Бабушка (др. изд)

— Невежа! — вскричали девушки с сердцем: — да что он о себе думает? Надо бы ему отмстить за это.

— Ну, пожалуйста, с таким не начинайте ничего: ведь он вас может околдовать, — говорили те, которые были посериознее.

— Боже мой! Да что же он нам может сделать? Ведь он должен для этого иметь что-нибудь такое, что мы носили при себе, а ни одна из нас не даст ему ничего и от него тоже ничего не возьмет, так чего же тут бояться? Только ты, Викторка, ничего не бойся, мы всегда будем ходить с тобою вместе и уж отплатим же когда-нибудь этому черту, — кричали самые смелые из девушек.

Но Викторка боязливо поглядела вокруг, и не утешенная их решением, подумала со вздохом: «О, если бы Господь помог мне избавиться от этого тяжкого креста!»

Все, что Викторка доверила девушкам, не осталось в тайне, но довольно скоро разнеслось даже и в соседней деревне.

Через несколько дней к отцу Викторки явился услужливый человек из соседней деревни. Говорилось о том и о сем, пока не объяснилось, что сосед услужливого человека желал бы женить сына и что сын охотно бы взял за себя Викторку, что его просили быть сватом и узнать, смеют ли они приехать сватать.

— Подождите немножко, я спрошу Викторку, что она вам скажет. Что же до меня, то я знаю Шиму и сына его Тонду [53] , и не имею ничего против них: у них порядочное состояние, — говорил старик свату, идя позвать дочь, чтобы с ней посоветоваться.

Услыхав в чем дело, Викторка без всякого размышления отвечала:

— Пусть придут.

Отец был очень удивлен, что она так сразу решилась, и спросил ее, знает ли она Тоника, чтобы не наделать им напрасных хлопот; но Викторка осталась при своем решении и сказала отцу, что хорошо знает Тоника Шиму, и что он славный парень.

53

Тонда - Антон.

— Я очень рад этому, — отвечал отец. — Впрочем, делай как знаешь. Ну, так с Богом, пусть придут.

Когда отец пошел провожать свата, мать пришла к Викторке в клеть, перекрестила ее и пожелала ей счастья.

— Меня немало радует и то, что у тебя не будет ни свекрови, ни невестки, что ты сама будешь хозяйкой, — прибавила мать.

— И, мамочка! Я бы за него вышла и тогда, если бы там были две свекрови, — отвечала Викторка.

— Ну, тем лучше, если вы так любите друг друга.

— О, нет, мамочка! Я бы также охотно вышла и за другого хорошего человека.

— Прошу покорно, да что же ты мелешь? Ведь сколько было женихов, а ты ни одного не выбрала!

— Тогда еще не ходил за мной этот солдат с такими нехорошими глазами, — шепнула Викторка.

— В уме ли ты? Что ты тут толкуешь о солдате! Что тебе до него, пусть ходит, где хочет! Оставь его... ведь он тебя из дому не выживет!

— Да, мамочка! Он, только он, я мучусь тоскою, я нигде не нахожу ни места, ни покою, — и девушка заплакала.

— Отчего же ты этого мне давно не сказала? Я бы сходила с тобою к куме кузнечихе: она помогает от таких вещей. Завтра сходим к ней, — утешала мать.

На другой день мать отправилась с дочерью к кузнечихе. Она, говорят, знает много того, что другим людям неизвестно. Когда у кого что пропадет, когда коровы не доят, когда кто кого сглазит, от всего помогала кузнечиха, она все умела угадывать. Викторка откровенно рассказала кузнечихе все, как и что с ней было.

— А ты с ним никогда не говорила, ни одного слова? — пытала ее кузнечиха.

— Ни одного слова.

— Не дал ли он тебе или не прислал ли через товарищей чего-нибудь съестного, яблоко или пряник?

— Ничего, кумушка, ничего. Остальные-то солдаты не связываются с ним: он, говорят, очень горд и с колыбели уже такой отшельник. Так рассказывали нам.

— Это настоящий бес, — твердила с уверенностью кузнечиха, — но ты, Викторка, ничего не бойся; во всяком случае я тебе помогу, пока еще не так худо. Завтра принесу тебе кое-что, и ты это будешь постоянно носить при себе. Выходя утром из клети не забывай никогда окропиться святою водой и сказать: «Господь Бог со мной, а вражеская сила да отыдет!» Идя же полем, не оглядывайся ни назад, ни кругом, а если солдат заговорит с тобой, не отвечай ничего, хотя бы говорил как ангел. Он сумеет очаровать и голосом, хорошенько заткни себе тотчас уши. Помни же! Если тебе через несколько дней не будет лучше, так ты приди ко мне и мы попробуем что-нибудь другое.

Викторка ушла вполне обрадованная надеждою, что ей опять будет так же хорошо и легко, как было прежде. На другой день кузнечиха принесла ей что-то зашитое в красный лоскуток и надела ей сама на шею, заказывая не отдавать этого и не говорить об этом никому. Вечером, когда Викторка жала траву, она заметила, что кто-то стоит недалеко под деревом; она чувствовала, что кровь бросилась ей в лицо, но удержалась, чтобы не оглянуться и по окончании работы бежала домой, как будто за ней горело. На третий день после этого было воскресенье. Мать Викторки пекла колачи [54] , отец пошел звать после обеда сельского учителя и нескольких старых соседей, и по всей деревне шел говор: «У Микшей сегодня сговор».

54

Колач - далее в тексте исправлено на "калач".

После обеда пришли к Микшу трое мужчин, одетых по-праздничному, на руках у двоих из них красовался розмарин. Хозяин встретил их на пороге, а домашние, стоявшие у крыльца, приветствовали их словами: «Дай вам, Господи, счастия!»

— Дай, Господи! — отвечал сват за отца и за сына.

Жених последний переступил порог, и снаружи послышались женские голоса: «Славный малый Тоник! Голову держит как олень, и какая хорошенькая розмариновая ветка у него на рукаве! Где он достал ее?» И тотчас мужские голоса отвечали на это: «Что ж, ему можно держать голову так высоко: ведь он берет самую лучшую девушку, лучшую танцорку, добрую хозяйку, да притом еще богатую. Ведь это не дурно!» Так думали и в деревне. Многие родители сердились на Викторку за то, что она выбрала женихи из чужой деревни, зачем ей не понравился тот или другой, зачем она так спешит и прихотничает, и много было еще таких толков, какие всегда бывают в подобных случаях.

К вечеру сговор кончился. Учитель написал свадебный контракт, свидетели и родители подписали его тремя крестиками вместо имен, которые должен был приписать крестный отец, а Викторка рукобитьем обещала Тонику через три недели сделаться его женой. На другой день пришли подруги пожелать ей счастья, а когда Викторка вышла на улицу, то все поздравляли ее: «Дай Бог тебе счастья, невеста!» Но когда молодые парни сказали ей: «Жалко нам тебя, Викторка; зачем ты уходишь от нас!» — то у нее на глазах выступили слезы.

Несколько дней Викторка была весела и если нужно было идти за деревню, то шла без страха, всегда давившего ее прежде, пока у нее не было талисмана от кузнечихи, и пока она не была невестой. Ей казалось, что уже она не боится, и она благодарила за это Бога и кузнечиху, давшую ей такой добрый совет. Но радость ее продолжалась недолго.

Однажды под вечер она сидела с женихом в саду, разговаривая о будущем хозяйстве и о свадьбе. Вдруг Викторка замолчала, стала пристально всматриваться в кусты и рука ее задрожала.