Авантюрист

Непродолжительную паузу в разговоре вновь нарушил полковник. Заговорил он громкими восклицаниями, но без какой-либо искры эмоций.

— Невероятно! Подвиг! Прорыв сквозь орду бандитов и чернокнижников! Триумф! — неумело лебезящий чиновник подскочил и порывался продолжить, но пришлось прервать поток лести:

— Какой такой прорыв? Полковник, прошу вас уяснить одну принципиальную вещь: барона Романова, офицера по особым поручениям, здесь вообще никогда не было. Зато имела место быть героическая осада под вашим руководством, в ходе которой противника удалось измотать и обескровить. Затем вы осуществили победоносное наступление, опрокинули, умело действуя огнем и маневром, полностью уничтожили превосходящие силы сквернавцев малой кровью. В своем совершенно секретном отчете, который с нетерпением ждут наверху, я обязательно отмечу вас как автора этой блистательной победы.

Подобный оборот польстил Фишеру до безумия. Он даже бросился к своему монументальному столу и торопливо записал несколько фраз на первом попавшемся листе бумаги. Скромному попаданцу памятники не нужны, чем меньше треплются о моей персоне, тем меньше вопросов, кто я такой и откуда здесь взялся.

— Простите великодушно мои грубые манеры! — закудахтал полковник, подняв со столика серебряный узкогорлый кувшин с крышкой. — Может, вина? Бренди?

Упредив непроизвольный холостой глоток зевком, вежливо отказался.

— В последние дни было слишком много дрянного бренди и еще более дрянной крови. А мне потребуется трезвая голова. А также мой патент, сабля и пистолет.

— Да, да, я понимаю. — Фишер отставил кувшин и аккуратно выложил на стол конфискованное. Затем, глядя, как я экипируюсь, налил себе и тут же осушил кубок. — Я в вашем распоряжении. Мой штаб, слуги… Все для успеха нашей… вашей миссии.

— Благодарю. Учту в своих планах.

Старикан повеселел и набулькал себе еще вина, но на половине бокала с недоумением остановился и отставил посуду. Фишер не выглядел любителем спиртного и сейчас, похоже, сам себе удивлялся.

Внезапно полковник поинтересовался, каким образом мне, имперцу, удалось «приручить» русинов? Причину моего вызволения из заточения имел неосторожность сообщить совершенно сбитый с толку офицер. Русины под руководством Белова отказались подчиняться полковнику, а граничары и волонтеры не позволили подавить бунт силой. Когда конвой, отправленный за господином Романовым, обнаружил пустоту, солдаты получили традиционные зуботычины, а на гауптвахту послали надежного офицера. После того как тот, выпучив от усердия глаза, подтвердил мое отсутствие, в полусонном царстве штаба поднялся переполох. Велико же было удивление повторно отправленного порученца, когда тот застал меня чинно сидящим на камне в абсолютной темноте. Он тут же мне все и выложил. От удивления.

Истинная же причина бузы, учиненной «ребятушками», полагаю, заключалась совсем не во мне, а в моем браслете. Точнее — в Слезе Асеня, что содержал в себе душу молодой княжны Белояровой. Ее при жизни весьма уважали в батальоне стрелков, а после гибели выбрали своей покровительницей. Любой ценой Слеза должна попасть в Золотую рощу, где душа Киры соединится с назначенным ей священным деревом — Асенем. Перед выходом из темницы я успел снова замотать запястье бинтом и теперь ни взглядом, ни мыслью не выдал эту тайну Фишеру. Однако пришлось снова говорить то, что хотел услышать полковник:

— Немного справедливости, капля свободы и несколько медяков. И, конечно же, жесткая рука и глаз да глаз! Их идеал — суровый, но справедливый отец-батюшка. Наше главное правило: «использовать аборигенов». Так учил лорд Вендиш.

— Министр по делам Колоний? — у полковника перехватило дух. — Как? Вы с ним знакомы?

