Аврелион
Шрифт:
Толпа в экстазе вскричала: «Боги Лакки, боги Лакки, Вы всемогущи и справедливы! Вы дали, Вам и брать Дары назад! Да пребудет радость Творения с ушедшей, и да не оставит нас милость Ваша!»…
Пэр видел, что Мисса еле держится на ногах. Он ухватил ее под локоть и вовремя это сделал. Мисса, почувствовав его поддержку, обвисла без сил на его руку.
– Уведи меня отсюда… - едва прошептала она.
Пэр, осторожно придерживая ее за талию, стал продираться сквозь плотно стоящие ряды людей. Он и сам был в сильном возбуждении. Едва они оказались в стороне от основной толпы, Пэр чувствовал, как сильно неистово бьётся ее сердце.
Пэр остановил двухместный дранглайн. Мисса, едва войдя в кабинку, упала без сил на сиденье. Пэр набрал код конечной точки маршрута и взглянул
– Не надо, Мисса, с этим ничего не поделаешь… Метресса Адель была бы огорчена твоей печалью. Мы должны принять ее Уход…
Пэр не договорил. Мисса открыла глаза:
– Пэр, что ты такое говоришь?! – прошептала она. Ее искаженное горем черты лица будто воплотили в себя горе всех, кто когда-либо страдал. Пэр не знал, что сказать. Он видел ее неподдельную душевную муку и сам, приняв боль Миссы, будто стал с ней единым целым, ощущая ноющую боль в своем сердце.
Дранглайн остановился. Войдя в дом, Пэр помог подняться Миссе в ее комнату. Мать Миссы, остро переживавшая уход своей матери, метрессы Адель, слабым движением руки указала Пэру наверх. Она была в состоянии глубокого эмоционального шока. Пэр знал, что участь Ухода в Медцентр для нее стала самым актуальным вопросом жизни. Пока метресса Адель жила среди них, мать Миссы могла не думать о скором окончании своей жизни. Неожиданное событие выбило ее из колеи. Первое же известие об Уходе метрессы поразило ее как громом. То, что метрессе было еще рано думать о своем завершении жизни в Аврелионе, и то, что теперь она сама неотвратимо последует за своей матерью, ибо ее жизнь не была столь значима для поселения, как жизнь Адель, - эти мысли преследовали каждый миг. И теперь ее воля, подавленная неотвратимой неизбежностью Ухода, оставила малейшие попытки жить повседневной житейскими заботами.
Мисса отказалась ложиться в кровать. Она села в глубокое кресло, стоявшее у окна и застыла в неподвижной позе, устремив взгляд куда-то за далекий, изломанный верхушками гигантских деревьев,горизонт. Пэр терпеливо ждал. Он не ждал, что Мисса быстро очнется от поглотившего все ее существо состояния душевной летаргии. Он просто сидел и ждал. Он невольно подумал, что интеллакты, так много и долго изучающие сложнейшие дисциплины в Репетитории, так ничего по существу не знают о самих себе. Почему в моменты сильных душевных потрясений интеллакты настолько сильно воспринимают затронувшие их события, что их разум, всегда должный управлять волей, будто пропадает как виртуальный образ с экранов видеопластов.
Чем это можно объяснить, как не замыслом богов Лакки, Пэр не знал. Их соседи по Аврелиону, мегалоны, были намного более свирепы и жестоки. Одна их забава чего стоила! Однажды Пэр стал свидетелем «охоты», так мегалоны называли свое изуверское занятие. В определенные дни, эти полулюди заходили в лес в месте, которое в такие дни освобождалось от Наваждения. Его границы располагались как раз напротив одного из испытательных полигонов, на котором проводили практические занятия группы учащихся Репетитория. Во время одного из занятий Пэр, Крит и остальные услышали дикий рев. Он то затихал, будто удалялся, то, напротив, становился сильнее. Ребята переглянулись, но учитель попросил всех не отвлекаться от процесса тестирования полевого модуля …
И тут раздался треск ломаемых ветвей. Как будто через Лес на учащихся неслось нечто большое. Не успели ребята опомниться, как через ограждение периметра маркированных участков, перемахнул огромный олень. По инерции он пронесся еще несколько десятков метров и в изнеможении врезался в одну из реперных мачт. Ребята бросились к животному и остановились в ужасе в паре метров от него. Все тело оленя было истыкано короткими древками дротиков. Из порванной ноздри сочилась кровь и на его шее зияла широкая рваная рана.
