Авантюристы, иллюзионисты, фальсификаторы, фальшивомонетчики
Шрифт:
В 1948 году Фей, используя свою репутацию хорошего реставратора, сумел получить крупный заказ, суливший славу и немалые деньги. В тот год Любекское церковное управление приступило к восстановлению церкви св. Марии. Причем решено было реставрировать не только старинное готическое здание, но и остатки росписей XIII века, фрагменты которых столь чудесным образом открылись в памятную мартовскую ночь 1942 года. Возглавлявший эти работы церковный советник Бруно Фендрих предложил заказ Фею. Тот, заручившись согласием Лотара Мальската и еще одного живописца Бернгарда Дитриха-Дершау, заключил договор.
Работа началась. Осторожно, чтобы не повредить старых росписей, стали расчищать стены нефа, продольного помещения церкви. Постепенно, сантиметр за сантиметром, смывали побелку, обнажая нижние,
Что делать? Отказаться от реставрации? Пожалуй, это был бы самый честный и достойный выход из создавшегося положения. Но Дитриха Фея он мало привлекал. Отказываться от такого выгодного заказа ему не хотелось. Ведь впереди маячила не только обеспеченная жизнь в течение трех лет, но и привлекательное будущее — известность, слава, почет, награды. Он решил не упускать такой шанс. Ну, а с Лотаром Мальскатом договориться не стоило большого труда: не первый год он был связан одной веревочкой со своим «патроном». Кроме того, каждый святой расценивался в сто марок, и если очень постараться, то в день можно было сделать две — три фигуры.
Работа шла при закрытых дверях. Вход в Мариенкирхе был воспрещен всем, кроме Фендриха и еще нескольких «наблюдателей» от правительственных и церковных инстанций. С этими чиновниками Фей предпочитал сам вести длительные, но, по всей вероятности, не безрезультатные переговоры. Во всяком случае, они не слишком докучали художникам, предоставив им полную свободу действий.
Все шло как по писаному. Фей приносил образцы средневековой живописи, а Мальскат со своим помощником трудился, не покладая рук. Из-под кисти возникали «свободные композиции», сочетавшие в себе остатки фресок Мариенкирхе с элементами романской и готической живописи разных народов. На стенах алтарной части он, не связывая себя никакими «остатками», заново написал фигуры Марии с благословляющим младенцем Христом на руках и святых по сторонам.
И вот, наконец, настал знаменательный день 2 сентября 1951 года. Любек широко отмечал семисотлетие замечательного памятника немецкого зодчества — церкви св. Марии. Была предусмотрена большая программа юбилейных торжеств, на которые съехались многие видные ученые и высокопоставленные лица со всей страны.
Церемония открытия Мариенкирхе удалась на славу. Руководители Любекского церковного управления не успевали принимать поздравления. Приемы и банкеты следовали один за другим. Искусствоведы готовили статьи и книги, посвященные росписям церкви св. Марии, а один из них даже защитил диссертацию на эту тему. Федеральное ведомство связи выпустило две специальные марки с изображением нескольких фигур фресок и с особой доплатой к номинальной стоимости для погашения хотя бы части расходов на реставрацию церкви.
Героем дня был «спаситель национального сокровища» Дитрих Фей. Журналисты не давали ему прохода, настойчиво требуя все новых интервью и пресс-конференций. Со всех сторон доносились дифирамбы в честь искусного реставратора. За особые заслуги перед церковью и немецкой культурой Фей был удостоен почетного диплома. За этим последовало и более конкретное поощрение в виде 180 тысяч марок.