— Я с ним — конечно, а вот знаком ли со мной этот выдающийся человек… В Оксбридже он давал несколько лекций о, скажем откровенно, низких народах и способах их применения к пользе Империи. Мне повезло посетить их все. Вряд ли сегодня лорд Вендиш помнит одного из своих благодарных слушателей. Однако мой отец, если в чем и соглашался с дедом кроме рецептуры напитка «Сто трав», так это в том, что у старика Вендиша феноменальная память…

Новой грани Ральфа я удивился не меньше полковника, но виду не подал. Давние подозрения о «хитровыделанности» подселенца получили очередное подтверждение. Надо покопаться у него на «чердаке» как следует…

— Великий человек! — выдохнул ошарашенный Фишер. — Может, все-таки каплю бренди? Есть совершенно чудный напиток. В составе очищенный аш… Позволит вам восстановить силы…

В глазах полковника я уже сделался практически своим настолько, что он взялся соблазнять меня контрабандным алкоголем. Не может быть, чтобы этот болван, не имеющий ни капли дара и забравшийся столь высоко по социальной лестнице, ничегошеньки не знал о сущности магов, не знал, что аш — истинному магу помеха. Или это проверка?

— Увы, господин полковник! Вы очень вовремя напомнили мне о моих русинах. Это все силы, которыми я располагаю здесь и сейчас, а моя миссия сложна и опасна. Приходится беречь мерзавцев. Тем более что к нескольким я почти привязался, пока мы бродили по вражескому тылу на волосок от смерти. Такие авантюры, знаете ли, сближают даже очень разных людей. Касаемо бунта. Отразите в своем докладе, что кучку русинских дезертиров, вышедших из леса после боя, вы подвергли децимации и включили в состав своей части. Сейчас вынужден вас покинуть. Еще раз напоминаю о строгой конфиденциальности нашего разговора. Надеюсь, все недоразумения между нами улажены.

— Да, да, я распоряжусь, чтобы вам не чинили, а наоборот, оказывали. Всячески! И, пожалуйста, зовите меня Уильям! — несколько запоздало предложил Фишер, очень резво подскочивший провожать меня к выходу из палатки.

Интересно, как Вилли объяснит внезапно возникшее расположение к мародеру Романову? Никак не привыкну, что дворянин и офицер не обязан объяснять своих поступков окружающим. Да и ладно.

Ночной воздух наполняли ароматы и звуки мужского веселья — пахло зажаренным на угольях мясом, доносились песни, исполняемые не вполне трезвыми голосами, хоть и от души. Основной праздник с лихими танцами и прочими аттракционами развернулся на «верхнем этаже» ущелья, террасе, занятой граничарской ротой. Расположившиеся на противоположном склоне волонтеры отмечали победу с меньшим размахом. Они вынесли основную тяжесть штурма на своих плечах, потому и день победы получился, как в песне, «со слезами на глазах». В полку Фишера, казалось, вся жизнь сосредоточилась вокруг комплекса штабных палаток. Занималась своя грандиозная всеофицерская пьянка с блек-джеком и маркитантками. Ведь сразу столько поводов: во-первых, наконец-то добрались до места назначения, во-вторых, враг разгромлен и в-третьих — далее по списку, известному любому фрайбургскому гвардейцу. Чудом отвертелся от настойчивых приглашений со стороны полковничьих прихлебал.

Вход в расположение мне преградили незнакомые вооруженные дядьки. По внешнему виду типичные махновцы с поправкой на эпоху дульнозарядного огнестрела. Граничары — местная версия русских линейных казаков, — мелькнула догадка в усталом мозгу. Фишер отозвал своих солдат, но несколько граничар остались, чтобы хранить покой моего утомленного воинства.

Бородаты и воинственны до крайней степени. Одеты, как и положено суровым аборигенам гор и степей, — бурки, меховые шапки, свободные штаны с мотней, полусапоги, «черкесские» кафтаны, но вместо газырей на груди нашиты просто широкие карманы. Надо полагать, ячейки под винтовочные пули внутри предусмотрены. У каждого, помимо длинноствольной винтовки, за поясом по внушительному кинжалу и пистолету. Только у одного, как у заправского пирата, собравшегося на абордаж, дополнительно имелось аж три одноствольных пистолета, закрепленных на кожаной перевязи через плечо. Все оружие граничар покрывали серебряные узоры, накладные и чеканные. Себя, любимых, воины фронтира также не обошли в плане ювелирных украшений — перстни, кольца, цепочки.

— Поздорову вам, служивые.

— И тебе поздорову, офицер, — за всех ответил вышедший вперед «пират». — Вольные мы.

Вот так, шапки ломать перед каким-то офицеришкой на границе дураков нет. Блюдут честь казацкую, с ходу поправили. Учтем. Но меня не узнали, в лагерь пропускать не намерены. Звездная болезнь пока не поразила мой головной мозг; да и интерес разобрал поболтать с неожиданными союзниками. Но от «подколки» все же не удержался:

— Вот скажи мне, вольный, кто вашу вольницу нынче в узде держит?