Бабочка

Восхищённый Бракс даже на пятки откинулся от открывшегося глазам зрелища и, продолжая внимательно разглядывать, спросил:

— Что это?

— Это стринги, глупый. Такие трусики из будущего, — хрипло хихикнула Гермиона.

— А как это выглядит сзади? — любопытный исследователь перевернул ведьму на живот и благоговейно прошептал: — Мерлин мой…

Вид её попки, разделённой тонким розовым шнурком, бесстыдно прячущимся между сочных ягодиц, погубил Малфоя окончательно. Кинув невербальное заклинание, он разделся так быстро, как не раздевался никогда до этого, и поспешно, но аккуратно стянув розовый лоскуток вниз по сливочной коже ног Гермионы, с хищным, почти звериным рыком вонзился в тугое, влажное, оказавшее ему тёплый приём лоно.

Ведьма только и успела сдавленно выдохнуть:

— Ах! — как он начал двигаться в ней, крепко ухватив за бёдра и стараясь удержать на месте.

Их стоны и вздохи общего удовольствия наполнили воздух, смешиваясь с привычными звуками леса.

Время замерло, превратилось в один бесконечный, наполненный блаженным, ликующим возбуждением момент, когда тела их двигались с изысканной гармонией в извечном танце страсти, наслаждаясь абсолютным совершенством долгожданного единения. Но увы, даже всё самое лучшее в нашей жизни когда-нибудь да кончается… Чувствуя приближение неминуемой развязки, Абраксас ещё крепче обхватил Гермиону, с каждым выпадом всё сильней вжимаясь в покорное тело, и, скользнув ладонью по напряжённому животу, направил пальцы во влажные завитки, стремясь подтолкнуть её измученную возбуждением плоть к моменту абсолютной гармонии. Одного лёгкого, но умелого прикосновения к тугому бутону нервов хватило, чтобы Гермиона содрогнулась в бурном взрыве чувств, протяжно застонав, беспомощно всхлипнула:

— Бракс! — и кончила.

Малфой продержался чуть дольше, но, свершив ещё несколько судорожных толчков, излился в неё с восторженным вскриком и, обессиленно откатившись на мягкий мох, бережно обнял утомлённую ведьму. Лениво теребя белокурые волоски на его груди Гермиона прошептала:

— Не знаю, кто тебе преподавал это искусство, но она оказалась хорошим учителем, а ты — превосходным учеником. В вашем арсенале ещё много подобных виртуозных приёмов, лорд Малфой?

Не успевший до конца отдышаться Бракс усмехнулся.

— Все мои таланты и знания в вашем распоряжении, миледи.

— Замечательно, — удовлетворённо пробормотала Гермиона. — С нетерпением жду следующего урока.

— Тогда не расслабляйся, — предупредил он, целуя растрёпанные кудри, в то время как одна его рука коварно прокралась между её бёдрами, а вторая накрыла грудь.

Малина в этот день так и осталась нетронутой. Вместо этого парочка аппарировала обратно в усадьбу и отправились прямиком в покои Малфоя.

Зато ягоду чуть позже собрал Ринкли, а Дотти сварила из неё вкусный джем. Он был ещё тёплым, когда домовик подал его влюблённым вместе с чаем прямо в постель. К восторгу Абраксаса оказалось, что Гермиона знает немало ужасно неприличных способов использовать указанный джем не по назначению. По крайней мере те места, где она успела его намазать, а потом слизать юрким, горячим язычком, не раз заставили его призывать на помощь Мерлина. Увы, оказалось, что у Мерлина в тот момент дел было невпроворот.

Уже далеко за полночь у них наконец закончились и джем, и силы. Гермиона погрузилась в глубокий сон, уютно свернувшись клубочком в руках Бракса. Он же чувствовал себя настолько счастливым, что не желал ни задумываться о последствиях, ни анализировать поступки, ни тем более беспокоиться о будущем. Он твёрдо знал только одно: ведьма, устроившаяся в его руках, была его бабочкой, его неожиданным подарком из будущего. И он не собирался её отпускать. Никогда.

Последствия.

Гермиона открыла глаза, потянулась и, почувствовав в мышцах приятную боль, удовлетворённо простонала. От этого движения шёлковые простыни соскользнули с её плеч, давая утреннему солнцу возможность обласкать теплом и вниманием обнажённую кожу. Некоторое время она просто нежилась в безбрежном океане счастья. Приятно было хотя бы на несколько мгновений почувствовать себя совершенно беззаботно.

Вскоре, однако, просто валяться в постели Гермионе надоело, и она, снова потянувшись и зевнув, села, прислонившись к спинке кровати из красного дерева. Оглядевшись кругом, она обнаружила, что спальня Абраксаса вернулась в первозданное безупречно чистое состояние.

