Авиатор: назад в СССР 4
Шрифт:
Он в точности совпал с направлением на живописные склоны Чимгана, на которых, несмотря на прошедший дождь и облачность, виден снег.
— Меня не так учили, Валер. Инструкции пишутся кровью, — решил я возразить своему инструктору.
— Мысль верная. Если всё складывается хорошо, само собой, никаких лихачеств и нарушений постулатов. Но если прижмёт… там уж как повезёт.
Высота подходила к отметке 1500 метров, но земля продолжала просматриваться сквозь отдельные рваные части облачности. Под собой я видел многочисленные холмы, которые яркий солнечный свет освещал своими
— Туркестанский хребет, как я понял, справа от нас? — спросил я, наблюдая цепь гор, будто на расстоянии нескольких километров.
— Ага, но ты не ссы! До них далеко, как мне до полковника, — рассмеялся Валера. — Воздух сейчас чистый и поэтому кажется, что горы рядом.
За просмотром местных красот и коротким обсуждением особенностей полёта в горной местности, пришли мы и к ближней границе нашей пилотажной зоны.
— Нора, 117й зону два, занял. Работаю от 1000 до 5000 метров.
— 117й, задание, контроль остатка, — разрешил мне задание руководитель ближней зоны.
— В самую красивую зону тебе дали сегодня слетать, — сказал Валера.
Я отклонил ручку управления самолётом вправо, устанавливая крен 60°, и сразу перешёл в набор 4000 метров. Раз уж Гаврюк не против немного отклоняться от задания, будем набирать высоту в процессе разворота.
Озеро Чарвак рядом с одноимённым посёлком, выглядело словно жемчужина среди скалистых гор и высоких холмов долины реки Осмон.
— Эх, прогуляться бы здесь. Но нам с тобой знакомиться надо с районом полётов, — вздыхал Валера. — А разворот с набором — это ты правильно решил. Нечего тут буквоедством заниматься. Нам с тобой ещё проход над полигоном надо сделать.
— В задании нет такого, — сказал я, улыбаясь.
— Согласовано с начальством.
Один вираж выполнили, как полагается точно и без отклонений. Ручку управления влево, и в обратную сторону.
— Серый, прибавь обороты. Сделай вираж на «Максимале». Мы так долго будем крутиться.
— Не вопрос, — сказал я, установив рычагом управления двигателем нужный режим.
Начинаю чувствовать, как в душе появляться то самое чувство воодушевления. Линия горизонта просматривается, а значит можно не утыкаться в приборы, как при полёте в облаках. Смотрю, как конец трубки приёмника воздушного давления ПВД двигается строго по земному горизонту, подтверждая, что вираж правильный.
Всё получается, инструктор доволен. Видит, что в передней кабине не олух, а «летучий» парень.
— Ну ладно, — спокойно сказал по внутренней связи Валера. — Давай после пикирования сразу на петлю Нестерова.
Отворот влево, отмечаю для себя гидроэлектростанцию, как ориентир на поверхности, и начинаю резкое снижение. Представляю, что передо мной цель и мне нужно отработать по ней неуправляемыми ракетами. Вот оно, желание как можно быстрее ввязаться бой!
— Вывод и на петлю, — сказал я, начиная выбирать ручку на себя.
Перегрузка растёт, а тело всё сильнее вжимается в кресло. Начинает давить в районе живота, но противоперегрузочный костюм справляется со своим предназначением полностью. Указатель перегрузки показывает необходимое
значение в 5 единиц. Пошла небольшая тряска, исчезнувшая когда я начал уменьшать темп взятия ручки управления самолётом на себя.— Хорошо. Слабину выбирай, — подсказывал мне Валера.
В верхней точке перегрузка 1.5 единицы, скорость 400 км/ч. Рычаг управления двигателем перевел на упор «Малый газ», нос самолёта уже ниже линии горизонта.
Не смог я удержаться, чтобы не взглянуть из перевёрнутого положения на голубую гладь озера. Ты будто завис над этим водоёмом и готовишься прыгнуть в его безмятежные воды.
Вновь пикирование и переход в горизонтальный полёт. И дальше согласно заданию — боевой разворот, «горка», пикирование, снова петля и переворот.
— Ладно, Серый, — выдохнул Валера по внутренней связи. — Пока я могу придраться только к тому, что ты не разговариваешь в полёте. Скучно с тобой. Пошли на точку. На подлёте запросишь выход на полигон.
Район аэродрома Осмон немногим больше, чем в Белогорске. Потому и удивительно, что одноимённый полигон находился, в прямом смысле, «за углом».
Если быть точным, то от контрольной точки аэродрома, ближняя граница полигона в десяти километрах. Само же мишенное поле находится на большом плато, ограниченном холмами.
— Нора, 117й, привод, разрешите выход на полигон, связь со Снайпером доложу, — запросил я у руководителя полётами.
— 117й, курс ко второму. После прохода будете уходить на полигон.
— 117й понял.
Посмотрел на остаток топлива. Вряд ли хватит сделать после полигона заход двумя разворотами на 180°. Заходить с круга мне, как молодому и неопытному, ещё и на незнакомом аэродроме могут и не позволить.
— Валер, у нас с топливом не очень. Может, с круга запросим?
— Так… 1300 у нас с тобой. Посмотрим после прохода.
Снижаться в Осмоне по глиссаде не совсем удобно. Она здесь достаточно крутая. Дальний привод пришлось проходить на высоте 270 метров, а ближний и вовсе стоит на холме.
— Держи выше. Обороты быстро не убирай. Скорость на 20 выше расчётной в Инструкции, — комментировал каждое моё действие Гаврюк. — Вот… таак, — выдохнул он, когда я перевел самолёт в набор от торца ВПП.
— А теперь можно и на полигон.
Топлива нам, всё же, хватило, чтобы сесть как полагается. Незабываемое ощущение — первый раз коснуться колесами своего аэродрома, в котором тебе ещё не раз придётся подняться в воздух. Несёшься по полосе и с каждой секундой торможения расслабляешься, чувствуя, что готов взлететь хоть сею же секунду. Дайте только топлива.
Открыв фонарь, я почувствовал, что неплохо так вспотел в ДСке. Пришлось вместо лицевого полотенца использовать подшлемник.
— Взмок? — спросил Валера, пока я расписывался в журнале, поднесённом мне техником.
— Есть немного. Замечания будут? — спросил я, крепко пожимая руку технику в знак благодарности за матчасть.
— На посадке, перед ближним, начинаешь проседать. Занимаешь высоту прохода привода и на ней идёшь до момента пролёта. Это неправильно. Глиссада должна быть глиссадой, — сказал Валера, имитируя жестами заход на посадку.