Австро-Венгрия: судьба империи
Шрифт:
ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ
КЛЕМЕНС МЕТТЕРНИХ,
кучер Европы
Князь Клеменс Лотар Венцель фон Меттерних-Виннебург (1773–1859) родился на западе Германии в семье помещика, ставшего дипломатом. На службу к Габсбургам поступил его отец. Вопреки известному правилу Меттерних даже в юности не был либералом: Французскую революцию не принимал и не понимал, в либерализме видел угрозу традиционным ценностям. Первых высот в карьере дипломата Меттерних достиг в 1803 году, когда стал австрийским посланником при прусском дворе. Три года спустя последовало более важное назначение: ко двору Наполеона I. В 1809 году, после поражения Австрии в очередной войне с Бонапартом, Франц I назначил Меттерниха “канцлером императорского дома, двора и государства” – фактическим премьер-министром империи, стоявшей на краю гибели. Ловкими дипломатическими маневрами канцлер добился того, что на решающем этапе Наполеоновских войн Австрия оставалась в союзе с Францией, но в походах Бонапарта, в том числе в самом катастрофическом – в Россию, активно не участвовала. В 1813 году, когда
Так и получилось, что Париж и Вена, имевшие общий интерес – не допустить чрезмерного усиления Берлина, – по очереди стояли в сторонке, пока гренадеры Бисмарка громили их поодиночке. В 1866 году Наполеон III спокойно взирал на унижение Австрии при Садове. Четыре года спустя Франц Иосиф отплатил ему той же монетой, не откликнувшись на призыв помочь Парижу в войне с пруссаками.
В январе 1871 года в Версале, посреди разгромленной Франции, Вильгельма I провозгласили главой новой Германской империи. В ее состав вошли и бывшие союзники Австрии по злосчастной “семинедельной войне” 1866 года, в том числе Бавария и Саксония. Результаты битвы при Садове оказались тем самым закреплены окончательно. Расстановка сил на европейской политической сцене изменилась, и Вена должна была к этому приспосабливаться.
1870-е годы и стали временем такого приспособления. Осенью 1873 года возник Союз трех императоров, в котором партнерами Франца Иосифа были Вильгельм I и Александр II. Однако оживить призрак Священного союза времен Меттерниха удалось лишь ненадолго: слишком резкие противоречия разделяли участников этого соглашения. Вдобавок новый альянс не являлся союзом в полном смысле слова. Его участники обязались консультироваться друг с другом о внешнеполитических действиях, в 1881 году в документах нашел закрепление принцип взаимного “благожелательного нейтралитета” – но не более. Одновременно каждая из трех империй разрабатывала новые дипломатические комбинации. Россия, по выражению ее тогдашнего главного дипломата Александра Горчакова, “сосредоточилась” и резко активизировала балканскую политику. В 1875 году, когда началось восстание в Боснии и Герцеговине, стало ясно, что дело идет к войне. Затяжной кризис погасить не удалось, и в 1877 году Россия начала боевые действия против Османской империи. Через год русские войска стояли у стен Константинополя.
Русская гегемония на Балканах не входила в планы дунайской монархии и других держав. Бисмарк, поддержанный австро-венгерским министром иностранных дел Дьюлой Андраши и британским премьером Бенджамином Дизраэли, предложил свои услуги в качестве “честного маклера”, и вскоре в Берлине собрался конгресс с участием всех заинтересованных сторон. Австро-Венгрия могла быть довольна его итогами: Россия лишилась значительной части плодов своей победы, а дунайская монархия получила право оккупировать Боснию и Герцеговину, хотя формально эта провинция осталась под суверенитетом турецкого султана. Граф Андраши праздновал дипломатическую победу, но доверию между Веной и Петербургом она не способствовала.
ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ
ДЬЮЛА АНДРАШИ,
бунтовщик и министр
“Пламенный граф”, отпрыск знатной венгерской фамилии, Дьюла Андраши де Чиксенткирай э Краснагорка (1823–1890) уже в ранней молодости активно занимался политикой. В то время он был ярым националистом, сотрудником Лайоша Кошута. Участвовал в революционной войне 1848–1849 годов, был адъютантом командующего венгерской армией Артура Гёргеи. Незадолго до капитуляции повстанцев отправился с дипломатической миссией в Константинополь, что, видимо, спасло ему жизнь: вместе с другими видными революционерами Андраши заочно приговорили к смертной казни, которую символически привели в исполнение в 1851 году. Семь лет спустя графу разрешили вернуться на родину; за ним установили полицейский надзор. В середине 1860-х Андраши стал близким соратником Ференца Деака, сумевшего договориться с Габсбургами о преобразовании централизованной империи в дуалистическую монархию. Важным каналом лоббирования венгерских интересов для Андраши стало его знакомство с императрицей Елизаветой. В феврале 1867 года Андраши, недавний государственный преступник, был назначен первым конституционным премьер-министром Венгрии. В 1871 году он занял пост министра иностранных дел Австро-Венгрии. С именем Андраши связано все более глубокое вовлечение дунайской монархии в балканские дела, в частности оккупация Боснии и Герцеговины. Андраши стоял и у истоков заключенного в 1879 году австро-германского союза. Вскоре он подал в отставку, но оставался членом венгерского парламента.
“Огромная империя лежит у наших восточных границ, – писал в 1881 году о России граф Густав Кальноки, новый министр иностранных дел Австро-Венгрии, ранее посол в Петербурге. – Из этого для нас следуют две альтернативы: либо мы будем поддерживать с ней добрые отношения, либо оттесним ее далеко в Азию. Второй вариант неосуществим ни сейчас, ни в обозримом будущем”. Постепенно Австро-Венгрия стала наводить дипломатические мосты через пропасть, образовавшуюся между Веной и Петербургом после Берлинского конгресса. В 1884 году Франц Иосиф, Вильгельм I и Александр III встретились в Скерневице (русская часть Польши); Союз трех императоров был продолжен до 1887 года. Но очень скоро в результате кризиса в Болгарии – тамошний князь Александр Баттенберг перестал устраивать Россию и именно поэтому устраивал Австро-Венгрию – русско-австрийские отношения вновь обострились. Россия пошла на сближение с Францией, что вызвало нервную реакцию Берлина и Вены. Постепенно вырисовывались очертания двух блоков, которым было суждено сойтись в колоссальной схватке в 1914 году.
И
Франц Иосиф, и его министры понимали, что при возможном столкновении с Россией у их страны без поддержки могущественного союзника не будет шансов. На роль такого союзника годилась только одна держава: недавний обидчик Габсбургов, бисмарковская Германия. С другой стороны, и Берлин нуждался в поддержке Вены, без которой империя Гогенцоллернов могла бы оказаться блокированной с трех сторон. Прусские дипломаты помнили, как несладко пришлось Фридриху II во времена Семилетней войны, когда против него объединились Австрия, Франция и Россия. 7 октября 1879 года был заключен германо-австрийский наступательный и оборонительный союз. Этот шаг стал, пожалуй, самым важным и в каком-то смысле роковым для дунайской монархии. Он намертво привязал элегантный, но неспешный австро-венгерский экипаж к набиравшему скорость локомотиву германского “второго рейха” [61] . Как отмечает австрийский историк Георг Х. Брандт, “для Франца Иосифа создание этого союза оказалось равносильным решающему укреплению безопасности его империи, которой угрожали бесчисленные беды изнутри и извне. Император настолько сжился с этой мыслью, что до конца долгой жизни Франца Иосифа этот союз оставался точкой отсчета всей его политики”.61
Согласно немецкой исторической и идеологической традициям, “первым рейхом” (das Reich = империя) принято считать Священную Римскую империю германской нации. “Вторым рейхом” стала Германская империя Гогенцоллернов (1871–1918). Наименее долговечным и самым печально известным оказался нацистский Третий рейх (1933–1945).
В 1882 году к австро-германскому блоку присоединилась Италия. На момент заключения Тройственного союза у Рима вызывала серьезные опасения французская экспансия в Северной Африке, которую молодое Итальянское королевство рассматривало как потенциальную сферу своего влияния. Поэтому союз с Германией и Австро-Венгрией казался итальянским дипломатам привлекательным. С другой стороны, Германия, ставшая движущей силой Тройственного союза, была заинтересована в блокировании своего главного противника, Франции, с юга. “Мы будем довольны, если хотя бы один итальянский капрал с флагом и барабаном встанет у французских границ”, – заявлял Бисмарк.