«Хм, и никаких следов малинового джема», — мысленно хихикнула она, продолжая внимательно рассматривать окружающий интерьер.

Ей нравилась эта комната: в ней витал незримый дух мужественности, но вместе с тем и душевной теплоты, производя неизгладимо приятное впечатление. К тому же оконные витражи янтарного цвета добавляли обстановке ту самую атмосферу выдержанной, зрелой старины, что так импонировала Гермионе. Они напомнили ей Хогвартс.

«Хогвартс!»

От накрывшего потрясения глаза её широко раскрылись: мириады воспоминаний ворвались в голову, врезались со скоростью Восточного экспресса, напрочь выбив дух и оставив задыхаться. В считанные минуты она вспомнила все: Хогвартс, Гарри, Рона, родителей, войну, потери, боль. Дрожа и судорожно глотая горячие, горькие слезы прозрения, она прошептала:

— О, Мерлин, — и закрыла лицо ладонями.

Тихий звук открывающейся двери заставил её поднять голову. На пороге стоял взъерошенный, но по-прежнему великолепный Абраксас Малфой, одетый в бриджи и расстёгнутую белую рубашку.

— Доброе утро, — протянул светловолосый красавчик и направился к кровати, держа правую руку за спиной.

Спустя несколько шагов он остановился и, не отводя взгляда, протянул Гермионе розу, улыбаясь так, что сердце её дрогнуло и тут же растаяло.

— Это тебе, моя маленькая бабочка.

Она сидела, молча любуясь на прелестный цветок в его пальцах. Свежая, нежная роза, сверкающая бусинками утренней росы на подрагивающих лиловых лепестках олицетворяла собой истинную красоту…

Медленно перевела Гермиона взгляд с прекрасного цветка на человека, который всего за какую-то неделю смог похитить её сердце. В рассеянном солнечном свете спальни его серые глаза казались почти прозрачными. Белокурые волосы слегка растрепались от утренней прогулки и стали чуть влажными, так же как и светлые завитки на груди. Он был потрясающе великолепен, и сердце Гермионы болезненно сжалось. Потерявшись в его мерцающем ласковом взгляде, она беспомощно и хрипло прошептала:

— Абраксас…

Заметив её залитое слезами лицо, он обеспокоенно спросил:

— Гермиона, что случилось?

Стремительно шагнув навстречу, Малфой чуть не врезался в кровать, когда девушка отрывисто произнесла:

— Меня зовут Гермиона Джин Грейнджер. Я училась в Хогвартсе на факультете Гриффиндор. И я магглорождённая.

Роза выпала из рук замершего от ужаса Бракса, и он сдавленно вскрикнул:

— Нет!

Внимательно наблюдавшая за бледным потерянным лицом Гермиона могла поклясться, что в глазах его взметнулось раскаяние… даже, пожалуй, сожаление, и ужасное чувство невосполнимой потери пронзило её бедное сердце насквозь. Обиженная и возмущенная подобной реакцией, она крикнула:

— Да, Абраксас, вы привели в постель грязнокровку! И теперь ваш холёный чистокровный хер мало того, что запятнан, так ещё и с душком!

Тут её захлестнула вторая волна слёз, и Гермиона, вскочив с кровати, схватила первый попавшийся в руки предмет одежды и опрометью выскочила, оставив ошарашенного Малфоя стоять посреди комнаты соляным столбом.

Она отчаянно металась в бесконечном лабиринте коридоров поместья и уже была готова поддаться истерике, когда наконец нашла выход. Гермиона остановилась перед чудовищно огромными, вырезанными из прочного дуба дверями только чтобы набросить на себя одежду, которую успела схватить, прежде чем выбежала из спальни. Это оказалась рубашка Бракса, которую он носил вчера, и которая до сих пор пахла им, словно намеренно изводя её.

Судорожно вздохнув, Гермиона прикусила нижнюю губу и упрямо надела её на себя. Застегнув пуговицы, она открыла исполинскую дверь, выскользнула наружу и снова побежала, пока не оказалась перед белой беседкой, с которой и началось её приключение. Войдя внутрь, она села на скамейку и, уткнувшись лицом в сложенные на столе ладони, зарыдала.

========== Глава 4 ==========

Спустя некоторое время.

Воспоминания и откровения.

Сколько часов она просидела, оплакивая потерянное счастье, Гермиона не знала. Но в один из моментов затишья вдруг почувствовала, как сильные руки поднимают её со скамьи и прижимают к крепкой, мускулистой груди.