором ударе», но, естественно, не задал. Зачем сотрясать воздух?

– А максимум – уничтожить. Вот я и хотел с вами посоветоваться, – сказал Берзалов. – Что вы думаете по этому поводу?

– Думаю, что нас кто-то опередил.

– Свои опередили, – уверенно ответил Берзалов. – Свои. Самое непонятное, что они где-то впереди, – он посмотрел вглубь леса, словно желая что-то в нём разглядеть. – Но, я думаю, что погибли.

– Значит ли это, что американцы всё-таки враги?

– Не знаю… – тяжело вздохнув, признался Берзалов. – Кто-то же их всех приголубил.

В этот момент он совершенно забыл, что одна из групп дралась с таинственными механизмами. Вылетел у него, как назло, из головы этот факт, а точнее, не вписывался он в картину, которую Берзалов себе нарисовал, поэтому он и не вспомнил о нём.

– А может, их зацепили во время войны?.. – предположил Гаврилов и настороженно посмотрел в ту сторону неба, которое было зеленоватым, как лягушка.

Берзалов подумал, что они уже привыкли к этому странному цвету, который, похоже, не означает никакой реальной опасности, как и зарницы на горизонте, которые, однако, как будто бы стали ближе и ярче, и вроде бы даже гром стал доноситься. А ещё звезды стали крупнее и висели, словно фонари над головой – это тоже факт, от которого не открестишься. Даже днем светятся. Но на такие мелочи они уже не обращали внимание – мало ли что там в космосе происходит, нам бы на земле разобраться.

– Может быть… – согласился он, – может быть… Однако характер поражения говорит о том, что против них применили пучковое оружие, энергию в чистом виде.

Берзалов вдруг вспомнил, как шумит реликтовый гелий, именно так, как шумит солнце и вообще глубокий космос. А это значит… это значит… До ответа ему остался один единственный шаг, но он его не сделал. Не хватило толчка, намёка, картинка не сложилась, и он не сделал вывод.

– Что это такое?.. – удивился Гаврилов, хотя, разумеется, слышал о нём.

– Ну-у-у… – замялся Берзалов, – это моё предположение… – Оружия такого я не знаю. Объемное знаю, а пучковое – не знаю, чисто теоретически…

– Знаете, что… – в страшном сомнении начал говорить Гаврилов, но к ним уже с очумелыми глазами, спотыкаясь, как угорелый, нёсся Ефрем Бур, как всегда, теряя по дороге магазины, и он замолчал на полуслове.

– Товарищ старший лейтенант!.. Товарищ старший лейтенант!.. – кричал из последних сил Бур. – Там это… там такое!..

– Что?.. – оглянулся Берзалов, и душа у него похолодела от дурного предчувствия.

– Это… как его… вертолётчика нашли… – радостно доложил запыхавшийся Бур, – меня старший сержант послал...

– Как?! Где?! – в один голос вскричали Берзалов и Гаврилов.

– Да на хуторе неподалеку. Мы не дошли-то метров пятьсот… – начал объяснять Бур, но они оба его уже не слушали, а бежали что есть мочи туда, по заросшей лесной дороге, на которой, как маяк, подавая сигналы, метался старший сержант, командир первого отделения Иван Архипов.

***

Хутор находился в излучине реки. По правую руку стоял корабельный лес, а на берегу в крохотной бухточке, за стеной камыша – дом, да так уютно и к месту, что разглядеть его под сенью развесистых тополей да за вековым дубом мог разве что только опытный глаз, такой, как у Архипова или у Юпитина.

Капитана Русакова Берзалов узнал сразу. Возил он их и в транспортниках, и прилетал на «санитаре». Только был он тогда весьма представительным, властным и имел командный голос, от которого пчёлы на лету мёд роняли, а сейчас усох килограммов на двадцать пять с маленьким гаком, покрылся морщинами, вроде бы даже стал меньше ростом, ну и чуб соответственно сделался белым, словно Русакову было не тридцати семь лет, а все пятьдесят.

Обрадовался он, прослезился, и они обнялись. Куртку реглан, штаны и берцы ему, разумеется, тут же вернули, а то он был одет, как сельчанин – в штопанный-перештопанный тельник, в пиджак с чужого плеча, с короткими рукавами, и в разбитых донельзя кроссовках, которые просили каши. Подождали, когда он переоденется, попрыгает на месте, пощупает себя со всех сторон, скажет многозначительное: «Ага…» Правда, Берзалов заметил, что на лице у него пробежала странная тень недоумения, но не придал этому факту значения, а с радостью достал заветную фляжку со спиртом – настало её время. Выпили, закусили тушёнкой.