Аваддон-Губитель
Шрифт:
27 сентября. — В 4 часа мы возобновили движение, пытаясь найти место, где можно будет подняться в гору, и нашли его в 7 часов, но со стороны, противоположной той, на какую рассчитывали, — перед нами был голый утес, с виду безобидный. Мы поднялись еще немного, ища укрытия от авиации в очень редкой рощице, и там обнаружили, что по скале пролегает дорога, хотя по ней за весь день никто не проехал. К вечеру на середину горы поднялись солдат и крестьянин, некоторое время они играли там в карты, не видя нас. Анисето пошел на разведку и заметил в одном из ближайших домов порядочный отряд солдат — эта дорога была бы для нас самой удобной, но теперь ее перерезали. Утром мы увидели, что на соседнюю гору поднимается колонна солдат, их снаряжение блестело на солнце, а потом, в полдень, послышались отдельные выстрелы и несколько очередей, раздались крики, — «Вот здесь», «Он выходит отсюда», «Ты выйдешь или нет?», — сопровождаемые выстрелами. Мы не знаем, что сталось с этим человеком, предполагаем, что это мог быть Камба. В сумерки двинулись в путь, пытаясь спуститься к воде по другому склону, и оказались в зарослях, чуть более густых, чем прежние; пришлось брать воду в этом же каньоне, потому что там не давала к ней подойти скала. По радио сообщили,
213
То есть в Валье-Гранде.
Команданте искал зону, где идти было бы не так трудно и мы сумели бы отдохнуть и подкрепиться. Но для этого надо было прорвать два кольца: одно, ближайшее, прямо перед нами, и другое, большое кольцо, по которому расположились солдаты, о чем мы узнали из сообщений по радио. В последние дни сентября и в начале октября мы старались днем держаться в укрытии, хотя и делали несколько попыток отыскать выход. В довершение беды у нас кончилась вода. Пришлось пить какую-то очень горькую воду, да и ту добывали с великой опасностью по ночам, заметая свои следы. Мы слышали, как вблизи от нас проходят солдаты, каждый раз их было все больше, и все хорошо вооружены. Когда разжигали костер, прикрывали его чуть ли не одеялами, чтобы они не заметили.
Рассчитывают, что команданте Эрнесто Че Гевару с часу на час удастся захватить, так как он уже несколько дней окружен плотным кольцом. Каменистая почва и колючки превращают здесь тело любого человека в сплошную рану. Непроходимые заросли, сухие и ощетинившиеся шипами, делают почти невозможным перемещение даже днем, разве что вдоль горных потоков, которые все находятся под неусыпным наблюдением. Невозможно понять, каким образом партизаны выдерживают это окружение — жажду, голод, страх. «Этот человек живым не уйдет», — сказал нам один офицер. (От военного корреспондента.)
Так мы продержались до 8 октября. Накануне исполнилось одиннадцать месяцев с начала нашей партизанской войны. Ночь была холодная. Продвигались очень медленно, потому что Чино трудно идти в темноте, у Моро болела нога, и команданте без лекарств от астмы сильно мучился. В два часа ночи остановились передохнуть. В четыре часа двинулись дальше. Было нас 17 человек, мы шли по ущелью Юро в темноте и молча, чтобы не выдать себя. Когда взошло солнце, команданте стал изучать ситуацию, искать хребет, перевалив через который можно было бы пройти к реке Сан-Лоренсо. Но все высоты были почти голые, незамеченными пройти невозможно. Тогда команданте решил послать три пары на разведку: одну направо, другую прямо и третью налево. Вскоре они вернулись и доложили, что все выходы отрезаны. И назад мы не могли повернуть — по тропе, по которой прошли ночью, днем было идти невозможно. Тогда команданте решил, что нам надо спрятаться в боковом ущелье и воздерживаться от боевых действий, сколько будет возможно, потому что если они начнутся хотя бы после трех часов, мы бы смогли сопротивляться до захода солнца, и тогда в темноте нам бы удалось выйти из окружения.
