Автограф президента (сборник)

— Хансен не мог покончить с собой, не такой он был человек. Они убили его!

Я не стал уточнять, кто эти «они», да я и не знал, то ли свои, то ли американцы, но то, что это убийство, у меня с самого начала не было никаких сомнений.

— Ну ладно, отдыхай, — сказал Вадим Александрович. — Вернешься в Москву, будем разбираться…

На этом разговор закончился.

Я не вернулся на пляж, настроение было испорчено. Я сел на лавочку возле фонтана и задумался. По-человечески мне было жаль Рольфа. Независимо от всего сотрудники секретных служб тоже люди, и это в высшей степени несправедливо, когда они расплачиваются своей жизнью за ошибки и просчеты своих руководителей, для которых политические соображения зачастую важнее, чем жизнь их подчиненных.

И еще мне было жаль Рольфа потому, что он был настоящим профессионалом, и противоборство с ним доставило мне истинное удовлетворение, дав мне бесценный опыт непосредственного общения с сотрудником неприятельской контрразведки, который невозможно приобрести, сидя в своем служебном кабинете. Работа с Рольфом потребовала от меня такой самоотдачи, такой мобилизации всех моих способностей, что этого импульса мне должно было хватить на многие годы.

К тому же я всегда придерживался мнения, что противника надо уважать, особенно если это достойный противник, и работа с Рольфом окончательно убедила меня в том, что это мнение было верным. Потому что Рольф, без сомнения, был достойным противником.

17

На второй день после возвращения из Сочи мне позвонил помощник начальника управления Сережа Рожков и попросил немедленно приехать на работу.

Я поймал такси и через двадцать минут, без всяких сожалений расставшись с двумя рублями (это было еще по старому тарифу), оказался на площади Дзержинского. Такси я воспользовался потому, что своей машины у меня не было, да я, как ни странно это, наверное, звучит, никогда и не стремился стать ее обладателем, хотя имел для этого все возможности.

А не приобретал я себе машину не только потому, что являлся идейным противником частной собственности, хотя и это обстоятельство сыграло определенную роль. Меня не устраивают три момента: качество советских легковых автомобилей (нельзя забывать, что я развращен ездой на автомобилях таких фирм, как «Пежо», «Вольво» и «Тойота»), качество автосервиса, равного которому по ненавязчивости и степени испытываемых при каждой попытке воспользоваться его услугами унижений нет в целом мире, даже в самых недоразвитых странах, и идиотские правила уличного движения, поощряющие хамство водителей, наглость и безответственность пешеходов и произвол автоинспекторов.

К последнему моменту я отношусь особенно болезненно, так как окончательно избаловался за границей, где водитель никогда не поедет на красный свет, потому что даже глубокой ночью, когда перекресток пуст и безлюден, как пустыня Сахара, он будет заснят автоматической фотокамерой в момент нарушения и потом не сумеет отвертеться от большого штрафа; где пешеход никогда не позволит себе сунуться на проезжую часть в неположенном месте, а водитель, заметив пешехода на «зебре», остановится и любезно уступит ему дорогу; где… да мало ли еще этих «где», о которых не имеют ни малейшего понятия даже самые дисциплинированные советские граждане.

Особенно большое влияние на мои автоубеждения оказала езда в африканских странах, где я, да и не только я, а все мои соотечественники, как и прочие выходцы с Европейского континента, пользовались неписаными привилегиями, предусмотренными для белых людей в порядке компенсации за то, что они гробят свое здоровье в условиях жаркого и влажного климата, и ездили где хотели и как хотели, не создавая, однако, при этом неудобств другим участникам уличного движения.

Конечно, и в таких чрезвычайно благоприятных условиях для вождения автомобилей случаются дорожные происшествия. Но мне везло, и все происшествия с моими автомобилями происходили почему-то в те моменты, когда я был не за рулем, а где-то в другом месте. Видимо, судьбе было угодно не подвергать меня дорожному риску, поскольку мне вполне хватало риска, связанного с моей работой. К тому же некоторые подобные происшествия, в которых я исполнял роль не участника, а стороннего наблюдателя, закончились совершенно неожиданно.

