Авиатор: назад в СССР 11

С чем сравнить подобное, ума не приложу. Ты будто гимнаст, который держит равновесие на снарядах. Только в гимнастике с тебя снимут баллы или ты просто приземлишься на маты. Здесь же, чем больше ты будешь корячиться, тем дольше будет идти заправка.

В управление Меницкий не вмешивался, поскольку не так уж удобно пилотировать из задней кабины при полёте строем. В течение нескольких минут сделали ещё пару подходов, а потом вернулись на исходную позицию, относительно заправщика.

Между нами сейчас порядка 50 метров. Пора готовить штангу дозаправки к работе.

— 105й, готов к работе, — произнёс я в эфир и включил соответствующий тумблер. — Режим.

Слева показался Г-образный штырь той самой штанги. Нужно выдержать определённое время для продувки системы.

— 088й, понял.

Подвешенный под фюзеляжем Су-24 агрегат заправки УПАЗ начал работу.

— Сильно низко не опускайся. Сейчас волан увидишь, — сказал Меницкий из задней кабины.

Из гондолы показался тот самый конус, раскрывшийся от набегающего потока воздуха. На агрегате заработало трёхцветное световое табло, которое необходимо для выдерживания расстояния.

— Большой волан, — сказал я по внутренней связи.

— Так кажется. В него ещё надо попробовать попасть.

Как только шланг вышел полностью, на световом табло УПАЗа загорелся красный и замигал зелёный сигналы. Наш «танкер» к работе готов.

— 105й, шланг вышел, норма.

— Понял 088, готов к работе.

Конус находился слева от меня. Нужно подойти к нему и выполнить несколько уходов для тренировки.

— Держи наконечник штанги по нижнему обрезу юбки конуса. Подойдём как раз с небольшим принижением, — сказал Валерий Евгеньевич.

Слегка добавил оборотов двигателей и начал приближаться к конусу. Чем ближе подходишь к нему, тем сильнее напряжение. Педали держал пока что в нейтральном положении.

— Держи крен по заправщику, — продолжал подсказывать Меницкий. — Вот теперь на конус смотри!

Тот самый волан всё ближе и ближе. Пока от меня требуется только подойти к нему. Расстояние уже меньше 5 метров.

Пора подворачивать. Слегка отклоняю педаль, и теперь конус проецируется в левое переднее стекло фонаря.

Расстояние уже минимальное — почти метр. Каков же соблазн сразу пристыковаться!

Отклоняю ручку вправо и ухожу под конус, меняя высоту. Меницкий тут же говорит, что нужно ещё несколько раз повторить.

— Это чтобы ты сразу реагировал на какое-нибудь отклонение. Ты, возможно, и не ошибёшься, но это может сделать лётчик танкера.

— А ещё есть натекание облачности и другие проблемы, — ответил я.

— Это хорошо, что у тебя настроение бодрое. Так держать!

Как только все тренировочные подходы выполнили, настало время стыковки.

— 105й, режим 1, — дал я команду на выполнение дозаправки, чтобы экипаж заправщика понимал — сейчас будет стыковка.

— Понял, 088й.

Я уже чувствовал, как пот из организма выходит с невероятной силой. В такие напряжённые моменты и давление с пульсом могут достигнуть больших значений.

Исходное положение занял. Сделал глубокий вдох, поймал в поле зрения конус и начал сближаться. Меницкий сказал, что теперь он молчит и меня не отвлекает.

Медленно подвожу самолёт к раскрытому волану. Чем меньше расстояние до него, тем конус сильнее раскачивается. Чувствую, как начинают промокать перчатки. Дыхание слегка участилось. Правую руку стараюсь не напрягать, но от такого количества незначительных отклонений ручки управления, она устаёт невероятно быстро.

Конус уже в нескольких метрах. Ещё совсем немного, и штанга войдёт в его центр. Сбавлять скорость нельзя, иначе конус сильно разболтает. Солёный вкус всё больше ощущается на губах. Выполнил пару движений ручкой управления и миллиметровое отклонение педали. Есть!

— Контакт! — произнёс я в эфир.

— Понял, — ответил мне командир Су-24.

Штанга вошла в нижнюю часть конуса. Шланг немного изогнулся, но в пределах нормы. «Юбка» конуса дёрнулась в момент касания и уже никуда не делась. Обороты не меняю, чтобы пройти чуть дальше и оказаться в «зелёной» зоне табло УПАЗа. Это означает, что я буду находиться на самом приемлемом расстоянии для заправки от «танкера».

Прохожу вперёд, и на световом табло осталась гореть только зелёная лампа. Кажется, надо радоваться, но это только начало!

Пошла заправка. Скорость перекачки топлива у первых модификаций УПАЗов была до 1600 литров в минуту. У Су-24 специально подвешены два подвесных бака для осуществления дозаправки. «До полного» заправляться не будем, поскольку надо оставить следующему экипажу.

Стоит ли говорить, что я давно не испытывал подобного напряжения. Психологически и физически это самый энергозатратный вид полётов. Во рту уже пересохло, куртка комбинезона прилипла вместе с футболкой к телу. Но самое, что сейчас раздражает — капля пота, которая скатывается по виску.

Щекочет невообразимо! И не смахнёшь её. Всё внимание только на заправку. Даже на приборы не смотришь.

— Сергей, минута прошла. Как самочувствие?

— Бывало лучше, — ответил я.

— Держись. Немного осталось. Сейчас закончим, — посмеялся Валерий Евгеньевич в ответ.

Выдержали ещё минуту, а затем пришло время отстыковки. Уменьшил обороты, отходя при этом назад. Световое табло стало менять сигналы. Отстыковались!

Давно такого кайфа не испытывал. Как только стало возможным, убрал штангу дозаправки.

— 105й, режим 2, — вышел я в эфир.

— 088й, понял.

Шланг постепенно стал убираться в гондолу агрегата заправки.

— 105й, уборка норма, работу закончил. Спасибо!

— 088й, понял, всех благ.

Отвернул вправо и запросил у руководителя полётами на стартовом канале условия на заходе для посадки. А в эфире уже слышен голос Морозова, который после меня должен отработать дозаправку.

В районе аэродрома пришлось выработать топливо. После посадки и освобождения полосы, Валерий Евгеньевич подвёл предварительный итог.

— Стоит признать, что первая заправка удалась. Попал хорошо, напряжение выдержал.

— Спасибо, и коньяк, видимо, выиграл я.

— Мне не жалко, Сергей!

Как только зарулили на стоянку, мне не терпелось открыть фонарь и вдохнуть свежего воздуха. Взмок ужасно. Спустившись по стремянке, я отжал рукава комбинезона. Несколько больших капель упали на бетон, а Меницкий одобрительно похлопал меня по плечу и поздравил с успехом.

— И как тебе наша работа? — спросил он, когда я уставшей рукой расписывался в журнале у техников.