Авторитетный опекун. Присвоение строптивой

Улетим с ним на каникулы в Эмираты, как он и планировал. Я впервые в жизни увижу не просто другой город, но и другую страну. Отвлекусь. Забуду все эти ужасы с притонами и похищениями. Начну новую свободную жизнь.

Наконец выезжаем из тоннеля в довольно просторный подземный паркинг с десятком машин. Абрек с водителем остаются здесь, а мы с Сигмой поднимаемся в лифте и выходим в стеклянно-гранитный холл.

Здесь высоченный потолок, много света и свежего воздуха, стильный минимализм в дорогих природных материалах и живые растения в огромных вазонах – целые комнатные деревья, некоторые из которых ещё и в цвету! Неожиданно и впечатляюще.

При этом кажется, что вокруг ни единой живой души, и только наши с Сигмой шаги отражаются от стен гулким эхом.

Снова лифт, уже другой. Поднимаемся. Обстановка становится мягче за счёт скрытого, льющего словно бы отовсюду тёплого света и вкраплений текстиля в интерьере, но всё равно слишком много камня, стекла и хрома.

И если это помещение жилое – на мой вкус оно неуютное. Ну либо душа, живущая здесь – такая же холодная и каменная.

– Ну наконец-то! – тянет вдруг женский голос. – Вас только за смертью посылать!

Я оборачиваюсь, а там, идеальная от кончиков волос до идеально сидящего на идеальном теле платья, нас встречает красавица Мариэль из притона!

Сердце, словно ужаленное электрическим разрядом, вздрагивает и начинает биться так часто, что становится трудно дышать – вот уж кого-кого, а эту дамочку отец точно не стал бы приглашать на передачу выкупа за меня!

Взгляд запоздало мечется в поисках возможных путей к спасению, и натыкается на полностью панорамную стену с видом на реку под вековыми соснами.

Сразу за стеклом терраса, на ней чёрный столик и плетёное кресло. На столике кофейная чашечка на блюдце. А рядом, одетый лишь в серые домашние брюки и распахнутый на груди чёрный шёлковый халат – проклятый похититель, собственной персоной! Лицо его обращено к лесу, поза расслабленная, хозяйская. Разговаривает по телефону.

Я словно спотыкаюсь на полушаге… и начинаю пятиться, пока не упираюсь спиной в Сигму. В это же мгновение Глыба оборачивается и замечает нас. Окидывает спокойным взглядом… и как ни в чём не бывало снова отворачивается к лесу, продолжая разговор.

Мариэль хлопает в ладоши:

– Всё, показались, теперь ты, рыбка, идёшь за мной! И сразу запомни, в это крыло без приглашения Глеба Борисовича больше ни ногой! Никогда и ни за что, ясно? Твоя комната выходит на двор с другой стороны особняка и, честно сказать, мне там даже больше нравится, как-то уютнее, что ли. К тому же там и народу побольше, не так тебе скучно будет в этом кощеевом царстве!

Она беззаботно стрекочет, смеётся, а слушаю её возбуждённую болтовню, и свинцовая тяжесть ложится на плечи: что значит «твоя комната»?

– Ну, вот как-то так! – с гордостью, как будто показывает собственные владения, Мариэль заводит меня в комнату. – Нравится?

– Извините, я уже почти всё! – заметно ускоряется при нашем появлении женщина средних лет, судя по форме – горничная.

Она на ходу ловко поправляет молочно-прозрачные фалды тюля на окне, придавая им идеально-завершённый вид, двигает пару флакончиков на туалетном столике и наконец, толкая перед собой каталку со средствами для уборки, равняется с нами.

– Здравствуйте Лина! Меня зовут Катя, я ваша горничная. Если что-то понадобится, там, над тумбочкой есть кнопка вызова, но вообще можете просто крикнуть, я всегда…

– Кати, давай с этим позже? – перебивает её Мариэль, красноречиво полуоборачиваясь к выходу и едва не подпихивая горничную под спину. – Скажи лучше Гале, пусть чай нам сделает. Или ты будешь кофе?

Я не сразу понимаю, что вопрос адресован мне. А поняв, хмурюсь: не нравится мне происходящее! Не вижу я тут даже малейших предпосылок к своей свободе!

– Что-то ты не очень-то рада, как я посмотрю? – плюхается на кровать Мариэль, едва только горничная уходит. – Любая нормальная девица на твоём месте уже кончила бы от восторга – вместо борделя попасть в дом самого Лыбина! А ты кислая, как будто в трауре.

Осекается. Помолчав, встаёт.

– Ладно. В общем, ты тут осмотрись немного и спускайся вниз, в гостиную. Я попрошу Галю сделать тебе какао с маршмелоу. Нам девочкам во время стресса обязательно нужно сладенькое. Ну… Ну, короче, ты это…

И так и не найдя что ещё сказать, просто сбежала.

Ни за каким какао я, естественно, не пошла. Не спустилась и на ужин, куда меня пригласила Катя. А когда она прикатила еду прямо в комнату – я не прикоснулась и к ней.

Зато сотню раз требовала разговора с похитителем, с этим их Глебом Борисовичем, на что получала лишь один ответ: «Он сам придёт, когда сочтёт нужным»

Прекрасно! Просто превосходно! То есть, сейчас это ему не нужно, так что ли?!

Ладно. Если гора не идёт к Магомету, то Магомет сам пойдёт к ней!

Но это у меня тоже не получается: едва я пытаюсь проникнуть дальше негласно очерченного для меня ореола, будь то дверь на улицу или проход по коридору дальше первых четырёх дверей, как на пути тут же появляется охранник, и с самым непробиваемым видом заявляет:

– Вам туда нельзя.

– Почему?

– Не положено.

– Тогда позовите сюда хозяина! – едва не топаю я ногой.

– Когда ему будет нужно, он сам придёт.

И так до бессонной, полной самых мрачных раздумий ночи, когда я, в довершение всего обнаруживаю, что меня заперли в комнате!

Наутро, вскоре после завтрака, к которому я снова не спустилась в столовую и не притронулась, когда его привезли прямо ко мне в комнату, приходит Мариэль.

Для приличия поговорив сначала про погоду, она начинает вдруг совершенно бесстыдно расспрашивать девственница ли я и был ли у меня хоть какой-то опыт с мужчинами.

– Ну а член-то ты хоть раз видела вживую? – искренне удивляется она, моим односложным «нет», и я, решив, что с меня хватит, резко перевожу тему:

– Что ты знаешь о моём отце? Он что, действительно умер?

По её растерянному лицу понимаю, что ответ «да», и в душе тут же поднимается… гнев. Не боль и не горечь утраты – а именно гнев на всех этих людей, которые так бесцеремонно вмешались в мою жизнь и продолжают вмешиваться прямо сейчас.

– Зачем я здесь, Мариэль? Не отпирайся, ты знаешь, иначе не сидела бы тут со мной! —стараюсь я выглядеть максимально строго, но она вдруг тоже меняется в лице, из «подружки-хохотушки» на глазах превращаясь в стерву: