Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)
Шрифт:
Но многочисленные обстоятельства препятствовали становлению непрерывной правовой традиции в России до реформ 60-х гг. XIX в. Уже само отсутствие унифицированного Свода законов вызывало большую неразбериху при решении дел в провинциальных судах. До 1832 г. единственным вразумительным источником гражданских законов в России служило Соборное уложение 1649 г. — собрание положений русского обычного права, извлеченных из более ранних правовых сводов Московского государства. Впрочем, в XVIII в. на смену Соборному уложению пришел поток императорских указов и судебных решений, многие из которых противоречили этому Своду законов и расходились друг с другом. Эти законодательные установления были сведены воедино лишь в 30-е гг. XIX в. и изданы в составе Полного собрания законов Российской империи — одновременно с составлением Свода законов. Так что в XVIII в. источников для понимания закона было мало.
До конца XVIII в. в России не существовало отдельной судейской корпорации. Вместо этого ответственность за отправление правосудия возлагалась на органы, осуществлявшие юридические функции наряду с административными обязанностями. Рассмотрение имущественных споров находилось в ведении Вотчинной коллегии, которая официально утверждала права собственности по результатам всех земельных сделок и служила судом первой инстанции по наследственным
Наконец, в отправлении правосудия в России огромную роль играл элемент личного влияния. В дореформенную эпоху монархи обладали обширной судебной властью [9] . Царский указ мог получить силу закона, даже если он противоречил предыдущим постановлениям, а правовые тексты не делали различия между законом и административным постановлением — так называемым «распоряжением» {39} . Более того, правители могли прямо вмешиваться в судебный процесс. Решения Сената получали силу закона и не требовали утверждения монарха, но в тех случаях, когда сенаторы не могли прийти к согласию, они обращались к монарху за разрешением спора. Создание в 1810 г. отдельного Департамента для приема прошений на высочайшее имя еще ярче подчеркнуло, что именно государь является источником правосудия {40} .
9
По наблюдению Дж. Ле Донна, однако, российский правитель напоминал других государей эпохи старого режима тем, что делегировал своим чиновникам отправление справедливости, но сохранял за собой право отменять их решения. См.: LeDonne J. Ruling Russia: Politics and Administration in the Age of Absolutism, 1762—1796. Princeton, 1984. P. 179.
Использовать судебные документы в качестве источников нелегко. Споры, разбиравшиеся в Вотчинной коллегии, чаще всего регистрировались без сопровождающей резолюции, поэтому ни исход дела, ни правдивость показаний тяжущихся сторон выяснить не удается. Протоколы дел в Сенате полнее и обычно включают в себя итоговые постановления, наряду со скрупулезным изложением решений нижестоящих судов. Если просители часто жаловались на коррупцию среди судейского штата, то по документам суда мало можно узнать о роли протекции и коррупции в конкретных делах. Но при всех недостатках документы об имущественных спорах дают ценнейшие сведения о том, как истцы понимали закон, а также об усилиях центральной власти добиться эффективной работы системы правосудия. Правовые стандарты в императорской России оставляли желать лучшего, но тем не менее дела, поступавшие в Вотчинную коллегию и в Сенат, говорят о существовании жизнеспособной правовой культуры у дворянства дореформенной России — а именно о знакомстве с основами имущественного права и убежденности в том, что конфликты следует разрешать по закону. Если русские дворяне и не считали правовую систему «предпочтительным средством разрешения споров»{41}, то уже сам объем дошедших до нас материалов об имущественных процессах свидетельствует о готовности дворянства прибегать к помощи судов, несмотря на все их недостатки. Некоторые истцы проявляли неверие в судебный процесс и обращались за помощью к влиятельным лицам, чтобы те проследили за ходом рассмотрения их дел; но все равно их ходатайства полны просьб о том, чтобы дело было решено так, как написано в законе.
Вопрос о преемственности между допетровской и императорской Россией в отношении законных прав дворянских женщин встанет в этой работе не однажды. Изменения правового статуса женщин в Средневековье и в эпоху Московского царства отражены в богатой литературе. В частности, горячо обсуждалось сужение имущественных прав знатных женщин в XVI—XVII вв. Итоги этих исследований показывают, что многие дочери и жены царских слуг располагали земельной собственностью, полученной в приданое или в наследство, и распоряжались ею вместе с мужьями. Более того, еще в XII в. русские женщины всех социальных групп разделяли с мужчинами право начинать тяжбу при возникновении угрозы их чести или экономическим интересам. Правовые привилегии женщин допетровской эпохи явно послужили основой для разработки их имущественных прав в XVIII в.
В то же самое время интерес к предшествующему периоду привел к тому, что историки упустили из виду по-настоящему важную перемену, происшедшую в XVIII в. Доступ женщин к собственности в это время чрезвычайно расширился, так как дворянские дочери, независимо от их брачного статуса, получили право на определенную долю («указную часть») имения своих родителей. В качестве замужних женщин они приобрели полную власть над своими имениями только в 1753 г., когда была отменена обязанность жен испрашивать у мужа разрешения на отчуждение собственности. С середины XVIII в. замужние женщины гораздо чаще стали обращаться в суд от собственного имени, а в целом женщины как группа реже прибегали теперь к помощи мужчин, представлявших их интересы. В послепетровскую эпоху был сделан громадный шаг вперед в судебных процессах с участием женщин: дворянки более не ограничивались простой защитой своих законных прерогатив и стали добиваться от судебных властей прояснения своих наследственных прав и контроля над имуществом во время брака.
