Автобиография пугала. Книга, раскрывающая феномен психологической устойчивости

Олени сика погибли от перевыпаса. Их адаптивный успех стал причиной их исчезновения. Погибнем ли мы подобным же образом от перевыпаса? Станут ли наши интеллектуальные достижения причиной нашей гибели? В какую сторону мы эволюционируем – катастрофы, хаоса, гибели? Я оптимист и потому выбираю вариант катастрофы, которые с тех пор, как Земля стала Землей, случались уже пять раз. После паузы всегда возникал новый порядок: так, например, было шестьдесят пять миллионов лет назад, когда изменения окружающей среды заставили динозавров задохнуться и дали толчок к развитию млекопитающих и процветанию их на планете.

Мысль о катастрофе не пугает меня, поскольку она станет лишь моментом перехода к следующему периоду жизни. Но если мы хотим разобраться, как работает данный феномен эволюции жизни в результате катастроф, нам необходимо уяснить себе одно-единственное простое обстоятельство.

Системные рассуждения [12] позволяют нам понять, что речь идет об одном пункте системы, способном модифицировать совместное функционирование живых видов. Эту мысль можно проиллюстрировать на примере поголовья канадской рыси. [13] Почти два века скорняжные компании тщательно регистрировали историю продаж рысьих шкур. Периоды получения прибыли чередовались с периодами банкротства, что придает им на воображаемых графиках подобие циклов. Банкротства ухудшали ситуацию социального неравенства, поскольку лишь дети богатых родителей могли учиться в частных колледжах. И вот однажды охотники обнаружили, что эти неудачные периоды напрямую связаны с исчезновением белохвостых зайцев. Достаточно было лишь понять, что исчезновение этих зайцев заставляет голодать рысь и это отрицательно сказывается на торговле мехом. Несколько десятилетий спустя подобным же образом было обнаружено, что в исчезновении белохвостых зайцев виновато высыхание травы, которой они питались, поскольку в Канаде наступил период потепления климата. Те, кто умеет мыслить лишь в категориях эксклюзивной причинности, то есть думать, что одна-единственная причина приводит к одному последствию, с трудом смогут понять, почему исчезновение белохвостых зайцев стало причиной роста успеваемости среди богатых школьников. Но те, кто привык иметь дело с каскадом различных причин, без труда представят, как потепление климата, высушившего траву, создало недостаток корма для белохвостых зайцев и тем самым привело к исчезновению рыси. Крах небольших скорняжных компаний стал причиной того, что разорившиеся родители не смогли платить за учебу своих детей в частных колледжах, и богатые ученики выдвинулись там на первый план.

12

Не путать с «систематическим». Эпитет «системный» характеризует какое-либо глобальное явление (а также нечто, относящееся, например, к кровеносной или нервной системе), при анализе которого можно выделить несколько различных причин возникновения этого явления, коррелирующих между собой и направленных на функционирование системы как единого организма, неделимого целого. «Систематический» = не всегда постоянный, но повторяющийся с определенной степенью регулярности и лишенный признаков фундаментальности.

13

Лики Р. Шестое вымирание. Эволюция и катастрофы. – Париж, 1997. С. 200–204.

Подобная цепочка рассуждений оперирует понятием «катастрофа», а не «всеобщая гибель», поскольку кратковременный период хаоса реорганизует систему и придает ей новую, какую-то иную форму жизни. Катастрофа означает адаптивную эволюцию, приводящую к краху старой системы. Кипение жизни оказывается столь мощным, что система вновь начинает функционировать, но уже в другом виде.

Кажется даже, что катастрофа – это незыблемая составляющая эволюции. В конце Пермского периода, двести пятьдесят миллионов лет назад, девяносто процентов морских видов исчезли почти в один миг – за каких-нибудь двести тысяч лет. [14] Затем жизнь в океане возобновилась, и появились новые виды морской фауны. Эта пауза-катастрофа пять раз повторялась в истории нашей планеты, и некоторые ученые-биологи считают ее доказательством природной устойчивости. [15] Сила жизни оказывается столь мощной, что напоминает невероятных размеров поток, который каждый раз возвращается в другом виде после очередной катастрофы.

14

Краскен С. Когда жизнь почти замерла // La Recherche. Июнь 2007, № 409. С. 30–35.

15

Дюфрень Ж. Тростинка и тихоход // Психологическая устойчивость. Агора, октябрь – ноябрь 1999. Т. 7. № 1. С. 8–10.

