Баба Яга, костяная нога

Сначала я с Аллой познакомилась, невысокой, худощавой, шустрой подмосквичкой. Жила она одна. Муж давно сбежал, сын вырос. Пенсии хватало лишь на то, чтобы поддерживать существование. А существование для Аллы хуже смерти было. Впрочем, с таким характером на тихую, спокойную смерть тоже не стоило рассчитывать. Не зря ее тут сразу прозвали Алка-экстремалка. Неугомонная натура: любила она спортивный и даже молодежный стиль не только в одежде, но и в повседневной жизни, что создавало некоторые неудобства соседям

по подъезду; любила митинги, скандалы с нерадивыми чиновниками; коллекционировала записи выступлений Владимира Вольфовича и считала своим кумиром пламенного революционера Фиделя. Этакий вечноживой борец за правду, которого невозможно сломить даже очередной потерей работы. Она всегда знала все и обо всех, любила покомандовать, поэтому сразу была признана нами заводилой, лидером… и просто с ней было весело.

Остальных моих новых подружек, прибывших из других регионов, заселили в общежитие. Конечно я тут же напросилась в гости и, разумеется, была приглашена сразу и всеми.

Зоя Ростовская…то есть она приехала из Ростова-на-Дону, но для удобства мы все, особо не сговариваясь, начали добавлять к имени еще и название малой Родины. Прямо как у баронов, да маркизов всяких. У тех тоже ценность титула напрямую была связана с имеющейся во владении территорией, а не принадлежностью даже к самой громкой фамилии. Зоя всю жизнь числилась на руководящих должностях, была даже директором рынка. Опыт, хозяйственная хватка. Про таких в народе говорят « она работу видит». Да еще в придачу шустрость и хорошо подвешенный язык– она в любом коллективе едва ли не с первого дня становилась своим человеком, чуть ли не близким родственником. Ее уважали, ей доверяли. Ее не смогла сломить даже онкология. Она выжила назло врагам. Их у нее тоже хватало, особенно завистников. Но прежнюю работу пришлось оставить и искать чего-нибудь попроще. Вот и нашла, называется! Покой нам только снится… ну и… пусть снится дальше. Покоя слабые ищут, только не эта элегантная, ухоженная женщина с прочно прилипшей к лицу маской собственной значимости. Зоя устала быть кем-то, она просто хотела жить.

Маришка Вологодская была стопрцентной замужней женщиной, неисправимой домохозяйкой. Частенько бывает, что у женщин, долгое время живущим без спутника жизни, начинают проявляться мужские черты. У Маришки не было ничего мужского. Мягкая, уступчивая, вся такая домашняя – ей лишь бы по хозяйству похлопотать… Просто красивая женщина, любимая, окруженная заботой и вниманием. А потом муж ушел к другой, дочери с о-очень большой неохотой навещают ее, разве что по большим праздникам. Так, заглянут ненадолго, поинтересуются делами и, даже не удосужившись дослушать, начинают собираться, сославшись на неотложные дела. В конце концов прямо заявили, что они, конечно, благодарны и все такое прочее, но им с ней скучно, говорить не о чем, что они понимают отца… Ох уж эта Маришка! Всем все простила и решила податься на заработки, втайне надеясь хотя бы подарками смягчить своих домашних, то есть бывших домашних. За всю свою жизнь она не выезжала за пределы своего городка и вдруг небывалое приключение. Аж до самой Москвы добралась. Прямо-таки подвиг для нее. Боится всего Маришка, во всем сомневается. Такая забавная.

Гуля Оренбургская– женщина явно восточная. И дело тут даже не во внешности, а в манере держаться. Смесь казахской крови и татарской, приправленная рассказами о том, что она является дальним потомком Чингисхана, а иногда одной из немногих сохранившихся прямых потомков древних индейцев майя– для нас она стала сплошной восточной загадкой. Разгадать мы эту загадку даже не пытались, но завалили ее просьбами погадать, раскинуть карты, пересчитать дыры в нашей ауре и подлатать карму. К сожалению, ни древняя кровь, ни восточная загадочность счастья ей не принесли. У нее никогда никого не было: ни мужа, ни детей. Родителей почти не помнит. Они умерли, отравившись некачественным алкоголем. Вся сознательная жизнь– приюты, интернаты, общаги. Родня, которая была ей знакома, либо далеко и надолго разъехалась, либо не считала нужным интересоваться ее делами. А потом вдруг выяснилось, что мы… были ее первыми подругами.