Учитель быстро приказал всем отойти и осторожно приблизился к оленю. Тот косил на человека расширенными от боли и ужаса зрачками. Крупная дрожь сотрясало его тело. Пэр вдруг услышал сзади, со стороны леса взрыв
диких криков. Они слились в единый страшный вопль, который раздался уже прямо за ограждением: «Добыча! Вот она!». Все оглянулись. За ограждением, потрясая дротиками и короткими мечами, собралась толпа мегалонов. Они были раскрашены, как праздничные столбы в День Творения. Один из них, обернувшись к остальным, заорал: «Вперед, чего стали! Наша добыча и мы ее хозяева. Прикончи зверя! Гоу, гоу!».Ограждение затрещало. Волна мегалонов беспорядочной толпой ринулись на поле. Учащиеся сбились в кучу. Учитель обошел их и выставил вперед руку: «С кем я буду говорить?».
Из толпы мегалонов шагнул огромный, с бицепсами, перекатывающимися под кожей как валуны, синеволосый вожак. Пэр сразу узнал в нем того, который неделей ранее привел мегалонов в их район громить и глумиться над интеллактами. Вожак криво усмехнулся: «Тебе, мозгля, лучше заткнуться. Тут говорить буду я! Вот что, парни! Тащите эту тушу в DX3. Да поживее, не то мне уже невтерпеж этих зайчиков пощупать! Ну!».
На рев вожака толпа ответила одобрительным воплем. Оцепеневшие от ужаса учащиеся молча наблюдали, как мегалоны, схватив оленя за ноги, дружно поволокли его к выходу, по пути нанося удары дротиками и мечами по телу животного. Пэр, сжав зубы, старался не закричать от нестерпимого желания подбежать к кому-нибудь из мегалонов и бить его кулаками что было сил. Он почувствовал на своей руке вцепившиеся в нее дрожащие пальцы Крита.
«Какие гады, ничтожества… - шептал друг и слезы катились из его глаз. – Скажи, Пэр, и как боги Лакки это дозволяют!? Может, что-то не так идет, как они задумывали в День Творения?».
Тогда Пэр молча помотал головой. У него не было сил произнести хоть один звук. Спазм перехватил горло. Но где-то в глубине души Пэр чувствовал, что если такое происходит, то это, наверное, претворение в жизнь задуманного богами Лакки их Божественного плана. Мегалоны, должно быть, так устроены, что их эмоции составляют главную часть сущности их натур. А разум их, как и у других существ, живущих в воде или в Лесу, слаб и неразвит. Так устроен Мир. Таким они, интеллакты, его должны принимать…
– Пэр, - послышался слабый шепот. Пэр, тряхнув головой, поднял ее и увидел направленный на него взгляд широко открытых глаз Миссы. – Пэр… Я должна тебе что-то сказать… Ты выслушай меня и потом решишь, как поступить. Я знаю, Закон должен быть соблюден. Но я имею право преступить его…
– Мисса, о чем это ты? – недоуменно спросил Пэр. – Ты можешь мне рассказать обо всем, что тебя волнует. Я сохраню или приму твои слова так, как ты этого пожелаешь.
– Перед самым Уходом старшая мать позвала меня к себе. Когда я пришла, Адель сидела за столом и рассматривала на видеопласте какие-то изображения. Она попросила меня сесть поближе и указала на одно из них и сказала: «Это твой старший отец. Когда мы были совсем юными, он чем-то не угодил богам Лакки, и они забрали его. Так же, как это случиться завтра со мной. У нас была всего одна ночь для прощания. Я была в том возрасте, когда инициализация мне еще только предстояла. Я даже не была посвящена в статус ожидания Посвящения. Всю ночь я плакала, а Сирион сидел молча и крепко прижимал меня к себе. Мы не могли себе представить, что это последние часы перед разлукой навсегда. Сердца наши разрывались от горя. Решение о последующем поступке к нам пришло одновременно… - Она замолчала. Глядя на меня Адель тихо и серьезно сказала: - «Я знаю, ты умная и чистая душой девочка. То, что я скажу, не было преступлением перед Законом. Это было нашей последней возможностью узнать наслаждение каждой клеточкой тела, ощутить друг друга как самого себя. Познать хоть кусочек счастья, которого нас безжалостно лишили… Мы в эту ночь стали близки до всех пределов, отпущенных человеку. И если бы ни наш отчаянный поступок, то я никогда бы не познала радости общения ни с твоей матерью, ни с тобой. Твой старший отец был бы счастлив, если бы он только мог узнать о вашем существовании. Моя девочка, я со спокойным сердцем оставляю вас в этом мире. Ты, хоть и мала возрастом, но уже мудра не по годам. А теперь иди… Мне нужно побыть одной…».