Трудно представить себе более странных союзников, чем Австро-Венгрия и Италия. Во-первых, Австрия долгое время оставалась хозяином большей части Апеннинского полуострова, откуда Габсбурги вынуждены были уйти в результате объединения итальянских земель под властью Савойской династии, до этого правившей лишь Пьемонтом и Сардинией. Между двумя державами сохранялись противоречия из-за Южного Тироля, Истрии и Далмации – габсбургских территорий, где проживало итальянское меньшинство и на которые Италия с жадностью косилась. В-третьих, не было симпатий и между монархами двух стран. Габсбурги считали, что Савойский дом в ходе Risorgimento совершил преступление против династической солидарности, не только объединив усилия с революционером Джузеппе Гарибальди, но и лишив престолов более мелких итальянских монархов, в том числе родственников австрийской династии. Ни король Италии Умберто I, убитый в 1900 году бомбой анархиста, ни его сын Виктор Эммануил III по прозвищу Сабелька [62] не были симпатичны Францу Иосифу. Умберто прославился замечательным напутствием, данным сыну: “Запомни, чтобы быть королем, тебе нужно уметь три вещи: поставить свою подпись, читать газеты и ездить верхом”. У трудолюбивого Франца Иосифа такие взгляды вызывали отвращение, так что он не особо препятствовал своим генералам, на всякий случай разрабатывавшим планы военных действий против Италии.
62
Виктор Эммануил отличался крайне маленьким ростом (153 см), поэтому саблю к парадному мундиру для него изготовили по специальному заказу – укороченную, детского размера.
Посольство Австро-Венгрии в Петербурге. Фото 1914 года.
Но главным во внешней политике дунайской монархии по-прежнему оставался “восточный вопрос”. Как отмечает американский историк Сэмюэль Уильямсон, “почти каждая важная политическая и дипломатическая проблема имела в Австро-Венгрии два аспекта: внешний и внутренний… Поощрение Петербургом панславистской деятельности фактически означало, что Россия, иностранная держава, вмешивается во внутреннюю политику Габсбургов. И наоборот, попытки Габсбургов подавить такую деятельность в пределах монархии оказывали влияние на австро-русские отношения”. Сербия, Черногория и Румыния, получившие после 1878 года статус независимых государств, самим фактом существования представляли угрозу для Австро-Венгрии, на территории которой проживали миллионы южных славян и трансильванских румын. Хотя этим габсбургским подданным с экономической точки зрения жилось лучше, чем их соплеменникам в соседних странах, не было никакой гарантии, что в будущем ирредентистские настроения в южных и восточных провинциях Австро-Венгрии не возьмут верх. Тем более что другие державы, в первую очередь Россия, заинтересованная в укреплении влияния на Балканах, поддерживали амбиции балканских соседей габсбургской монархии.
Ситуация с Румынией оставалась до поры до времени относительно ясной. У власти там находились представители младшей ветви династии Гогенцоллернов в лице князя, а затем короля Кароля I. “Старательно исполняя обязанности румынского монарха, он никогда не забывал о своих немецких корнях”, – пишет о Кароле его биограф. Этот король испытывал симпатии к Тройственному союзу и не поддерживал румынский ирредентизм в Трансильвании. В 1883 году Кароль заключил секретное соглашение с Германией и Австро-Венгрией, в котором обязался вступить в войну на стороне этих держав, если какая-либо из них подвергнется нападению со стороны России. Однако о договоре не был поставлен в известность парламент Румынии, в котором, как и в румынском обществе в целом, преобладали франкофильские настроения. Эта странная ситуация продлилась до 1914 года, когда, уже после начала войны, Кароль I открыл карты – и столкнулся с резким несогласием политиков и общественного мнения с секретным договором. По одной из версий, испытанное при этом потрясение свело старика в могилу. Румыния вступила в войну лишь два года спустя, при новом короле Фердинанде – на стороне Антанты.