В восемь утра крестьянин по имени Виктор явился на военный пункт в Ла-Игере с сообщением, что в зарослях вблизи его ранчо передвигаются незнакомые люди. Офицер заплатил информатору и немедленно передал известие отрядам рейнджеров [214] , расположенным в этой зоне. Майор Мигель Айороа, командующий двумя ротами рейнджеров, действовавшими в регионе, отдал по радио приказ блокировать выходы из ущелий Сан-Антонио, Ягуэй и Юро. Капитан Прадо со своим отрядом отправился к ущелью Юро, и его люди около полудня столкнулись с партизанами. В первой же стычке были убиты два солдата. Беспорядочная стрельба продолжалась около трех часов. Рейнджеры постепенно занимали территорию и приблизились к неприятелю метров на 70. В пятнадцать тридцать партизаны потерпели первый заметный урон. (Из военной сводки.)
214
Рейнджеры (англ.)— бойцы диверсионно-десантной группы.
На нашу беду атака началась в полдень — как я тебе говорил, команданте надеялся, что она задержится хотя бы до трех часов. Стали доноситься пулеметные очереди — к счастью, они пока били по той дороге, по которой мы прошли ночью. Очевидно, там полагали, что мы еще в пути. Это позволило нам выиграть время. Команданте разделил нас на три группы, условившись о месте, где мы должны встретиться с наступлением темноты. Но когда моя группа туда пришла, мы никого не застали. Мы молча переглянулись и рухнули наземь от усталости и тревоги, мы надеялись все же, что Че со своей группой, не имея возможности дойти до условленного места, решил идти к Сан-Лоренсо.
Палито замолчал. Мартин, лежа на спине, почувствовал, что сейчас начнется приступ астмы. «Моей астмы», — подумал он, как человек, с удивлением вдруг понимающий, что совершает самый низкий поступок в своей жизни. После долгого, жуткого молчания Палито он услышал, как тот очень тихо говорит: «Мы не знали, что вся его группа погибла, что команданте Эрнесто Че Гевара ранен, взят в плен и вскоре будет убит самым…» Но последних слов Марсело уже не расслышал. Больше они в ту ночь не разговаривали.
Мы развернулись, чтобы окружить партизан, и сразу же пошли в атаку. Первый мятежник, которого мы увидели, был тот, кого опознали как некоего Вилли, а за ним шел тот, кого мы затем опознали как Че. Немедленно мы открыли огонь, Че был ранен пулеметной очередью. Вилли и другие попытались его оттащить,
пока продолжался бой. Следующие очереди наших рейнджеров сбили с команданте берет и ранили его в грудь. Прикрываемый товарищами, Вилли сумел донести своего командира до холма, где их встретил огнем другой отряд рейнджеров. Изнемогший от напряжения, с телом командира на плечах, Вилли остановился, чтобы передохнуть и чем-то помочь Геваре, но тут солдаты из засады приказали ему сдаться. Прежде чем мятежники успели выстрелить, рейнджеры опередили их, потом подошли к ним. Че был тяжело ранен, и астма затрудняла дыхание. Тогда мы передали шифровку: «Привет, Сатурн. Папа у нас». (Сообщение капитана Прадо.)Четыре солдата несли Гевару на одеяле до Ла-Игеры, находившейся в нескольких километрах от места взятия его в плен. Там капитан Прадо передал пленных полковнику Селичу, дежурному воинской части. Была произведена опись предметов, найденных в походной сумке Гевары: два дневника, кодекс законов, записная книжка с шифрованными записями, переписанный рукой Че сборник стихов, часы и еще три-четыре книги. (Из военной сводки в Боливийской армии.)
Первым говорил с Че полковник Селич. Мы, раненые солдаты, так же как Гевара, находились в ангаре. Но он был в другом конце ангара, и мы плохо понимали, что там говорят, хотя ясно слышали полковника, потому что он кричал. Он говорил об Америке. Полковник долго занимался Геварой, наверно, час или больше. Они о чем-то спорили — полковник хотел что-то выяснить, а Гевара отказывался отвечать. Вдруг Гевара влепил полковнику пощечину правой рукой. Тогда полковник поднялся и ушел. Майор Гусман хотел перевезти Гевару на вертолете в госпиталь, но полковник воспротивился, и нас повезли без него. (Рассказ солдата Хименеса.)