И лишь главный виновник торжества не испытывал прилива радости. Он, Лотар Мальскат, должен был довольствоваться тусклым отблеском славы, озарявшей этого проходимца Фея! Он, фактически своей кистью создавший все это великолепие, пребывал в тени, на вторых ролях! Сто марок в неделю — не так уж щедро, в то время как на счету Фея недурной капитал. И даже сейчас, во время торжеств, в кармане какая-то мелочь, а в перспективе все та же незавидная участь непризнанного живописца и анонимного фальсификатора произведений старых
мастеров, все та же тягостная зависимость от Фея и ему подобных. И тогда Мальскат решил мстить. Самолюбивый, тщеславный художник потерял покой. Он жил только одной мыслью, одной всепоглощающей ненавистью. И вот, несколько месяцев спустя, Лотар Мальскат предстал перед старшим церковным советником доктором Гебелем. Стены пасторского кабинета вряд ли слышали когда-либо более необычную исповедь профессионального фальсификатора. Назревал грандиозный скандал, который невозможно было предотвратить.Страницы газет замелькали огромными заголовками. Время от времени художник «подбрасывал» прессе все новые и новые сенсационные разоблачения, называл все новые имена замешанных в мошенничестве. Постепенно открывалась во всех видах и во всех деталях неприглядная картина нелегального бизнеса фальшивок.
Скандал разгорался. Фей и Фендрих перешли в контратаку, обвинив своего недавнего соучастника в клевете. Многие, в том числе видные ученые, реставраторы и сотрудники ведомства по охране памятников старины, не хотели верить Мальскату. Они считали, что художник, приписывая себе авторство фресок, просто страдает манией величия и что в нем говорит обиженное тщеславие неудачника.
Однако дальнейший ход событий заставил их изменить свое мнение. Любекский суд назначил специальную экспертную комиссию искусствоведов и реставраторов во главе с крупным специалистом доктором Грундманом. За экспертизами следовали контрэкспертизы, за опросами — контропросы. Фей запирался, но ему ничего не помогало.
В октябре 1952 года, спустя год с небольшим после столь торжественного открытия Мариенкирхе, авторитетная комиссия представила свое заключение: да, Лотар Мальскат прав. Его саморазоблачение соответствует действительности по всем пунктам. Попутно были обследованы росписи капеллы госпиталя св. Духа и церкви св. Екатерины в Любеке, «отреставрированные» Феем и Мальскатом таким же методом.
Собственно, установить это сейчас было уже не так трудно. Когда реставраторы расчистили кусок стены в верхней части хора Мариенкирхе, то обнаружили под сравнительно новой штукатуркой первичный слой, до которого Фей и Мальскат даже не добрались. Этот слой был покрыт темно-серым тоном с какими-то маленькими цветными пятнышками. Фигуры, написанные Мальскатом, на поверку оказались плодом его «творческой» фантазии. Научная критика фресок с точки зрения их стиля также подтвердила показания Мальската. Все его создания — это более или менее искусная компиляция, в которой некоторые элементы романского стиля XIII века «смело» сочетаются с подражаниями стилям других эпох.
Не менее убедительно прозвучали выводы химической экспертизы. Контур всех фигур сделан определенного состава черной краской, изобретенной совсем недавно. Столь же современными оказались и красные, желтые, зеленые и другие краски, которыми написано большинство фигур. А средневековые мастера писали на известковом казеине и пользовались особыми пигментами.
Итак, обстоятельства дела, казалось, прояснились. Теперь слово принадлежало судебным инстанциям. В августе 1954 года начался знаменитый процесс. На скамье подсудимых — Дитрих Фей и Лотар Мальскат. За столом экспертов — крупнейшие ученые и реставраторы.
Почти полгода длился судебный процесс. Приговор был оглашен в январе 1955 года. Реставратор Дитрих Фей был приговорен к 20 месяцам тюремного заключения. Живописец Лотар Мальскат — к 18 месяцам тюрьмы.
РАЗДЕЛ IV. ФАЛЬШИВОМОНЕТЧИКИ
Фальшивомонетничество расценивается как преступление, заключающееся в изготовлении с целью сбыта или в сбыте фальшивых денежных знаков либо ценных бумаг.
Часто думают, что между фальшивомонетчиком и тем, кто подделывает монеты, нет никакой разницы: все сказано самим словом. Криминалисты и нумизматы придерживаются иного мнения. Фальшивомонетничество было промыслом высокопоставленных и рядовых мошенников во времена монетного хозяйства, когда облегчался вес монет или уменьшалось содержание в них драгоценных металлов. Тем самым народному хозяйству и простым людям наносился ущерб. Позже под фальшивомонетничеством стали понимать и подделку бумажных денег.