В нижеследующих главах будет последовательно описана эволюция уникального положения русских дворянок в отношении
собственности и рассказано о том, как женщины настойчиво, изобретательно, а иногда и беспринципно использовали право контроля над своими землями. Повествование с неизбежностью будет время от времени касаться взаимодействия (и несоответствия) между тендерными представлениями и повседневной тендерной практикой. Увлечение западных ученых образом сильной женщины в русской культуре — это лишь один симптом резко различающихся между собой восприятий тендера и авторитета в России и на Западе. О литературных образах русских дам крутого нрава было сказано немало{42}, но при этом ученые редко пытались определить более вещественные источники авторитета женщин в русском обществе. Как мы увидим, если властная особа, созданная литературой, выделялась чертами характера, то авторитет ее реального исторического прототипа в равной степени основывался на владении имуществом.Глава 1.
ОТ ПРОЖИТКА К УКАЗНОЙ ЧАСТИ: ЖЕНЩИНЫ И НАСЛЕДСТВЕННОЕ ПРАВО
Наследственное право определяло очень многое в жизни русских дворян и оказывало на нее такое влияние, которое немыслимо в современном мире. В начале Нового времени законы, управлявшие переходом имущества от поколения к поколению, играли решающую роль в сохранении рода; в них, по существу, воплощались тогдашние представления о разнице в положении мужчин и женщин и о роли женщины в обществе. В Европе тогда существовали самые разнообразные правила наследования, которые различались не только от страны к стране, но и от области к области, причем зачастую здесь действовали местные варианты обычного права. Но при всей пестроте общей чертой законов об имуществе оставалось неравноправие полов. Если все законодательные своды Европы предусматривали ту или иную форму женского наследования, то, как правило, они наделяли женщин приданым только в форме движимого имущества, а не земли, и нередко дочери, получив приданое, исключались из дальнейшего наследования{43}. Женщинам, пережившим своих мужей, законы предоставляли более щедрые доли супружеского имущества, однако очень часто эти установления, в интересах наследников умершего, ограничивали право вдовы распоряжаться и пользоваться отошедшей ей частью.
В конце XVII в. женщины высшего общества в России во многом разделяли неравенство перед законом со своими европейскими сестрами. Российские законодательные своды предоставляли женщинам удивительно широкую независимость в юридических делах, но проводили четкое различие между отношением мужчин и женщин к собственности. Так, допетровское имущественное право характеризовалось неравным наследованием для сыновей и дочерей, ограничением женщин в пользовании земельными владениями и, как ни странно, вообще не касалось некоторых важнейших аспектов женского наследования. Однако с реформами Петра Великого для русских дворянок началась эпоха глубоких культурных и правовых перемен. Причем если влияние культурных преобразований поначалу ограничивалось лишь высшими кругами общества и медленно распространялось за пределами Москвы и Санкт-Петербурга, то правовые нововведения вскоре затронули жизнь всех дворянок, независимо от их знатности и богатства. Прежде всего нужно отметить, что XVIII век был свидетелем последовательного расширения женских имущественных прав. Это касалось и власти замужних женщин над их имениями, и доступа женщин к родовым владениям. Новшества в женском наследственном праве не так бросались в глаза, как прогресс в области контроля женщин над имуществом. Зато законодательная разработка наследственных прав дворянок служила показателем развития законодательства в более широком смысле: в поисках ответов на запросы со стороны дворянок суды выявляли существенные неясности в их правах собственности и совершенствовали законы с учетом женских интересов.
Цель этой главы состоит в том, чтобы проследить, как регламентировались наследственные права дворянок в XVIII в. Я покажу, что в течение этого столетия дворянки достигли в области наследования лишь одного, но важного успеха: наследство, полагавшееся им как дворянским дочерям, превратилось из доли на содержание («прожитка»), предназначенной главным образом для покрытия расходов на военную службу их мужей, в установленную законом часть родительских земель («указную часть»). Аналогичный сдвиг произошел и в области вдовьих наследственных прав. В обоих случаях это изменение не являлось лишь терминологическим, но свидетельствовало о преобразовании как сути, так и формы женских наследственных прав.
Дворянки и наследственное право допетровской эпохи
Доступ дворянских женщин к земельной собственности в допетровское время зависел в основном от их брачного статуса и от наличия или отсутствия братьев. Уже в XII в. Русская Правда позволяла при отсутствии сыновей наследовать родительское недвижимое имущество дочерям и полностью исключала женское наследование земель при здравствующих потомках мужского пола {44} . [10] Дочери часто получали приданое или наследство в форме движимого имущества, необходимого молодой семье для обзаведения хозяйством. Однако в условиях экономики, основанной главным образом на земледелии и крестьянском труде, движимость не обладала статусом и надежностью земельной собственности [11] . Историки России приписывали неравноправие женщин в вопросах наследования их временному положению в семье; выходя замуж, женщина покидала свой род и переходила в семью мужа, унося туда свое имущество {45} .
10
В течение непродолжительного периода 1562—1628 гг. дочерям не разрешалось наследовать отцовские владения, даже если у них совсем не было братьев (Там же. С. 496).
11
По мнению Д. Хьюз, то обстоятельство, что приданое в Западной Европе охотнее давали в денежной форме, на практике означало, что дочерей лишали наследства. Да и мужья дочерей предпочитали наличные деньги, которые «легче было влить во владения супруга» (Hughes D.O. From Brideprice to Dowry. P. 34—35). Во Флоренции в эпоху Возрождения приданое также с успехом использовалось для отстранения дочерей от наследства (Klapisch-Zuber С. Women, Family, and Ritual in Renaissance Italy / Trans. Lydia Cochrane. Chicago, 1985. P. 216).