Травма, необычный аттрактор

В этом смысле хаос упорядочивает! [16] Соседство и взаимосвязь двух этих слов может удивить, если не учитывать мысль, что какая-либо вещь, группа предметов или сюжет возникает благодаря воздействию окружающей среды; зная это, нетрудно будет представить, что силовые линии в момент наступления хаоса распадаются, но одновременно возникают другие, образующие вокруг предмета, группы или сюжета другие детерминирующие силовые поля.

16

Лики Р. Шестое вымирание. Эволюция и катастрофы. – Париж, 1997. С. 200–204.

В человеческой психике хаос отождествлен с травматическим разрывом, и обретение устойчивости согласуется с обновлением системы. Новые определения, «необычные аттракторы» [17] ведут себя во время хаоса непредсказуемо. Творящая сила живого мира никогда не возрождает мир в его прежнем обличье. После хаоса она приобретает другой вид и форму.

Нарушение системы может быть вызвано извне, если от падения метеорита атмосфера становится более пыльной или война разрушает общество. Но оно может также произойти и внутри, если живые существа размножаются до такой степени, что каждая особь чрезмерно разросшейся группы оказывается вынуждена жить в состоянии сенсорного хаоса, являющегося следствием адаптивного успеха. [18] После пожара возникает новая растительность, после извержения вулкана изменяется пейзаж, после исчезновения лис размножаются крысы, после смерти одного из родителей реорганизуется семья. Хаотичное кипение не является случайным, поскольку тысяча видов детерминизма способна дать тысячу разных направлений, одни из которых окажутся самыми верными, благодаря воздействию среды… до следующей катастрофы.

17

Том Р. Случайная остановка, тишина среди шума // Le Debat. № 3. Париж, 1980.

18

Гастингс А., Хиггингс К. Устойчивость переходных процессов в пространственно-структурированных экологических моделях // Science. 1994. Т. 263. С. 1136.

Победитель не всегда устанавливает свой порядок. [19] Клеточная пролиферация вызывает рак; демографический взрыв приводит к развитию аномии, когда люди вынуждены противостоять друг другу в обществе, где благодаря этому противостоянию складывается баланс сил. Неизбежная адаптация не всегда является признаком здоровья. Артериальное давление вызывает приток крови к мозгу, и этот процесс противостоит феномену земного притяжения, ведь оно заставляет предметы двигаться в обратную сторону. Но в данном случае адаптивный успех вызывает гипертонию, разрушающую мозг, который защищает все тело. Заключенные адаптируются к тесному пространству собственных камер в результате монотонного измерения их шагами от стены к стене или благодаря бреду, заполняющему их душевный вакуум. И если какая-нибудь технология вызывает быструю урбанизацию, общество не успевает эволюционировать и разрабатывать ритуалы взаимодействия, призванные структурировать существование людей. И мы вновь наблюдаем в этих местах, где торжествуют машины, некоторые процессы архаической социализации, когда лидер клана, поддерживаемый своими приспешниками, навязывает людям собственный закон, основанный на его физической силе, психологическом влиянии или экономическом господстве. Подчинение в этом случае является также адаптацией, поскольку, давая власть тирану, оно позволяет предотвратить развитие всей преступной группы.

19

Стюарт Л., Пимм Л., Гиттельман Дж. Л. Веб-паттерны продуктов потребления и последствия потребления // Nature. 1991. Т. 350. С. 669.

Горе победителю, ведь он насаждает среди нас тот порядок, который в итоге станет причиной его гибели. Гегель написал о «бессилии победы», когда Наполеон, покоритель Испании, спровоцировал там народные волнения, сплотившие его противников и придавшие им силы. Подобный феномен отрицательной победы мы сегодня можем наблюдать в Алжире, Израиле и Ираке.

Хаос беспрестанно изобретает не-воображаемые жизни. За пятьдесят пять миллионов лет уровень воды у Атлантического побережья Северной Америки поднимался шесть раз: вода затапливала все на своем пути. И каждый раз, когда вода отступала, возникали новые фауна и флора, о чем свидетельствуют окаменелости, и каждый раз появлялось что-то, чего не было прежде. Казалось бы, вода отходит, и экология должна восстановиться в том виде, который был присущ этой местности до потопа: системная адаптация должна была бы привести к появлению прежних животных и растений. Но нет! Потрясения повторялись пять раз, и каждый раз возникали принципиально новые формы жизни. [20] «Долгое время считалось, что способность человека наносить травмы природе… это относительно недавнее явление истории». [21] Теперь же доказано, что достаточно человеку появиться в какой-либо точке земного шара, как его созидательные способности немедленно приводят к гибели флоры и фауны. Наука усугубляет эту разрушающую силу, провоцируя наступление хаоса, переворачивающего с ног на голову наши представления каждый раз, когда научные знания сталкиваются с неожиданным детерминизмом.

