Б/У или любовь сумасшедших

— Новороссийская?

— Она. Другую… За другой съездишь в турпоездку в Америку, вместе с Ириной Федоровной. Связи. Как всегда, впрочем, связи решают все. С программой познакомишься в офисе. А побочно — халтура. Вдруг наркота всплывет, все возможно. Дамочка в высшей степени загадочная. На мой вкус, ни кожи, ни рожи, а мужики ценят. Даже этот твой эротоман причастился.

— За ним не заржавеет.

— То-то вы с ним спелись на репетициях в театральном институте.

— Все знаешь.

— Почти. Я за то Питер не люблю, что среди населения там много сумасшедших, а сумасшествие вещь заразная.

— А если она останется?

— А ты зачем?

— Ничего себе. Наручниками, что ли, ее приковать к себе?

— Не отказывайся. Поездка классная, ну и на подхвате кто-нибудь, как же без этого.

— Так серьезно?

— Так серьезно. Тут многое намешано. Она спала с Красавчиком. Красавчик был несметно богат. Деньги за наркотики перекачиваются в Америку, это мы знаем. На них через подставных лиц покупается недвижимость: заводы и тэдэ и тэпэ. Это мы тоже знаем. Она записалась в поездку еще при жизни Красавчика, имея на счету в Сбербанке две тысячи рублей. Живет впроголодь, сам понимаешь: на шестьсот не разгуляешься сейчас.

— На тысячу шестьсот тоже.

— Намек понял. И более того, хочу перетащить тебя в столицу.

— Не… я привык.

— «Пан Ленинград, я влюбился без памяти в ваши стальные глаза». Поехали к начальству.

— «Медный Петр добывает стране купорос», — подхватил дурным голосом Герман Васильевич.

— «Анна Каренина просит всех освободить перрон и не устраивать сцен», понял?

— «…Все равно поезда никуда не уходят из уездного города N…»

— Помнишь, какие шашлыки были на Грузинской?

— На ребрышках.

— Больше нэт, ничего нэт… Вот в этой квартире жил когда-то автор, которого читали все, а вот в этой Рогинский, а вот в этой академик Шмидт, спускаться пешком — лучшая профилактика артроза…

* * *

Полет напоминал трагедию Шекспира.

Вдруг напряженно взвывали двигатели, корпус начинал сотрясаться, проваливаясь в бездну, казалось — финал, но по законам жанра катастрофа отодвигалась, сюжет переходил на новый виток, и так повторялось многажды.

Но это было потом, над океаном. Адо Праги долетели спокойно и очень быстро, может быть, оттого, что после бессонной ночи Ирина уснула. Разбудила Наталья, которая сидела рядом.

— Ирина Федоровна, пристегните ремни. Посадка. Нас повезут в какой-то занюханный городок, где мы будем ночевать, а утром снова в путь. Наша задача — оторваться от быдла и съездить в Прагу. Организацию беру на себя.

Устроили их в отеле «Атлас», чрезвычайно смахивающем на новые, времен застоя, провинциальные гостиницы в каком-нибудь Хмельницком или Полтаве.

Наталья тотчас разделась, поразив Ирину гладкостью выбритого лобка, и рванула в душ. Там, напевая «…перелеты, перегрузки, долгий путь домой, вспоминай меня без грусти, ненаглядный мой», — она плескалась, пока Ирина у окна наблюдала унылую жизнь чешской провинции. Она гнала от себя мысли о последних днях в Москве и о будущих в Америке и по привычке школьной отличницы «запоминала детали». Детали ускользали, так как не поражали ничем, кроме похожести на быт, знакомый «до боли». Вот к одноэтажной стекляшке-ресторанчику подъехали двое на велосипедах и, немного погодя, вышли с бутылками.

Прошли школьники, чуть наряднее и чище московских.

— А вы поняли, в каком аэропорту мы сели?

— В каком? — Ирина обернулась.

Наталья стояла перед ней, завернутая — по правилам западных фильмов — в мохнатую простыню, так что оставались обнаженными плечи.

«Лакомый кусочек», — подумала Ирина, разглядывая ее безупречную загорелую кожу, ложбину маленьких грудок.

— В «Ружичном» — том самом, где в 1968 году высаживался наш десант. Но все это уже древняя история, а сейчас — быстренько душ. Там стоит большая банка «Калодермы», намажьте руки, ноги, а главное — жопу.

Ирина поняла: «командовать парадом» в этой поездке будет Наталья, эта девчонка, эта шикарная поблядушка с железными нервами и светлой головкой.

Она быстро уговорила водителя «икаруса» отвезти их в Прагу. Когда слоняющиеся около отеля двое мужичков попробовали к ним присоединиться, Наталья отрезала весело, но жестко:

— Ребята, на халяву — это в Москве, а здесь котлеты — отдельно, мухи — отдельно. Хард — карренси! Звиняйте дядьку!

— Зачем ты так, — упрекнула Ирина, — они бы не помешали.

— Во-вторых, помешали бы, а во-первых, и нечего этим козлам примазываться. Надоело!

Водитель высадил их у станции метро «Градчанская» и объяснил, что на Град можно подняться по улице Тихонова, а там…

— Разберемся, — перебила Наталья. — Ты к восьми здесь жди нас.

Город был необычайно тих и безлюден. По дикому, заросшему кустарником откосу спустились вниз к Влтаве. Лебеди скользили по серой неподвижной глади, а они стояли на каком-то совершенно первозданном пляжике, и справа дымно серел мощный каменный мост.

— Это Карлов мост, — сказала Наталья, — я узнала его. Идемте туда.

Пустынными средневековыми улочками они дошли до моста, по которому чинно прогуливался очень ограниченный кон-тангент западных туристов. Здесь же, рассевшись на каменных парапетах, благовоспитанно веселилась местная молодежь.

— Как это печально и как прекрасно, — сказала Ирина.

— Только вот давайте без этого, без пафоса.

Наталья была очень хороша в черных брючках-стрейч, в свободной блузе с огромными плечами. Западный контингент косил на нее глазом.

— Надо поесть. А для этого — поменять доллары на кроны.

Тут же, неподалеку от моста, она зашла в гостиницу с тремя страусами на вывеске и, выйдя через пять минут, сообщила, что чехи на удивление честный народ: портье поменял ей доллары по тому же курсу, что был объявлен в меняльной конторе в аэропорту.

— И когда ты успела в контору заглянуть? — изумилась Ирина.

— Прирожденная смышленость.

В убогом кафе съели салат и выпили кофе.

— Да, социализм — это как СПИД. Никого не щадит, — прокомментировала ужин Наталья.