Авель, брат мой (сборник)

– Всё, свобода! Свобода, братцы! Мы не мясо, мы – люди!

Рамиль обернулся. С лица сползла улыбка. Медленно произнёс:

– Что. Ты. Делаешь, придурок? Браслет нельзя разрушать. Чипы срабатывают. При потере сигнала.

Засипел, схватился за горло.

Вторая рота извивалась на дне траншеи, пытаясь втянуть в лёгкие хотя бы молекулу воздуха.

* * *

– Прости меня, родная! Я не знал, что ты в том доме. Я так тосковал по тебе.

Татьяна улыбнулась, тряхнула золотой копной:

– Серёжка, я тебя давно простила. Главное, чтобы ты сам всё понял.

– Но теперь-то мы навсегда вместе?

Жена прикусила розовую губку. Покачала головой:

– Нет, любимый. Не сейчас. Ты ведь ещё не сделал главного.

* * *

Воняющая железом вода текла на лицо. Сергей очнулся, с хрипом втянул воздух в пустые лёгкие. Сел. Глянул на Дениса, спросил:

– Как ты сумел? Как вытащил чип?

– Очень просто, – пожал плечами Студент, завинчивая пробку фляжки. – Ничего я не вынимал. Никакая электроника не сильнее человека. Это ведь мой дыхательный центр. А у тебя – твой.

Повернулся к бледному капитану и продолжил рассказ:

– У Адама и Евы был один сын. Один, а не два. В каждом есть и Каин, и Авель. И кем из них двоих быть, зависит только от тебя самого. Ни твой шлем, ни «мальвина» не ошибались – на этом Поле были исключительно чужие.

Помог Бондарю подняться. Выкарабкались из траншеи. На равнине догорали шесть танков – по три с каждой стороны, словно откопированные.

– Я понял, – просиял Сергей, – все наши враги – в зеркале. Чтобы остановить войну, надо перестать стрелять.

– Да, надо перестать стрелять. В себя, – согласился Денис.

Ободряюще сказал капитану:

– Твой ход, ротный.

Бондарь кивнул. Скинул с плеча автомат. Вытащил и уронил на землю пистолет. Неловко, помогая обрубком, расстегнул разгрузку. Снял с себя обгоревшие лохмотья камуфляжной куртки – блеснули чёрные карбоновые рёбра.

Они шли через Поле. По пропитанной кровью грязи, по костям бесчисленных воинств, мимо рассыпающихся в прах бронзовых колесниц, ржавых «тигров» и обгоревших «абрамсов».

Когда до траншеи оставалось метров тридцать, ротный остановился и тихо позвал:

– Я жду тебя, Брат. Я пришёл без оружия.

На бруствер поднялся человек с голой грудью, перечёркнутой чёрными карбоновыми рёбрами. Приветливо махнул обрубком руки и пошёл навстречу.

Январь 2015 г.

Пигалица

– Какого буя?! Зачем мне эта пигалица на борту?

Урмас ревёт, как пробитая дюза. Представьте себе двухметрового викинга с темпераментом кавказца и нервными пальцами скрипача – получится Урмас. Лучший пилот и скандалист Учебной базы.

У девчонки слёзы навернулись, розовым носиком хлюпает. Волосики разноцветными перьями торчат.

Петя-навигатор промолвил успокаивающе:

– Не шуми, командир. Дитё напугал. Тебя как зовут, чудесное создание?

– Фаня, – улыбнулась, смаргивая влагу с ресниц. – Я специалист по оранжереям.

– Тьфу! – сплюнул Урмас. – Девка в экипаже – к несчастью.

Таня Ли хмыкнула. Короткие чёрные волосы, дипломы планетолога и астрофизика. И светлая голова. Спросила риторически:

– А меня, командир, ты парнем считаешь?

Бортинженер Лёня продолжил невозмутимо ковырять неразлучной отвёрткой сдохший датчик. У него все карманы набиты подобным барахлом.

– Приказ ясный, – резюмировал дежурный. – Отправляетесь на дальний пост, на «Сторожку». Связи нет давно, разберётесь, отремонтируете. Катер ждёт у третьего люка.

* * *

«Сторожка» – бывший транспортник, приспособленный под станцию наблюдения. Когда-то там сидела дежурная смена, потом коробку законсервировали. Теперь начальству она зачем-то понадобилась.

Метеорит разворотил станцию прилично. Передатчик снесло, от оранжереи одни ошмётки, приёмный шлюз – в хлам. Урмас отодвинул растерянного пилота, ласково погладил штурвал. Лихо пришвартовался к аварийному тоннелю.

Поползли по причудливо изогнутой трубе. Фаня два раза застревала, цепляясь непонятно за что и едва не оторвала кислородный шланг.

Лёня печати сковырнул, шкаф управления открыл. Отвёрткой попытался затылок почесать – скафандр мешает. Сердито хрюкнул, полез к контактам, что-то подкрутил – заработало. Первым делом запустили систему жизнеобеспечения.

В рубке «Сторожки» командир стащил шлем, пригладил вспотевшие соломенные вихры, пробасил в комм пилоту:

– Давай, шкипер, возвращайся на базу. Через неделю за нами прилетишь.

Взялись. Работали слаженно – будто не в Учебке познакомились неделю назад, а год вместе на железе. Капитан трудился яростно и другим продыху не давал, словно хотел обиду забыть.

Учебная база «Ганимед» – новейшая. Самых достойных космачей собрали – из торгового флота, из вояк, из научников. Идёт подготовка к первому в истории межзвёздному полёту на Альфу Центавра, отбор экипажа. Процесс затянулся, Урмас скандал устроил: мол, скажите, кто полетит, а остальных отпустите, чего время терять? В душе надеялся, что его-то точно назовут, как лучшего пилота. А начальник базы с бузотёром быстро разобрался – отправил старое корыто чинить.

Всё бы хорошо, но Фаня оказалась ходячим несчастьем. Первым делом нечаянно разгерметизировала склад с продуктами – перешли на сухари из НЗ.

Отопитель сожгла – Лёня, посмеиваясь, новый собрал из кофеварки и пылесоса.

Посадили дежурить у записывающей аппаратуры – что-то не так нажала, стёрла все данные за пятьдесят лет наблюдения. Петя-навигатор её валерьянкой отпаивал, утешал, пока диск памяти реанимировал.

Таня Ли ей, как родная мама, каждый вечер новые царапины и синяки заживляющим гелем смазывала, успокаивала – только что колыбельную не пела.

Робота-ремонтника Фаня за орбиту Плутона отправила непонятно как. Пришлось самим в открытый космос выходить, по обшивке ползать с инструментами.

– Я её пришибу, – кипятился командир, – пигалицу.

Таня ему говорит:

– Читай «Здоровый климат в космическом экипаже» профессора Е. Гольда. Цитирую: «надо понять и простить».

А потом Фаня в космос улетела. Не закрепила трос. Урмас, чертыхаясь, на реактивном ранце еле догнал. В шлюз приволок и сказал:

– Всё, сейчас запру тебя в кладовке без опасных для жизни предметов и ручонки твои корявые свяжу. А то не доживёшь до катера.