Бабочка
Шрифт:
– Серёга, ты поаккуратнее там...
– последнее, что услышал за спиной Ковалёв. До двери крысы вели себя как обычно: борьба за лидерство на крохотном пятаке жизни. Однако, чем ближе к переходу подносили крыс, тем характер их борьбы резко менялся. Они переставали гнобить друг - друга, а старались найти спокойное место уже конкретно для собственной тушки. При переходе временного канала раздался дружный дикий писк, и всё смолкло. Сергей, перейдя в своё время, первым делом оценил состояние подопытных тварей. Они лежали молча, друг на друге и из глаз, носов, ушей и прочих отверстий сочилась кровь.
Подошедший
– Товарищ полковник, за время моего дежурства...
– Извините, - перебил его Ковалёв, - как Вас по имени-отчеству?
– Юрий Николаевич.
– Юрий Николаевич, скажите, в Вашем карауле, случайно, нет ветеринара?
Подполковник улыбнулся:
– Совершенно случайно есть, Сергей Иванович, как и во всяком порядочном карауле.
– Отлично, - обрадовался Ковалёв, - а нельзя его сюда позвать.
– Ну, - пожал плечами подполковник, скрывая усмешку, - позвать - не знаю, а вот вызвать - это другое дело.
И тут же взял переговорное радио:
– Карпин, ты на месте? Алясов на связи
– А где ж ещё? От вас убежишь... как же...
– Давай без демагогии, бегом сюда, на второй, работа есть.
– О! Это я люблю...
Через две минуты в помещение еще один камуфлированный, с погонами капитана и тоже в краповом берете:
– Товарищ подполковник, - Алясов кивнул на Ковалёва и шепнул: 'Полковник'. Карпин, сделав пол оборота на право:
– Товарищ полковник, гвардии - капитан Карпин по Вашему приказанию прибыл.
Ковалёв, протягивая правую руку для рукопожатия, левую протянул с мёртвыми крысами.
– Вот, товарищ Карпин, большая просьба. Эти четыре крысы погибли одновременно и от одной и той же причины. От Вас прошу дать полное описание смерти этих животных, и дать, хотя бы гипотетический диагноз их смерти. Вопрос ясен?
– Разрешите один вопрос?
– Да, конечно.
– Вы абсолютно уверены в том, что они погибли все одновременно и от одной причины?
– Да, товарищ гвардии капитан, дело в том, что я лично присутствовал при их смерти и мог её наблюдать. Больше, прошу, вопросов не задавать.
– Понятие 'Государственная тайна' тебе известно?
– Спросил Алясов.
– Я понял, товарищи офицеры, - вытянулся ветеринар, - разрешите идти?
– Идите, - Кивнул Ковалёв. А сам, наконец, обратил внимание, во что превратился кабинет Хозяина. Сам кабинет уменьшился раза в четыре, не меньше. Больше всего места было у временного прохода. Возле дверей находился постоянный пост. Военный, стоявший на посту... вернее сидевший на посту, стулом и телом закрывали дверь во временной проход. Кнопка вызова была чуть правее двери, на уровне среднего роста человека светился глазок телекамеры.
– Да, кстати, прошу прощения за не корректный вопрос. 'Краповые береты', 'Гвардии - капитан', Юрий Николаевич? Я что-то пропустил, пока с физикой маялся?
– Уж не знаю, как и сказать, - развёл руками Алясов, - с пятнадцатого года уж, указом Президента возведены в Национальную Гвардию все Внутренние войска, ну и Кремлёвская охрана иже с ними.
– Да уж, действительно проспал, - пробормотал Ковалёв, осматривая дальше. В остальном всё было как
в нормальном караульном помещении. Только одна мысль поразила полковника:– Юрий Николаевич, а где же сейчас музей 'Кабинет Сталина'?
– С ним всё в порядке, Сергей Иванович, просто он переехал в другое крыло, и стал даже лучше, чем был. Там, по крайней мере, всё новое, естественно адаптированное под пятидесятые. Кто не знает - не поймёт, а те, кто знают - промолчат. Естественное явление. Так, восемнадцать ноль-ноль. Пора посты менять. Вы ждать, или прогуляемся? Хотя, о чем это я. Володя Карпин всё делает быстро, думаю, максимум полчаса - и результат у Вас будет. А я пока по караулу пробегусь.
– Да, конечно, Юрий Николаевич, я подожду.
* * *
Сталин, угощая в очередной раз Шенкермана папиросой, вдруг, между темой, спросил:
– Простите, Игорь Францевич, за не скромный вопрос... Вы еврей?
Шенкерман, прикуривая папиросу, усмехнулся:
– Вы можете не поверить, Иосиф Виссарионович, но нет. Вернее нет точного подтверждения моему происхождению.
Сталин заинтересованно:
– Расскажите немного о себе. Интересный Вы человек. Лет Вам?
– Пятьдесят пять.
– Вот и я говорю, интересно. Пятьдесят пять и уже Комиссар Первого ранга? Не так ли, товарищ генерал-полковник?
– Знаете, товарищ Сталин, о себе говорить всегда сложно. Да и что говорить. Матери своей я не знаю, отца, тем более. Матушка моя, как рассказывал потом мой приёмный отец, воробей, такой, с огромным пузом. Привезли когда уже воды отошли, начались роды. Не успели просто зарегистрировать. А я ещё и родился шестьдесят два сантиметра и пять с половиной килограмм...
– Ого, - отметил Сталин, - богатырь.
– Да уж, - кивнул Игорь, прикуривая новую папиросу. Было видно, что он нервничал.
– А этой же ночью моя 'мамочка' сбежала. Неизвестно куда и неизвестно с кем. Вахтенных, конечно, взгрели. А толку... Это мне ещё повезло. Заведующий родильным отделением Франц Янович Шенкерман усыновил меня. Это у него был уже третий случай. Вот мы все трое у него и росли. Жалко, что папе так и не повезло, ни один из нас не стал врачом. А он так мечтал передать своё умение по наследству. Старший, Роман, стал музыкантом-виртуозом. Как он играет! Все струнные и клавишные инструменты - в идеале! Средний, Дмитрий, стал программистом, опять же, как говорится, виртуоз. Все языки программирования - в идеале, даже несколько своих написал. Сейчас все операционные системы работают на его языках. Он так же засекречен, как и Серёжка Ковалёв. Изредка созваниваемся, и то по скрытым каналам...
– Ну, а Вы?
– Мягко спросил Сталин.
– Я. Я - это особь скользящая постоянно на грани. Отец всё старался мне привить любовь к биологии и анатомии человека, а мне всегда больше нравились точные науки - математика, физика, химия. Часто хулиганил, испытывал терпение учителей. Те прекрасно знали кто я и кто мой отец, и пытались щадить его чувства. Но всегда находились 'благодетели' которые считали своим долгом доложить все папе...
– Да, - проворчал Сталин, - это мне ох уж как знакомо. Продолжайте, я слушаю.