Аурингард

Самой разумной, спокойной и милосердной была Валорет. Мне бы стоило поговорить с Хаффуром, моим самым первым союзником, с самого начала ставшего военачальником моих Темных войск. Но я вызвал Валорет.

— Что я хочу? Я не прочь и сам узнать это. Скажи мне, прекрасная, отчего я не могу найти себе места в этот день. Вчера я шел узнать, что есть в моих краях. Я не узнал ничего нового, все осталось так же, как было прежде. Но почему тогда я мечусь теперь, словно нигде в этом мире, мне принадлежащем, нет ни клочка моей земли. Ни одна мысль не остается надолго жить в моей голове, а заменяется другой, еще менее долговечной.

Я пьян, хотя не пил ни капли, да и не могу опьянеть. Поведай, Валорет, что со мной.

Тихий удивленный вздох разнесся над озером после моих яростных речей, одновременно успокаивая разбуженные воды. Призрак слабо замерцал.

— Как ответить? Мне известны эти ощущения, но я совсем не уверена, что причина их у тебя та, что их вызывает. Ты просто не можешь сделать это.

Для этого нужно иметь чувства, а ты, Аур, давно их уничтожил в своей душе. Нет, это невозможно, хотя другой причины я не знаю.

— И что же это? — я призвал все свое умение владеть собой.

— Смертные называют это любовью, — Валорет повернулась и двинулась прочь. Оглянулась: — Но ты ищи другое, из-за чего волнуешься. Любовь тебе недоступна, — прошелестело над озером, а потом призрак растворился в воздухе.

Я долго смотрел в темную глубину озера, прежде чем шевельнулся и встал.

Руку протянул я к другому ночному цветку, но на этот раз растение не отклонилось от жеста и не погибло от прикосновения. В смятении я медленно пошел обратной дорогой к постоялому двору.

Любовь… Что она имела в виду? Я знаю, что такое любовь, я часто наблюдал ее у разумных, и не сказал бы, что она пробуждала во мне какие-то отклики. Некое состояние разума и тела, обычно присущее двум близким по духу существам и побуждающее их на странные решения и поступки. Но для этого необходимо иметь чувства и кого-то, к которому их проявлять. У меня же не было и не могло быть ни того, ни другого.

Валорет сказала верно. Жизнь, чувства и эмоции, что остались во мне, заключены в Магии и посвящены ей.

Я вернулся к постоялому двору, когда первые утренние птицы уже спели свои песни. Хозяин уже не спал и, увидев меня, согнулся в поклоне. Он помнил деньги в моем кошельке.

— Я отвел вашу даму в лучшую комнату, — сообщил он мне, ожидая награды.

Я не стал обманывать его надежд, и только спустя минуту озадачился: что за милосердие к мелким мира сего?

Поднявшись по скрипучим ступеням наверх, я остановился у двери, постучался и спустя несколько секунд вошел. Лири не спала и одетая стояла у окна. Комната действительно была неплохой, но хуже, чем я ожидал.

Женщина повернула лицо ко мне, явно не зная, что сказать. Я же увидел ее впервые при дневном свете и потерял дар речи…

О Создатель, было ли еще когда-либо сотворено тобою существо столь прекрасное? Тот облик, который являлся окружающим, был не более чем маской, красивой и только. Лицо же, под ней скрывающееся, прекраснее всего оказалось, что я смел себе вообразить когда-либо. Лучшие эльфийские красавицы, знакомые мне, были лишь тенью этого лика.

Существо, подобное высшим ангелам, когда-то виденным мной, стояло в этой комнате. И она явно не сознавала своего счастья, ибо никогда не видела себя настоящую, а только эту маску, неизвестно зачем надетую в день ее рождения.

Я знал чародея, который мог это сделать, но не так давно предал его смерти. Теперь я пожалел об этом, ибо хотел узнать, чего он думал этим добиться. Если бы я умертвил его не больше десяти лет назад, с ним еще можно было бы поговорить. Но теперь его дух витает в недосягаемых даже для меня сферах.

Однако я могу снять его чары. И я это сделаю.

Женщина стояла, все более и более смущаясь под моим пристальным взглядом. Она давно уже опустила глаза, и неудивительно. Никто не мог выдержать моего взора больше чем несколько мгновений, даже Хаффур.

— Как ты спала, Лири?

— Я… не спала, господин.

— Почему? Что же ты делала?

— Я смотрела в окно.

Я огляделся. Ни одна вещь в комнате не была сдвинута с места или тронута. Лири даже не присела.

— Ты стояла всю ночь?

— Да, господин.

— Почему?

— Я… боюсь испачкать то, до чего дотронусь, господин.

— Но, Лири, я же заплатил за это.

— Не стоило этого делать, господин.

Лири неожиданно заплакала. Я шагнул к ней и взял ее руку. Женщина вдруг расслабилась и упала на пол. Я поднял ее и понял, что Лири в обмороке.

Она бессознательно реагировала на присутствие рядом с ней такого существа, как я. Вряд ли это было известно ей, но чувствовали тело и инстинкт.

Оставив ее лежать на кровати, я спустился вниз и взял у хозяина еду.

Когда я вернулся, Лири уже пришла в себя и сжалась в комочек. Осторожно, чтобы не напугать ее, я поставил поднос перед ней и начал расспрашивать.

Ей было двадцать лет, родителей и родной дом она не помнила.

Воспоминания начинались, когда хозяин жестоко бил ее за малейшую провинность, а потом продал бродячему артисту и чародею, который проводил с ней свои колдовские опыты. Однажды чародей исчез, и ее подобрали бродяги, которые, хоть и плохо с ней обращались, но досыта кормили. Несколько лет назад Лири сумела ускользнуть от этой банды и спустя многие месяцы скитаний пришла в Энал, где хозяин одного трактира, увидев красивую нищенку, предложил ей постоянную еду в оплату за демонстрацию обнаженного тела перед посетителями его заведения. Он хотел и большего, но так как Лири еще не решилась на продажу самой себя, оставил пока ее в покое, однако с намерениями со временем добиться своего.

Ночевала Лири где придется, в основном на центральной рыночной площади города, где каждую ночь горели костры из дневного мусора. Там бывало тепло, и многие бродяги также находили приют около пламени.

Так прошло пять недель, и появился я.

Она увидела, как я вошел в трактир, и сразу почувствовала что-то странное. Появилось ощущение, что все меняется. Когда бандит подошел ко мне, ей захотелось, чтобы я одержал над ним верх. Но когда так и случилось, она выскользнула, стараясь, чтобы я ее не заметил, потому что почему-то боялась меня. Она очень храбрая, годы испытаний сделали ее в двадцать лет много мужественнее многих, но меня испугалась очень, чувствовала, что со мной связано что-то страшное.

— Лири, я ведь тоже ощутил, что все меняется, — сказал я ей. — Всю эту ночь я провел в безумных стремлениях понять, что случилось. И похоже, что невероятное предположение, которое никак не может быть правильным, оказалось правдой.

Она вопросительно взглянула на меня. Во взоре больше не было страха, но некоторое беспокойство еще оставалось. Я смотрел мимо нее, чтобы не испугать взглядом.

— Я никогда не знал, что такое любовь. На самом деле я и сейчас не уверен в этом. Слишком невероятно. Но… Я люблю тебя, Лири.