Август Козьмины

Её отец в юности учился на архитектурном факультете политеха. Учился долго и терпеливо, пока, наконец, не наступил столь долгожданный для него преддипломный вечер, тихий такой, уютный, полный неги честно выполненного дела.

Измученный проектом молодой отец, уложив чертежи и папку, принял освежающий душ, выпил пивка и улёгся на диван, чтоб напоследок полистать зачётку и предаться воспоминаниям. Любовно просматривая реестрик своих академических успехов, он вдруг с ужасом обнаружил, что у него отсутствует один зачёт по практике, то ли с четвёртого, то ли с третьего ещё курса. Мелочь, конечно, в представлении непосвящённого, но мелочь очень неприятная, более того – ужасная, потому что без полного комплекта автографов всех преподавателей никакая комиссия защиту всё равно не примет. Не примет ни за что… Вот именно в тот момент отец понял, что ему ужасно необходимо срочно разыскать одного человека по имени доцент Гричук и попросить его об одной очень важной вещи. А лучше будет просто припасть к туфле доцента и прорыдать: «Нужна мне подпись, только подпись – какой пустяк». А тот ему в ответ, типа, «как бы не так, как бы не так» – для рифмы, чтоб складно было. Нельзя так шутить – это жестоко! О таком повороте событий папаше не хотелось даже и думать!

На часах было семь вечера. Казалось, времени достаточно. Однако первый же сокурсник сообщил ему по телефону, что преподаватель этот в институте больше не работает, нанимается лишь на время практики, местонахождение его неизвестно и номера его он не знает. Как выяснилось позже, координат доцента Гричука не помнил никто из друзей убитого горем студента. Вечер хмурился.

Радиостанция «Маяк» беспощадно пропикала двадцать ноль-ноль. Папаша взял с полки телефонную книгу, зажмурившись, прижал её к груди, словно Библию. Со словами «Одна надёжа осталась, спаси и сохрани» раскрыл справочник и начал листать. Нашел Гричуков двенадцать человек, жирно обвёл список рамочкой, плотно уселся у телефона и стал названивать всем по порядку. Надежда угасала и таяла с каждым неверным звонком. Вот уже одиннадцать Гричуков, холодно и безразлично хмыкнув, положили трубку. Оставался последний, двенадцатый.

Отец сжал волю в кулак и набрал нoмeр. Kтo-тo нетрезвый на тoм конце провода пoпытался ответить:

– Вам што?

– Здравствуйте, – просто и твёрдо начал дипломник. – У меня ваша подпись отсутствует – за практику, третий курс, а завтра защита. Мне срочно нужно.

– Што за муть, вы к кому?

– Да из политеха я! – засуетился отец. – У меня…

– А! – воскликнул голос, нащупывая суть. – Институт… Это к моему сыну, наверное. В-валентин, подойди.

К трубке подошёл сын Гричука двенадцатого.

– Слушай, Валентин, что делать? – скорбно вопросил погибающий студент. – Я ищу доцента Гричука. Он мне срочно нужен, понимаешь? Срочно!.. Отец твой выпил слегка. Это не страшно, бывает… Слушай, может, он у тебя забыл, что он архитектор? – начал нести уже полную чушь утопающий дипломник.

– Папа не работает ни в каком институте, – приветливо объяснил Валентин, – никакой он не архитектор.

– Может, ты хоть знаешь доцента? Ты же из политеха.

– Нет, я в медицинском учусь. У отца, когда он в таком состоянии, все институты одинаковы.

– Что же делать? Вы у меня последние в списке. Остальных я уже обзвонил.

– Не знаю, – сочувственно вздохнул начинающий медик.

– Может, родственник у тебя есть с такой фамилией?

Валентин задумался.

– Я в лагерь пионерский ездил в четвёртом классе, семь лет назад. И там был ещё один Гричук, просто мой однофамилец. Нас так и называли: Гричук Первый и Гричук Второй. Я Первым был.

– Ну и где он?

– Я не знаю. Мы не дружили.

– Э-эх, это вы зря…

Помолчали. Дипломник вспомнил беспечное, бесконечно светлое время школьных каникул. Валентин вспоминал море, ночёвку на косе и два гола, забитые им головой в матче со вторым отрядом.

– Вообще-то, – отозвался он наконец, – в конце смены, когда мы уезжали, каждому подарили футбольный мяч. И все ребята друг у друга на них расписались… Телефоны, кажется, тоже оставляли. Точно!.. Только где этот мяч сейчас?

– Что ты! – встрепенулся папаша. – Слушай, поищи, а? Может, в сарае где-нибудь? На антресолях? Сходи, глянь. Погибаю!

Валентин, кротко вздохнув, отошёл. Через некоторое время вернулся довольный:

– Нашёл! Представляешь? Как его мама ещё не выбросила? Сейчас гляну… Вот, Гричук Второй. Записывай телефон…

Козьминин отец дрожащими руками набрал номер, которого – о, чудо! – не оказалось в списке двенадцати. Первое, что отец услышал после того, как представился, было: «Студент такой-то! О чём вы вообще думаете? Вы полагаете, что это я должен бегать за вами?! Сейчас же приезжайте, пока я не уснул!» Аллилуйя!

