Авиатор: назад в СССР 9

Гнётов чуть чашку из рук не выронил, когда услышал мою просьбу.

— Оборзел?! Ты уже сколько раз в этом году ходил?

— Но у меня ведь остались десять суток, — улыбнулся я.

— Остались, и что с того? Работать, кто будет? — возмутился Гнётов.

Так меня в отпуск и не отпустил Григорий Максимович. Зато летал я много. Успели даже закончить обучение одной из групп Кубинцев.

Через несколько дней я провожал своих сослуживцев на перроне Осмонского аэродрома. Следовавший в Мелитополь Ил-76 уже был перекрашен в цвета Аэрофлота и имел соответствующую надпись на фюзеляже.

В командировку отправляли троих — Григория Максимовича, Гусько и Барсова. Как сказал мне Гнётов, направляли только тех, кто имеет боевой опыт и опыт обучения кубинцев.

— Через 10 минут запускаемся мужики. Торопитесь, — сказал штурман корабля, заметив, что наша группа идёт в развалку.

— Хорошо, — ответил Гнётов, который тащил с собой два тяжёлых чемодана и рюкзак на плечах.

Я со всеми попрощался, а с Мариком даже обнялся. Когда все трое начали подниматься по стремянке, то тяжелее всех пришлось Гнётову. Каждая ступенька давалась ему непросто.

— Максимыч, с такими сумками можно и шандарахнуться, — улыбнулся Гусько, стоя внизу и докуривая сигарету.

— Не каркай, — кряхтел Гнётов.

— Что он там несёт? — спросил я, но мой вопрос был услышан Максимовичем.

— Всё, что нужно. Вот увидишь, Савелич… очень нужное, — произнёс Гнётов, делая очередной шаг по стремянке.

— Мне вот много не надо. А самогонный аппаратик там смастерю, — улыбнулся Гусько.

— Я тебе смастерю-ю-ю! — крикнул Гнётов и сорвался с самого верха стремянки.

Удар об бетонку был очень болезненным, судя по крику Максимовича. Я кинулся к Гнётову, чтобы помочь. С виду не определишь точно, но врио командира нашей эскадрильи похоже сломал себе ногу.

— Эх, кажись, погода сегодня нелётная, — сказал Гусько, докурив сигарету.

Естественно, вылет отложить было нельзя. Задача серьёзная. Тем более что и груз Ил-76 везёт в Мелитополь важный. Он же потом и полетит с ним в Африку.

В госпитале, в который я приехал вместе с Гнётовым, мне сразу сказали, что перелом серьёзный и не один.

— Как он так умудрился? — спросила у меня медсестра, когда я катил с ней Гнётова по этажу.

Григорий Максимович стонал и не мог нормально лежать. Однако он всё кричал, уточняя, где его чемоданы.

— Головой за них отвечаешь, Родин, — грозил он мне.

— Конечно. Они в целости и сохранности, — сказал я, не решив, стоит ли рассказать один нюанс по этому поводу.

— Мне уже не нравится, что ты так ответил, — покряхтел Гнётов.

И он был прав. Вещи Григория Максимовича, в отличие от него, на борт Ил-76 попали, и теперь они летят в Мелитополь.

После рентгена, один из врачей, которого вызвали из другого отделения, сразу объявил, что случай серьёзный.

— Кусок бедра сломан, трещина в коленной чашечке. Однозначно и сухожилия растянул…

В общем, долго Гнётову лежать в госпитале, в кабину и вовсе сказали, что сядет нескоро.

Пока Максимович сокрушался над той самой стремянкой, пришёл хирург, который и будет оперировать.

— Что тут у нас? — посмотрел он на рентген. — Ну, всё понятно.

— Ему бы летать, доктор, — сказал я.

— Это уж как получится, — ответил мне врач и посмотрел на своего коллегу, который просматривал снимок первым.

— Ты принёс, что я просил? — спросил травматолог.

— Конечно. Сейчас она нам понадобится, — сказал второй врач и достал из рюкзака дрель.

Надо было видеть лицо Гнётова, который увидел в руках хирурга, который будет его оперировать этот инструмент. Мне показалось, что Максимович сейчас встанет и своим ходом пойдёт.

— Шутка, товарищ майор, — произнёс врач и убрал инструмент.

Операцию вскоре провели, а мне надлежало прибыть с докладом к полковнику Иванову.

Я уже шёл по коридору штаба, как меня остановил Трефилович.

— Сергей, заходи, — радостно объявил он.

Войдя в кабинет, я поздоровался с кадровиком. За своим рабочим столом сидела Карина, которая также мне приветливо улыбнулась.

— Что-то срочное, Трефилыч? — спросил я.

— Конечно! Читай, — протянул он мне телеграмму.

Это был запрос из управления лётной службы Министерства авиационной промышленности СССР на оформление моих документов. Тут же был и запрос на справку о моей форме допуска.

— Начало занятий — 1 ноября текущего года, — прочитал я в телеграмме и улыбнулся. — Получается, что…

— Всё верно, Сергей, — сказал Трефилович и пожал мне руку. — Поздравляю! Ты поступил в школу лётчиков-испытателей.

Так и хочется сказать себе: «- Серёжа, молодец!». Но, за этой эйфорией, я сразу вспомнил и прошлую жизнь, и трудности в этой. Тернист путь оказался к своей мечте. Теперь оформляюсь и в назначенное время убываю в Циолковск.

— Мне к командиру надо. Я завтра зайду, и мы начнём тогда с вами работу в этом направлении.

Получив согласие от Трефиловича и похвалу от Карины, я направился в кабинет к Иванову. В нём уже был и командир полка, и начальник политотдела из 137го Центра.

— Восстановление долгое предстоит, — объяснил я по прибытии к командиру полка, где в своей любимой позе у окна стоял Иванов.

— Понятно. Как у Григория Максимовича настроение? — спросил начальник политотдела Центра, который тоже был в кабинете и слушал мой доклад.

— Расстроен. Это же срыв задачи, как никак, — ответил я.

— Понятно всё. Павел Егорович, теперь ждите беды, — спокойно сказал начальник политотдела и встал со своего места.

— Это значит, что прилетит мне? — удивился Иванов.

— Не вам, а начальнику Центра. Ведь мы никого в резерв не подали. Задача срывается. Она на контроле даже не у главкома, а в Генеральном Штабе. Генерал-майор Просвирнов, думаю, скоро вам позвонит…

Только это произнёс начальник политотдела, как зазвонил телефон П-170. На этот аппарат обычно звонят командиру только из 137го Центра.