Баба Яга против!
Шрифт:
Поперхнулась Яга и играть перестала.
Вылезла из фонтана девица в платье золотом, с косами рыжими и… в венке с ромашками.
— Долго ли мне ждать тебя, муж мой? — выдохнула красавица, в пещеру с парапета слезая. Увидев змея, содрогнулась: — Ох, и сколько можно превращаться в это пугало?
Усмехнулся Змей Горыныч, хотя и показалось Ясе, будто пот у него на всех трех лбах сразу выступил.
— Все равно ты сама пришла, Рыбка Золотая.
И голос его медом льется, аж дивно. Свои тут у них разборки, местные. Яся окариной взмахнула, да остановили ее Кикимора и Леший.
—
— Угадал… Хорошо, что на месте Горыни не я… — пробормотал Волк.
И по морде его было видно, что он рад тому, что Горыня — это Горыня, а он, Волк — это Волк.
Иван-царевич застонал под своей стеночкой. Рыбка Золотая же и Змей Горыныч продолжали речи свои медовые, тягучие и как обоюдоострый меч опасные:
— И не стыдно тебе жену гонять! Над Иваном глумишься. Что он тебе сделал? Человек добрый и сердцем мягкий, не то, что ты…
Вот-вот, Рыбка, ты мне уже нравишься.
— Это я глумлюсь?! — возмутился Змей и встал на лапы задние, из угла в угол заходил. — Кто его на дно морское утащил, лишь бы мне насолить?! Что может быть большим глумлением для мужчины, чем сделаться орудием в женских руках?!
Ах, вот оно как?! Ну, Рыбка! Клубочки кончились, поискала Яга взглядом еще оружия какого. Вот, кладенец царевича валяется, но неподъемный он больно.
— Ах, Горынюшка, но ты ведь внимания на меня не обращаешь… Думала, хоть за Иваном прибежишь, а ты..
— А твой отец меня ждет на морском дне не дождется! Морского змея ему подавай! Не стану я под дудку Царя Морского плясать! Мне и тут хорошо! Не по сердцу мне, Рыбка, отец твой! И ты мне сама навязалась!
Попытался Змей лапы на груди сложить, да слишком короткие они были, только ладошками одна до другой и дотянулись. Плюнул Горыня, ударился о пол пещеры каменной да и молодцем сделался.
Мажоры мажорами… Чесслово. Истерики не случаются по тому поводу, по которому их закатывают.
Нахмурилась Яга, шляпу Иванову размахнулась, и в парочку эту злодейскую бросила, на себя внимание обращая:
— Хватит воду лить! Повторяю вопрос, потом за себя не ручаюсь. Где Иван? На дне морском? У тебя, Рыбка ты ж Золотая?
— У меня. Что это за старушка страшная?
— Страшная, еще какая страшная — Иван мой, тащи его сюда.
— Прости, бабушка, но он мне нужен! Без него Горыня на дно не придет, а батюшка меня на сушу больше пускать не хочет! Вот и мотаюсь…. через фонтан на мужа смотреть, что за жизнь семейная такая?..
— Каждую четверть часа, — выплюнул Горыня. — Все нервы уже истрепала, рыба проклятая.
— Ах! — обиделась Рыбка Золотая, да в фонтанчик и скаканула.
Ну, Яга — за ней. А следом и Кикимора. Мало ли, что девицы не поделят, а она божество, как никак, водное, мудрое, старое.
Подушки не дали Яге нырнуть как человеку нормальному. Уж пыталась она, пыталась, а все ее на поверхность выталкивало. Наказание какое!
Так и барахталась, и вдруг подхватило ее что-то, да и обратно из фонтана наверх и вынесло. Отфыркнулась Яга от воды, как могла, глядит — а у кого на руках она сидит?..
— Ваня! — всхлипнула и повисла у него на мокрой шее.
— Что же ты делаешь тут, солнышко
ясное? — удивился Иван, к себе старуху липовую прижимая.— Тебя, дурака, спасаю, — ударила его в грудь Яга и теперь в голос разревелась.
Так и стоял Иван по колено в фонтане воды живой, а на руках у него рыдала в три ручья, при том истекая подушками, настоящая баба Яга. И плевать ей было, что Яге, вообще-то, не положено, что нос отвалится, что они в пещерах змея-маньяка, у которого в голове и супружестве разлад, и от того честные люди страдают.
— А они тут отношения выясняют, за наш счет! — пожаловалась Яся Ивану, и в Горыню пальцем ткнула.
— Фу, — скривилась Золотая Рыбка. — Это и есть твоя суженая? А ты как вылезти смог, я ведь заклятье на тебя сонное наложила?
— А любовь настоящая разрушает любые заклятья, Рыбка, говорил ведь я тебе, — усмехнулся Иван. — И что надо вот тут, в груди ее чувствовать. Тогда и дело будет, тогда и других обижать не нужно.
Осторожно вылез Ванька-дурак из фонтана, и Ясю свою все не отпускал — на руках держал.
— Вот видишь, — сладостно обратилась Рыбка к Горыне, повиснув на его руке могучей, — побеждает любовь все заклятья. Это ли не сила, Горыня? Ну, пойдем со мной на дно морское… Будешь корабли топить, чем не развлечение? Я отца попрошу.
Но отодвинул Горыня Рыбку Золотую, к Ивану с претензией выступил, пальцем тыча:
— Сколько ты живой воды выхлестал, Иван! — и разглядывает его со всех сторон, и не то Ягу, не то Иванову суженую, с которой вода так и льется. — И суженая твоя тоже! Чем расплачиваться станешь?
И лицо сделал такое ехидное — а сейчас он выдумает чтой-то. Или Иван выдумает. Он неплохой выдумщик, и не скучно с ним, вот совсем. А Рыбка возьми и забери!
— Прости, Горыня, мне только глоток и нужен был — не предупредил ты ведь меня о свойствах зеркала волшебного — а вышло, что весь искупался. Не по своей воле, но по воле суженой твоей, а она так сделала потому, что ты с ней идти не хотел…
Сделал вид Ваня, что думу глубокую думает, глаза к дыре над фонтаном поднимая. Прищурился и Горыня.
— И что?
— А то, — поднял палец Ваня, поудобней другой рукой Ягу перехватывая, и подушки ее снова потекли живою водою на пол, — что коли бы ты был хорошим суженым Золотой Рыбке, не случилось бы такой траты воды живой. И моя суженая бы сейчас из-за вас не убивалась. Так что не я расплачиваться должен. Я тебе уже сполна заплатил: ромом, волшебным зельем — забыл?
— Вот стану морским змеем, буду корабли топить, и станут бочки с ромом мне на дно падать, — пригрозил Горыня.
Пожал Ваня плечами и посмеялся.
— Ты не забывай, на море тоже дураков хватает. Есть у меня друг, Синдбад, так он со змеями морскими только так.
Изобразил Ваня пару ударов воображаемым мечом по воздуху, и загорелись глаза Горыни интересом.
— И что — побеждает?
— Побеждает.
Отошел Горыня в уголок, задумался, что-то просчитывать на пальцах начал. А потом и вовсе из пещеры уполз куда-то в лабиринт, а Рыбка за ним побёгла.
— Что ж ты тяжелая такая, ясно солнышко? — спросил Иван, снова Ягу перехватывая.