Тетя Лида была самой старшей из нас. Очень хороший, душевный, отзывчивый человек… но как-то все не ладится у нее. Можно даже сказать, что жизнь ее не просто раздавила, но еще и переехала несколько раз. Кажется, наша Лидочка уже и не помнит, что когда-то числилась прекрасной половиной человечества: седые, собранные в строгий пучок, волосы; одежда с барахолки, удачно приобретенная почти задаром по случаю списания нереализованного товара; стоптанные, облезлые ботинки-внедорожники, то есть одни на все сезоны. Беды и проблемы, одна за другой, сыпались на нее как из рога изобилия, порой не давая возможности даже дух перевести. Ничего у нее уже не осталось, даже надежды, только долг, который во чтобы-то ни стало надо выполнить.

–Привет.

–И тебе не болеть,– я кажется уже в сто двадцать пятый раз подметала зал и была даже рада такому разнообразию. Интересно кто он? Одет вроде прилично, а сумок нет. Или уже сдал багаж? Симпатичный кавказец. Невысокий, смуглый. Аккуратно подстриженные, темные, слегка припорошенные сединой волосы мелко кудрявятся. Нос немного великоват, но общего впечатления не портит.

–Новенькая? Откуда приехала?

–Да я в Москве живу.

–А вот я здесь живу. Меня Вахтанг зовут

–Москвич, да? Куда-то собрался?

–Эй, я же сказал, что здесь живу. Здесь– это на вокзале. Но я москвич.

–Так ты чего… бомж что-ли?

–Да. Можно и так сказать. Зовут-то как тебя?

–Тамара. А… как ты бомжом стал? С виду вроде и не скажешь. Наверное что-то случилось? С квартирой обманули? Я читала про такое. В Москве вообще бардак насчет этого.

–Все в порядке, подруга. Есть у меня квартира, неплохая между прочим. Нравится мне здесь. Понимаешь? Тихо, культурно. У меня ведь раньше, Тамара, своя фабрика была. Мебельная. Я все имел. Так-то вот.

–И что? Разорился?

–Нет. Пропил.

–Наверное из-за женщины, да? У тебя жена есть? А дети?

–Да никого у меня нет. Еще не хватало из-за бабы спиваться. Другое у меня. Пока не скажу.

–И ладно. Вахтанг, а ты что… вот прямо здесь и живешь? В этом зале?

–Чем тебя зал не устраивает? Здесь живу не только я. Вон видишь того придурка, что газету читает? Это Максимилиан. Из-за кредитов все просрал, что имел. А ту лысую бабу видишь? Жена профессора. Здесь у нас элита собралась. Простого бомжару мы к себе не пустим.

–Вахтанг, а что с ее профессором случилось? Умер или развелись? Как она здесь оказалась?

–Муж жив-здоров. Детки его приперлись. От первого брака. Они ее и турнули.

–Почему она домой не уехала?

–Кому она там нужна? Кстати, ее Эльзой зовут. Она из Башкирии. Неплохая бабенка, душевная. С придурью, конечно, как все бабы, но добрая. У нее тут роман недавно начался. С Сенечкой нашим. Его пока нет. Придет к часам одиннадцати. Так вот, знаешь,– Вахтанг захихикал.– Эльза эта как-то говорит нам, что решила она имя сменить. Я, говорит, буду теперь Синдереллой, ну это вроде Золушки нерусской. А Сенечка-то у нас парень простой, никак эту Синдереллу выговорить не может. Все Сардинелла, да Сардинелла. Так мы ее и прозвали.

–Вахтанг… а-а… вам тут тяжело наверное… может покушать принести. Сегодня, правда, у меня немного, но завтра я сготовлю…

Бомж заржал так громко, что пассажиры заоглядывались.

–До чего ж я люблю русских баб! Нигде в мире таких нет! Тамара, я сам могу пригласить тебя на ужин. В любое местное кафе. Вот сколько ты здесь получаешь?

–Нам обещали тысячу за смену.

–Тысячу рублей? И за это ты вкалываешь, не разгибаясь, двенадцать часов?

–А что такого? Нормальная работа.