Первая бусинка удачи – небольшая, но очень важная, – эта бусинка сделала так, чтобы нетрезвый отец семейства попался последним; окажись он одиннадцатым или каким-нибудь другим, измученный дипломник перелистнул бы его, не думая. Вторая бусинка сделала так, чтобы Гричук Последний не бросил трубку. Третья – чтобы зацепился сознанием за сына и позвал его, хотя тот, казалось, был вовсе ни при чём. Четвёртая – чтобы сын оказался отзывчивым парнем. Пятая – чтобы дипломник был до идиотизма настойчив. Шестая – чтобы парень случайно отдыхал в одном лагере с сыном доцента Гричука. Седьмая – чтобы парень вспомнил это. Восьмая – чтобы существовал футбольный мяч с телефонами всех подряд, а не только друзей. Девятая – чтобы мяч уцелел. Десятая – чтобы Валентин потерял интерес к футболу и номер телефона не стёрся. Одиннадцатая – чтобы Гричуки Вторые за семь лет не съехали и не поменяли телефон. И, наконец, двенадцатая бусина, самая большая, счастливо-розового цвета, сделала так, чтобы доцент Гричук вспомнил самого себя в молодости, не стал ерепениться и не глядя подписал.

Чудесные бусы – символ счастья и вечной удачи. Их Козьмина всегда представляла себе очень отчётливо, мысленно прикасаясь к ним и рассматривая каждую бусину.

Allegretto

В конце следующего ещё одного изнуряюще жаркого дня Козьмина стояла в библиотеке в секции живописи с раскрытым каталогом в руках и напряжённо вглядывалась в репродукцию «Посещение волхвов». «Ну вот, получилось», – подумала она.

Козьмину посещали волхвы. Они топтались теперь у неё в прихожей и, смущённо покашливая, ожидали аудиенции. Козьмина, для солидности немного помедлив, позволила, наконец, им войти. В руках она держала те самые замечательные бусы счастья и удачи. Бусины были нанизаны на толстую верёвочку, раззолоченную и счастливо прохладную на ощупь. В самом центре ожерелья располагалась огромная алая бусина вечной любви, её соседкой была чёрная бусина такого же размера – любви неразделённой. Неразделённая любовь тоже являлась большой удачей, хоть и неприятного свойства. Лучше полюбить и разбить себе сердце, всегда считала Козьмина, чем вовсе не ощутить никогда и ничего в течение всей жизни. Козьмина мельком заметила, что именно эта чёрная бусина привлекала волхвов больше всего. Поражала также размером и цветом бусина материнства. Были соседки помельче, сулящие успехи на разных поприщах, несущие удачу в женитьбе, охоте и рыбалке. Мелкие бусины, творящие такие, например, чудеса, как билеты в Большой театр и на Таганку, или приглашение в массовку на телепередачу, были зеленовато-жёлтых расцветок. На верёвочку было нанизано ещё и огромное число мельчайших серебристых бусинок для самых небольших, но всё равно приятных сюрпризов.

Началась раздача бусин. Волхвы забеспокоились, запереминались, попихивая друг друга локтями, нервно поглаживая бороды. Козьмина церемонно, с достоинством снимала по одной и одаривала каждого из посетителей, оставляя самые большие и значительные нетронутыми. Вдруг верёвочка с треском разорвалась, бусины весело посыпались во все стороны, с шумом ударяясь о пол, как градины. Волхвы, отталкивая друг друга, с безумно расширенными глазами бросились их собирать… В этот момент Козьмина услышала возню и покашливание за спиной.

– Разрешите, я представлюсь, на всякий случай, раз уж мы собираемся продолжать регулярно посещать это заведение.

– Зачем так длинно? Представляйтесь, – ответила она, не оборачиваясь и не отрываясь от изображения.

– У меня необычное имя. Меня зовут Никодим.

– Необычное? – повернулась она и, увидев вчерашнего собеседника, добавила: – Откашляйтесь. Сейчас я вам своё скажу. Откашлялись?.. Очень приятно, Козьмина.

– Козьмина? Замечательно! Полный набор раритетов.

– Ну, вот и познакомились. Что-то ещё?

– Позвольте мне пригласить вас в театр. Я уверен – вы любите. Или в оперу.

– Я предпочитаю симфоническую музыку. Вам что же, понравились мои глаза?

– Почему глаза? Я этого не говорил.

– Собирались. Лучше не пытайтесь. Все мужчины с этого начинают.

– О ваших глазах?

– Это для них причинное место.

Никодим вдруг закашлялся.

– Ох, что-то меня кашель мучит – шумлю, мешаю. Давайте сегодня уйдём вместе, – натужно произнёс он. – Простите, я отойду на минуту, мне нужно позвонить.