Аванпост
Шрифт:
– Ты мне про убийство расскажи, – задыхаясь, выговорил Голубь.
– Санитар сказал… что Мальцу лучше… и есть надежда… и я не стал пробовать. Но этот мерзавец… стащил у меня… зажим… и… и… убил…
– Пенкрофт?!
– Он… – Шполянский взметнулся в воздух и с хрипом упал вниз. Потом с судорожным вздохом добавил:– Но у него есть еще одно имя…
– Лапорте!
– Д-да!… О-ох!
Так, значит, Лапорте – это Пенкрофт? Кто бы мог подумать… О, какой же он дурак!… Ведь когда он играл в Мурзуке «Si I'on savait», Малец выкрикнул «убийца» и бросился на Пенкрофта…
Голубь
Он уже умер или пока нет?…
Его опять закрывают… Он чувствует на губах пену… Сколько, интересно, прошло времени? Кругом темно… Кровь с шумом стучит в виски, и… он теряет сознание… «Кончено… Слава Богу, наконец-то кончено…» – последняя рефлекторная мысль, мелькнувшая у него в мозгу…
Очнулся он на больничной койке. Над ним заботливо склонился врач. Вместе с капитаном. Рыжий санитар держит на вытянутой вверх руке лампу. Сзади фельдфебель Латуре. Что это? Он вынес все двадцать четыре часа?
Ему льют в рот бренди. Сразу становится тепло, кровь приходит в движение. Черт бы побрал этот его несокрушимый организм!
Полковой врач случает сердце.
– Этот человек из железа. Сердцебиение уже ритмичное…
– Фельдфебель… – говорит капитан, – когда больному станет лучше, проводите его в канцелярию… Желаю вам выздоровления, мой друг…
Что?!. Что значит «мой друг»? И «выздоровления»? С каких это пор капитан так нежен с ним?… Что случилось? Или они все-таки сговорились со страховщиками, чтобы не дать ему умереть? Что опять за штучки?…
Но у него пока нет сил говорить.
А случилось вот что. В четыре часа дня Голубь потерял сознание. В половине пятого за ним пришел караульный отряд с капитаном во главе. С ними был полковой врач и санитар с носилками. Приди они получасом позже, Голубя уже не было бы в живых.
Причина же в том, что Финли доложил больному Делэю о наказании, которому подвергли рядового, проявившего мужество во время марша.
– Что?! – вскричал майор. – На двадцать четыре часа?! Унтер-офицер! Вызовите ко мне капитана!
Гардон едва не бросился на Финли с саблей. Но майор заступился за лейтенанта.
– Это я попросил Финли докладывать мне обо всех наказаниях, – сказал он. – Так что не в его власти было скрыть случившееся.
– Ну что ж… По моему глубокому убеждению, это рядовой шпион. При назначении меня предупреждали, чтобы я присматривался здесь к подозрительным личностям, и поскольку я не могу доказать виновность рядового, а она несомненна, остается одно – уничтожить его! Что человеческая жизнь и служебные предписания по сравнению с высшими стратегическими интересами!…
– Если все так, как вы говорите, – сказал майор, – надо было уже давно проверить вещи легионера. Финли, трубите построение и, пока люди будут на плацу, обыщите его вещмешок.
– Я тоже пойду, – сказал капитан.
…Развязав клеенчатый мешочек, они первым делом наткнулись на стихи Троппаузра. Потом нашли жетон майора секретной службы под номером восемьдесять восемь. Генштаб, управление «Д»…
Гардон стал мертвенно-бледным…
Сложив все вещи обратно, он принес маленький мешочек и его содержимое в канцелярию.
– Так вы думаете… – пролепетал он.
– Я думаю, –
ответил Финли, – что в управлении «Д» генштаба в ранге майора служит лишь один офицер, Ив. Я думаю, что человек, которого вы приговорили к «петле», майор Ив.– Но… кто же… кто… приговорил его к «петле»?… Эй, фельдфебель!… Стража!… Врача и носилки!… – он быстро сунул Финли мешочек. – Прошу вас, закройте в сейф.
Финли закрыл вещи в сейф и отдал ключи Гардону, который тут же отправился за Голубем.
…Чувствуя необыкновенный прилив сил и именно поэтому опечаленный, Аренкур стоял перед капитаном.
– Рядовой!… Тут некоторые скоты гнусно обращались с вами. Они будут наказаны. Латуре навечно пойдет в конвой, а двух унтер-офицеров я отправил в одиночку. – Немного тише Гардон добавил: – Меня предупреждали при назначении, что моя помощь может понадобиться некоторым доверенным лицам… Передо мной раскрыли карты, поскольку… у меня есть стратегическое чутье… Скажите мне, какие у вас пожелания, и я все исполню…
Голубь ничего не понял из речи капитана, но, не колеблясь ни секунды, выпалил:
– Моего друга Троппауэра послали на каторжные работы…
Гардон опять побледнел. Дьявол, еще один из секретной службы. Не хватает ему вляпаться здесь в историю, вроде капитана из Айн-Сефры… Фу, как неприятно!
– Почему вы не доверились мне раньше, май… рядовой? Этот человек наверняка уже мертв… Виной тому жестокость Латуре и в первую очередь Финли… – Капитан снял трубку. – Караул?… Пусть конвой передаст арестантам, что они не получат ни капли воды до тех пор, пока не пришлют посланного на каторжные работы легионера. По крайней мере сообщат о его судьбе… – Он положил трубку и направился к сейфу. – Мы тут хранили некоторые ваши вещи… Если угодно, вы можете взять их… Я не хотел, чтобы они попали в чужие руки.
Гардон в изумлении отступил. Отделение сейфа, где лежал клеенчатый мешочек, было пусто.
Глава двадцать третья
– К сожалению, вещи исчезли, – сказал капитан Голубю, – но если у вас есть какая-либо нужда… можете смело мне сказать…
– Мне бы, господин капитан… в первую очередь с Троппауэром…
– Ах да, этот второй солдат… – Зазвенел телефон, Гардон снял трубку. – Да? Прекрасно. Пусть конвой выделит патрульных, и они немедленно приведут его в форт. – Положив трубку, он с удивлением посмотрел на Голубя. – Небывалый случай. Солдат по фамилии Троппауэр жив. Если хотите, можете пойти встретить его…
– Ура! – воскликнул Голубь, позабыв обо всем на свете, и бросился бежать…
Троппауэр вернулся слегка похудевший, но улыбающийся и почти не обремененный одеждой. Они с Голубем долго обнимали друг друга.
– Как тебе удалось остаться в живых? – спросил Голубь.
– Очень просто. Меня не убили, – радостно сообщил поэт. – Видишь, как полезно иногда дать по морде жандарму. У меня до сих пор руки чешутся, когда вижу этого расфуфыренного Бенида Тонгута. Тот бандит с Корсики, которому я дал воды, составил мне протекцию. Он похлопотал перед одним полуголым господином, чтобы меня не убивали… Но… знаешь… Есть один щекотливый вопрос… Эти каторжники так странно себя вели…