Автово

В это время все стали замечать, что 211-ая разбивается на две части: Наиль с Маратом и Султан с Пахомом. Конечно, жить вчетвером в одной комнате крайне затруднительно, но возможно не это было основной причиной раскола. Ходили слухи, что Султан и Пахом не были довольны разделением труда, а именно: готовкой и уборкой. Разумеется, всех подробностей я не знаю, поэтому на этом и остановлюсь.

А в итоге Султан и Пахом добились от комендантши двухместной комнаты N 210. И, к всеобщему изумлению, татары вдвоём остались жить в четырёхместной 211-ой, которая впоследствии так и стала зваться — «татарской». Этим обстоятельством кое-кто сразу не замедлил воспользоваться. Двухметровая обезьяна-олигофрен, а попросту индус Сони из 204-ой всё чаще и чаще стал захаживать к нашим татарам, благо его комната находилась аккурат напротив татарской. Вскоре совместные гулянки, пьянки и прочий разврат 211-ой и 204-ой стали обычным делом. Со мной Сони так ещё и не познакомилась, главным образом потому, что я всячески старался избегать его общества. Индус оказался ужасно и даже не в меру болтливым, кричащим (особенно после пьянок) и прямо-таки настоящим плейбоем, судя по неисчислимому количеству девочек, которые то и дело вечерами вбегали в его комнату, а выбегали только по утрам. Татарам в этом смысле было до него далеко, хотя они и старались, как могли.

Праздники кончились, и пора было уже взяться за учёбу. В этот первый в Питере семестр нам предстояло сдать три экзамена и курсовую по конструкции корпуса. С этой курсовой, прямо скажу, вышла офигительная проблема.

Я, как обычно, настроился на неё перед самой сессией (раньше у меня просто руки не поднимаются), а тут преподобный Тимофеев по конструкции заявляет, что такого-то там числа уезжает в Астрахань в командировку за икрой. Все поражены. Начинается повальная истерика. Именно по этой истерике я пришёл к выводу, что сейчас вспомнил про забытый курсовой далеко не я один. Положение усложнялось тем, что Тимофеев обещал вернуться только через месяц, то есть тогда, когда мы уже должны быть в Астрахани на каникулах, а кто не успеет со сдачей, тех оставят на осень. Разумеется, это никому не светило, и все в дикой ярости бросили все развлечения и остервенело ринулись за работу. Помимо небольших чертежей и расчётов мы ещё должны были что-то там подсчитать на компьютере, якобы для облегчения наших вычислений, как сказал Тимофеев. Не знаю, для кого это являлось облегчением, но для меня лично (и не только меня) появилась очередная проблема. К тому времени компьютерной грамоте нас обучали весьма и весьма поверхностно, так что с компьютером из всей нашей группы в том 1994 году умели обращаться лишь единицы, все остальные же смотрели на него, как баран на новые ворота и чудом иногда попадали на нужную клавишу. Надо ли говорить, что вся эта кутерьма занимала массу и без того драгоценного времени.

И вот, наконец, последний день перед отъездом Тимофеева. Наши флегматичные лица были до того похожими друг на друга, что со стороны это выглядело как эпидемия болезни Дауна. Хотя среди нас уже имелись счастливчики, которые сдали курсовую, но перед основной массой стояла проблема выбора: либо бросить всё к чёртовой матери, расслабиться и настроиться на осень, либо сидеть над расчётами целую ночь до утра и, может быть, успеть сдать до завтра.

Я прикинул, что всё сделать за ночь теоретически возможно, но вот практически… И всё же я решил рискнуть. Владик был со мной солидарен вместе с Султаном и девчонками. Рудик пока ломался.

Некоторые решили пойти по первому пути (то есть расслабиться и т. п.), и, как покажет время, судьба смилуется над ними. Я же этого не знал и поэтому, ругнувшись про себя, сел за стол, чтобы окончательно встать из-за него только утром.

Пока ещё не было поздно, Рудик работал тоже. Все сконцентрировали своё внимание только на курсовой и напряжённо списывали друг у друга.

Уже где-то за полночь Рудик не выдержал и сказал, что закончит всё завтра. Мы с Владиком не могли себе такого позволить и лишь завистливыми взглядами смотрели, как Дима расстилает постель.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я бегал в 323-ю и пил с девчонками чай, туда же заглядывали и Султан с Владиком.

Где-то часа в 3-00 ночи у меня произошёл небольшой сдвиг в башке, так как повернув голову в Рудиковскую сторону, я стал задыхаться от смеха.

Дима спал в своей самой, что ни на есть обычной позе: на спине с отогнутой на 90 градусов головой. Эдакая позиция N 72 из йоговской релаксации. Поверхность одеяла была почти идеально ровной, и ничто не выдавало присутствия кого-либо живого под ним. Со стороны это выглядело как немного небрежно застеленная кровать. Но что интересно — Рудик был там. Вся наша группа одно время обмусоливала случай, когда Игорёк, придя к нам в 215-ую, с размаху плюхнулся своими габаритами на кровать Димы и тут же подскочил в страхе из-за внезапно раздавшегося громкого писка под собой. Оказалось, что Рудик, решивший немного вздремнуть, накрылся с головой покрывалом, чтобы ему не мешал свет ламп. Игорь потом клятвенно всем доказывал, что на кровати никого не могло быть. Ведь не слепой же он! Мы с Владиком не раз подкалывали Рудика по этому поводу, но сейчас, когда мои мозги кипели, я просто укатывался в истерике. Вылетев из комнаты, я вбежал в 210-ую, где были Катя и Лариса и, не говоря ни слова, хохоча, потащил их за собой. В комнате я только указал пальцем на Диму, как девчонки последовали моему примеру. Проснувшийся Рудик слегка приоткрыл свои ресницы и увидел троих идиотов, которые ржали и показывали на него пальцем. Решив, что с такими лучше не связываться, он закрыл глаза и повернулся к нам жопой.

Немного разрядившись, мы почувствовали себя намного лучше и с новыми силами принялись за работу.

Где-то в 4-00 часа утра за окном стало светать, и это придало мне ещё больше бодрости. Сон прошёл, я закончил расчёты на черновике и принялся за оформление.

В 6-00 утра в туалете мне повстречался Султан с выражением полной прострации на лице. Бедняга пожаловался на безнадёжность ситуации и сказал, что, скорее всего, он ничего не успеет.

Наконец, уже выглянуло солнце, и через полчаса должен был прозвенеть будильник, который будил Рудика. Бездыханный Владичка плюхнулся на кровать, решив поспать хотя бы эти полчаса. Я же, чувствуя, что если это сделаю, то уже не смогу проснуться, решил не ложиться.

И вот уже встал Дима, и мы начали будить Владика. Несчастный никак не мог поверить, что пора вставать, но что поделать…

Где-то через час мы с Владиком еле волочили ноги по улицам утреннего Питера, а впереди нас бодро и весело шелестел Рудик.

К нашему удивлению Тимофеев не торопился принимать у нас курсовую работу. Мало того, он, вообще, не собирался проверять её сегодня, а просто попросил оставить её ему на проверку.

— А как же… — начали было мы.

— Да ничё, — успокоил нас Тимофеев, — я через пять дней приеду, тогда и поговорим…

Тимофеев не представлял себе, как он был близок к смерти. Тот факт, что он остался живым, объяснялся лишь тем, что в тот момент наши конечности не могли поднять ничего тяжёлого.

Нет, мы не то, чтобы были шокированы, мы просто намертво приросли к земле. Потрясённые только что услышанным, мы не могли проронить ни слова. Поэтому мы молча отдали курсовые и поплелись домой, где тут же замертво рухнули на кровати.

Последствия бессонной ночки начали сказываться, и было до глубины души обидно за то, что вся эта жертва пошла коту на подмывание. Остальные, более умные люди, которые предпочли вчера расслабиться, теперь радовались жизни и, не спеша, заканчивали курсовую…

Следующим утром, тихо завтракая у себя за столом, мы вздрогнули от неожиданного стука в дверь. Судя по звукам, стучали копытом. Владик пошёл открывать и обнаружил за дверью переминающего ногами от нетерпения Рябушко. Тот буквально влетел к нам, чуть не снеся дверь с петель.

— Е, Владик, — подбежал он к своему лучшему другу, — чего сейчас было! Сижу я у себя, вдруг кто-то в дверь стучит. Ну, я, значит, открываю, а там — девушка. Владик! Ты не представляешь себе, какая красавица! Так смотрит на меня и говорит нежно-нежно: «Извините, у вас спичек не будет». Я знаю, что они у меня где-то есть, и в другой ситуации я бы и искать их не стал. Но тут такая красотка. Я ей говорю: «Есть, конечно, сейчас только найду». А она стоит так скромно и чуть улыбается. Е! Я прямо чуть не кончил! Вышак!!! Спички нашёл, дал ей, а она так потупила глазки и говорит: «Спасибо вам большое, я позже занесу». И ушла.

Он ещё что-то продолжал гнуть, а мы с Рудиком сразу захотели посмотреть на это чудо. Кто знает, может быть, такое встретишь раз в сто лет…

Несколько часов спустя, погоняемый из туалета шваброй Бабы Жени — той самой бабкой-проституткой, которую я повстречал в туалете, и которая оказалась техничкой нашего крыла — к нам вбежал взволнованный Владик и, захлёбываясь от восторга, сообщил нам, что Рябушко только что показал ему девушку, которая просила у него спички, и нам надо было немедленно выглянуть в коридор, потому как это чудо именно сейчас по нему шло. Просить далее нас с Рудиком было излишне.

Мы выскочили из комнаты как ошпаренные и замерли в сладострастном экстазе.

По коридору нам навстречу, действительно, шло необыкновенное чудо, тут я не ошибся, и такое, действительно, можно встретить раз в сто лет.

Перед нами была лошадь Пржевальского, которая каким-то образом перемещалась на двух ногах. Её шварценегерские скулы и вся лошадиная морда целиком создавали довольно не двоякое впечатление, что умственные занятия не являются её любимым делом. Правда, была определённая фигурка и даже угадывалась талия, но всё равно ничто не шло в сравнение с её пржевальской физиономией. Да, вкусу Рябушко можно было только позавидовать.