Азов

– Греби живее! – приказал дед. – Гей, песни пойте! Аль забыли старину?!

– Ты прости, ты прощай, наш тихий Дон Иванович! —

запели в стругах и поплыли, махая шапками провожавшим.

Татаринов сел на коня. Предводимая им отборная ва­тага в пятьсот казаков рванулась берегом, направляясь к Крыму.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Походный атаман сидел на крайнем струге, дед Черкашенин – рядом, напротив – атаман Старой, позади – казаки.

Дед примечает звезды… Грызет сухарь да рыбу… Журчит, плескается вода.

– Ты, Ванька, доглядывай за войском, – сказал старик. – Пускай не разбредаются. До кучи войско сбей. А как прибьемся к Сергиевскому городку – посушим весла.

– Ладно! – ответил атаман. – Я сам смекаю, что нам в один рукав реки не влезть всем. Почнут стрелять все башни наугольные да другие – всех перебьют.

– А ты пошли в один рукав полвойска, в другой рукав полвойска – ладно будет.

Поднялся атаман Каторжный, по стругам передал:

– По правому рукаву Дона сам пойду с полвойском! По левому – Старой. Чтоб тихо было! Султану, знать, донесли лазутчики, что войско с Дона тронулось.

Дед Черкашенин сказал:

– В Азове-крепости будет за десять тысяч войска! Да сердистаны-цепи на три ряда висят, от берега до бе­рега.

– Турки почнут стрелять с великим жаром, – предупреждал Старой. – Бить будут с Лютика – там тридцать пушек. Да с Лисьего – всех сорок пушек. Осадных пушек много… Ядра двухпудовые.

– Как будут бить картечью, – сказал дед, – челны перевернут.

– А мы обманем турок! – уверенно сказал походный атаман.

– Обманем? Держи-поглядывай! Обманем! Всего в крепости за двести пушек – больших, середних и малых, да старых девяносто пушек! Вот и считай. Да гляди, куда ядро летит. В струг ударит – хлебнешь водицы… В Казикермене пушек меньше.

– И там хватает. Проскочит ли Богдан? – нахмурился Старой.

– Да тот проскочит. Гуляй, казак, за здорово, как хочешь!

– А звезд, кажись, не будет ночью, – заявил дед. – Дождя, пожалуй, нагонит ветер. То нам на выгоду…

Когда струги в темноте подплыли к Сергиевскому городку, неожиданно сверкнула молния. Закрапал мелкий дождик.

– Ну что, не угадал я?.. – сказал, улыбаясь, дед. И вслед за тем грянул гром. – Захлещет шибко. Но нам-то сподручней: туча грозы не любит. Нехай грозуют молнии!

Гроза ударила, загрохотала, стегала кнутами огненными по небу. Полил такой ливень, какого отродясь не видали казаки. Прорвало небо: вода хлынула оттуда потопом.

Все струги сбились вокруг атаманского, закаруселили, тыкались носами о борты. Трещат борты да весла о весла стучат.

Потом все лодки ткнулись в берег.

– Суши весла! – пронесся протяжно голос атамана. – Жди моего приказа! Зовите атамана Сергиевского городка Косого – к нему есть дело!

Атаман открыл сундук, вытащил из него каравай хле­ба и жареное мясо.

Покуда казаки под потоками дождя, накрывшись рядном, подкреплялись пищей, явился сергиевский атаман.

– Ты звал меня? – спросил он горделиво.

– Звал! – сказал круто походный атаман.

– А для какого дела?

– Прикуси язык, скажу. Дубы повырубал?

– Дубы повырубал, – ответил тот. – Куда их столько?

– А много ли?

– Дубраву перевел! Дубов за триста!

– Не мало ли?

– Более того не мог. Без рук остались казаки. Рубили да тянули к берегу.

– Гляди, и хватит. Дубы толкайте в воду! Да пожи­вее!

– Да что ты! Мне казаков не приневолить. Эко льет! Зари б дождаться.

– А до зари?

– Не можно, атаман!

– Кидай дубы! – грозно поднялся Каторжный, блеснув саблей. – Дубы за час – и в воду! Слыхал?

– Слыхал, – сказал покорно Иван Косой и скрылся в темноте.

Дед кашлянул. Он продрог в сорочке мокрой.

– «Кидай дубы», – насмешливо буркнул он. – А главного и не сказал Косому. Запальчив был гораздо.

– Да что? – спросил Каторжный, не понимая слов старика.

– Да то: дубы поплывут – и пользы нам не будет никакой! Почто ж ты не сказал ему, чтоб те дубы перевя­зать в плоты?

– Сто чертей мне в глотку! Позабыл! Дуб-ббы пе-ре-ввя-за-атъ! – зычно закричал Каторжный вдогонку Косому; выскочил в темноту на берег. – Дуб-ббы пер-рре-вяза-ать! Плоты сбивать!

Озаряемые молниями человеческие фигуры на берегу то пригибались, то выпрямлялись, то, наклонившись, бросали с плеч тяжелые дубы в Дон-реку.

– Вяжи! – кричал Косой. – Вяжи!

Походный атаман сидел уже в струге и нетерпеливо ждал, когда все дубы будут свалены в воду.

На берегу ругались недовольные казаки:

– Выходит, стало быть, задумал Каторжный – ты копай себе могилу!

– Оно и ведомо: дадут первач, он шапки не ломает, а душу нам вывернет.

– Добро, уйдем! Дубы оставим.

– Изменники, – переругивались другие. – Ужели бросите?

– А нам едино смерть! Уйдем!

Дед сказал решительно:

– Ты слышишь, атаман? Сергиевцы уйдут – дубов в воде не будет!

– Слышу, дидусь. Куда они пойдут? Зря голову кладут на плаху.

– Поганый сок в табун-траве. Ведают ли они, что поруху делу нашему чинят? – сказал Старой.

– А я сорную табун-траву посеку своей саблей, – сказал Каторжный и крикнул: – Гей, вы, подь сюда!

На берегу послышалось:

– Иди, Митяй!

– Сам иди!

– Иди, Трофим!

– Иди, Андрей!

Тогда походный закричал:

– Идите, идите все: и Митяй, и Трофим, и Андрей!

Пришли. Стали перед стругом.

– Дубы валять охоты нету?

– Нету, – ответили все трое.

– Кидайте шапки в грязь!

Упали шапки.

– Скидайте рубахи!

Сбросили.

– Теперь табун-травы не будет! Кто ж среди вас зачинщик? – сказал грозно Каторжный.

– Митяй!

Каторжный молниеносно смахнул ему голову острой саблей…

– Эй, вы! – приказал он казакам, сидевшим в струге. – Табун-траву кидайте в воду. Изменникам одна дорога!

Тело сбросили в Дон, а голову на берегу положили.

– Чтоб неповадно было рушить дело! Дубы валите скоро!..

После этого дубы свалили в воду быстро. Походный атаман спросил:

– Плоты связали? Любо! На левый плот пусть сядет Карпов. На правый – Афоня Борода. Пускай плывут. Коль свистну – распускай дубы поодиночке.