20

Джексон Дж. Б. К. Сообщество – единство? // Science. 1994. Т. 204. С. 1412.2

21

Лики Р. Цит. соч. С. 224.

Мы не можем вести себя разумно в мире, где царит хаос, потому что это невозможно ни в каком смысле. Необходимо придать миру форму, чтобы отвечать ему и научиться вести себя в нем; нужно придать ему смысл, чтобы выработать и применить стратегию существования. Наша сенсорика происходит из хаоса, и наши рассказы наполнены смыслом, если касаются каких-либо событий. Эта неизбежная адаптация объясняет нашу любовь к мифам, предрассудкам и тиранам. Они спасают нас от хаоса, придают смысл новой суете, оправдывают наши потери, понесенные во имя величайшего счастья.

Предположим, что наше существование было бы полностью лишено состояния хаоса, тогда мы жили бы в рутине оцепенения, в состоянии не-жизни, предшествующем смерти. По счастью, некоторые моменты экзистенциального шума присутствуют в нашей памяти. Конечно, мы страдаем от них, но когда после катастрофы мы вновь начинаем их осмысливать – они способствуют формированию сюжетов для наших рассказов о себе: «Я – тот, с кем случилась невероятная травма, я стал героем романа о своем собственном существовании. Я лучше всех знаю о том, что со мной произошло и как я боролся против пережитого страдания. Мне удалось преодолеть смущение и непонимание, я стал ясно воспринимать ситуацию».

Мы вынуждены подчиняться смыслу текущих событий. В бесчувственном мире мы были бы лишь пустой оболочкой, лишенной признаков психики. Как только происходит событие, которое формирует наше представление о нас самих, наша ментальная жизнь начинается во всей своей полноте, насыщенная моментами боли и удовольствия, необходимых потрясений и спокойствия. Возвращение к жизни становится своего рода паранойей, поскольку мы начинаем лихорадочно искать все, что может иметь хоть какое-нибудь значение. «Когда я умру, вы сможете говорить все что хотите, делать все что угодно. Это для меня уже не важно, поскольку не будет иметь никакого смысла. И наоборот, когда жизнь возвращается в мое тело, я пытаюсь истолковать малейшие изменения вашей мимики и самые банальные слова: если я вхожу в такое место, где находятся люди, и они замолкают при моем появлении, это доказывает мне, что они говорили обо мне». Иррациональное является реликтом существования, отголоском момента переживания травматической агонии. Попытка хотя бы немного восстановить нашу психическую жизнь, интерпретируя самые незначительные намеки или чужие жесты, могла бы придать смысл тому, что и как мы воспринимаем: «Находясь в двухстах метрах от газовых камер, приятно слышать, что у тебя длинная линия жизни», [22] – свидетельствует бывший заключенный, умевший читать линии на руках. Вера в иррациональное в том контексте, где все говорит о смерти, выполняет защитную функцию. Когда мы чувствуем опасность, когда общество не защищает нас, мы пытаемся контролировать наше существование посредством какого-либо фетиша, талисмана, жеста или волшебной формулы. Пережившие травму (своего рода откровение инициации) создают собственную химеру, которую называют «взгляд на мир». «Я только что отыскал скрытую истину», – сообщает брошенный всеми человек, переживающий момент счастья от того, что вступил в секту. Ограничение смысла защищает нас и развивает в нас творческие способности во имя нашего величайшего счастья, в то же самое время создавая социальные химеры и отдавая на заклание некоторых козлов отпущения – во имя нашей величайшей беды.

22

Бьяло Ж. Зимой дни становятся длиннее. – Париж, 2002. С. 263.

История и стихийные бедствия

Стихийные бедствия порождают спонтанные ситуации почти экспериментального характера, что можно проиллюстрировать следующим примером: когда землетрясение или извержение вулкана разрушает остров и уничтожает тысячи семей, жизнь, которая затем постепенно возрождается в пострадавших местах и в людских душах, принимает новую форму, спаянную чувством солидарности. Мы считаем благородным испытывать чувство братства, а потом ищем причины, которые могли бы оправдать то иррациональное насилие, которое принесла катастрофа.