Так, в одной из стран в мою машину, стоявшую на площадке возле нашего посольства, буквально врезалась одна милая дама, управлявшая миниатюрной машинкой марки «Рено-5».

Она никогда бы, наверное, не позволила себе такой выходки по отношению к сотруднику посольства великой державы, если бы на перекрестке ее не зацепил шикарный «мерседес», водитель которого, видимо, посчитал, что более высокий класс его автомобиля дает ему преимущество. Причем ударил он даму так ловко, что ее развернуло на сто восемьдесят градусов, и, если бы не мой бедный автомобиль, который смягчил удар, ее бы, наверное, пришлось соскребать со стены соседнего здания.

Когда дежурный вызвал меня из посольства и я увидел свой покореженный «пежо», на спидометре которого еще не было и тысячи километров, я ужасно расстроился. Но вскоре приехали сотрудники дорожной полиции, и при составлении протокола оказалось, что милая дама замужем, и не за кем попало, а за сотрудником одного очень интересного учреждения, которое проявляло большую «заботу» о советских гражданах, мешая им отклоняться от выполнения своих официальных обязанностей.

Этот инцидент свел меня с ее супругом, мы какое-то время ходили вместе по страховым компаниям и другим учреждениям, обязанностью которых является решение проблем жертв автоаварий, а когда эти хождения кончились, так привязались друг к другу, что решили продолжить наши отношения. Он, видимо, испытывал большую признательность за то, что я поставил свой автомобиль таким образом, чтобы его жена не врезалась в стену, и со временем стал информировать меня по некоторым деликатным вопросам. Насколько я знаю, он занимается этим до сих пор. Так что иногда и у автоаварий бывает счастливый конец…

Рожков встретил меня крепким рукопожатием, и оно значило для меня больше, чем самые пылкие слова. Мы давно были с ним в одной «команде», хотя нам и не пришлось работать вместе. Но, если бы пришлось, я был бы уверен, что Сережа никогда не подведет. И для такой уверенности у меня было достаточно оснований.

Когда комплектуется «команда» для проведения какой-либо операции, ответственный за нее руководитель никогда не доверится только тем аттестациям, которые имеются в личном деле рекомендованного ему управлением кадров работника. Помимо официальных характеристик каждый сотрудник разведки, несмотря на строжайшую конспирацию в работе, не позволяющую широко обсуждать его достижения и промахи, имеет еще неофициальную репутацию, и зачастую она оказывается точнее и объективнее любой характеристики, потому что доподлинно отражает его пригодность для конкретного дела. Ознакомившись с аттестацией, руководитель обязательно наведет справки, позвонит своим друзьям, которым довелось работать с предложенным ему кандидатом, и, если те охарактеризуют его в негативном плане, даже самый положительный отзыв о его работе не перевесит их мнения.

А иначе и быть не может: наши недруги этих аттестаций и отзывов не читают, зато они великолепно умеют каждого проверить на прочность.

А вот за Сережу можно было не волноваться, потому что он успешно прошел такую проверку. Однажды он встречался с нашим агентом, прибывшим для этого из другой страны. То ли этот агент при въезде в страну привлек внимание контрразведки, и она установила за ним наблюдение, то ли была еще какая причина, так до конца и оставшаяся невыясненной, но только в тот момент, когда Рожков принял от него кассету с фотопленкой, на которой были засняты ценные материалы, спрятал ее подальше и пошел на автостоянку, где стояла его машина, с двух сторон дорогу ему перегородили два микроавтобуса, из которых стали выскакивать элегантно одетые мужчины крепкого телосложения.

Намерения этих молодцов были настолько конкретны, что Сережа совершил удивительный по высоте и дальности прыжок через зеленое насаждение, окружавшее автостоянку, и бросился к стоявшему на перекрестке полицейскому в форме. Молодцов подвела прыгучесть, и они несколько поотстали. Сережа успел добежать до полицейского и, указав на бежавших за ним крепких мужчин, попросил защиты «от бандитского нападения».

Полицейский хорошо знал свое дело. Он выхватил пистолет и, направив его на преследователей, приготовился защищать честь и достоинство советского разведчика.