Едва вертолет с ранеными и убитыми солдатам поднялся в воздух, у оставшегося партизана усилились боли. Он что-то пробормотал. Я приложил ухо к его губам и услышал, что он шепчет: «Мне очень плохо, прошу вас, сделайте что-нибудь, чтобы унять боль». Я не знал, что делать, но он сам мне показал как его повернуть, чтобы облегчить страдания. «Во здесь, в груди, пожалуйста», — сказал он. Потом всю ночь стонал. (Рассказ лейтенанта, которому поручили пленного.)
Че вместе с другими пленными перевезли в небольшую школу в Ла-Игере, там, в одном из классов, он провел всю ночь. (Сообщение журналиста.)
Вот я в вашей власти, скорбящие пространства, забытый и одинокий.
9 октября, в воскресенье, в два часа дня президент Баррьентос и генерал Овандо получили сообщение о захвате Че. Состоялось совещание высшего командного состава. Генералы Торрес и Васкес внесли предложение расстрелять его. Никто не возражал. Немного спустя генерал Овандо передал в Валье-Гранде следующий приказ: «Передайте привет папе». Приказ был получен в Ла-Игере полковником Мигелем Айороа. Он передал его лейтенанту Пересу, а тот, в свои черед, — унтер-офицеру Марио Терану и сержанту Уанке. Палачи взяли свои карабины. В помещении, где был заперт Че, лежал, также связанный, партизан Вилли. Когда Теран вошел, Вилли его обругал, и Теран выстрелил ему в голову. Так же поступил Уанка с Рейнагой, который был заперт в соседнем классе. По жребию убить команданте Гевару выпало Марио Терану. Едва выйдя из класса, в котором он прикончил Вилли, он, охваченный страхом, решил сменить оружие на более надежное и направился к лейтенанту Пересу просить автомат М-2. Теран был невысокого роста, хлипкий. (Версия Антонио Аргедаса, боливийского экс-министра, сообщенная издательству «Пренса Латина».)
Я предан и похищен для казни:
глядите, невзгоды, на мои наряды для вечности.
Дни, годы, облака, что сделаете вы со мной!
Когда я вошел в класс, Че поднялся и сказал мне:
— Вы пришли меня убить.
Я был ошеломлен и, опустив голову, не отвечал.
— Что сказали остальные? — спросил он.
Я ответил, что ничего.
Я все не решался выстрелить. В этот миг Че показался мне очень высоким, огромным. Глаза его ярко блестели. Мне почудилось, что он сейчас на меня бросится, и у меня закружилась голова.
— Успокойтесь, — сказал он. — Цельтесь точней.
Скажи нам, где ты прячешься, о наша смерть,
которую никто не смог увидеть,
немыслимую и безмолвную.
Тогда я отступил на шаг к двери, закрыл глаза и дал первую очередь. Че с перебитыми ногами упал на пол, стал корчиться в судорогах, кровь текла ручьями. Я приободрился и дал вторую очередь — попал ему в руку, в плечо и, наконец, в сердце. (Рассказ унтер-офицера Терана Аргедасу.)
Труп Че, еще теплый, потащили на носилках к тому месту, где его должен был подобрать вертолет. Пол и стены класса были забрызганы кровью, но никто из солдат не захотел их отмывать. Это сделал священник немец, который молча смыл пятна и собрал в платок пули, прострелившие навылет тело Гевары.
Как только прибыл вертолет, носилки привязали к одному из полозьев. Труп, еще одетый в походную куртку, обернули холстом. Кубинец Эдди Гонсалес, который в Гаване держал кабаре в эпоху Батисты, подошел к нему и ударил по застывшему лицу мертвого команданте.
Когда вертолет прилетел на место назначения, тело положили на доску, голова с открытыми глазами свисала с доски. Полуголого, распростертого на доске, его положили на раковину умывальника, затем последовали вспышки фотоаппаратов.
Топором отрубили кисти рук, чтобы помешать опознанию. Но и тело было изувечено в разных местах.
Его винтовка досталась полковнику Анайе, часы — генералу Овандо. Один из солдат, участвовавших в операции, снял с него мокасины, которые кто-то из товарищей Гевары смастерил ему в горах. Но, поскольку они были слишком изношены и истрепаны от сырости, воспользоваться ими не пришлось. (Из сообщений в прессе.)