Бабушка (др. изд)

— Когда строился Новый Плес (Иосифов) [42] , я уже была подростком. Я из Олешниц; знаете, где Олешницы?

— Знаем: это за Добрушкой, в горах на Силезской границе, не так ли? — отозвался старший работник.

— Там, точно там. Возле нашего двора, в маленькой лачужке, жила вдова Новотна. Добывала она себе кусок хлеба тканьем шерстяных одеял; накопив несколько готового товару, она несла его на продажу в Яромер или в Плес. Бывало покойница мать и печет, и варит, а мы, дети, то и дело бегаем к соседке. Наш отец был с ее сыном в кумовстве. Когда я уже могла немножко ладить с работой и приходила к Новотной, то она говорила мне: «Поди-ка, сядь к станку, да поучись, это тебе когда-нибудь в прок пойдет. Чему человек научится в молодости, то в старости для него находка!» Я была словно огонь в работе: не заставляла никогда понукать себя; послушалась и скоро так хорошо научилась этому ремеслу, что могла вполне заменить Новотну. В это время император Иосиф часто посещал Новый Плес; везде говорилось о нем, и кто его видел, тот дорожил этим, как Бог знает чем. Однажды, когда отправлялась Новотна с товаром, я попросилась у своих, чтобы позволили мне идти с ней посмотреть на Новый Плес. Мама заметила, что куме тяжело будет нести все, и сказала: «Ну, ступай, поможешь куме нести». На другой день по холодку мы пустились в путь, а к полдню пришли на луга перед Плес. Там лежало много бревен; мы сели на них и начали обуваться. Кума только что сказала: «Куда же мне бедняжке занести сначала эти одеяла?» — как от Плеса подошел к нам какой-то господин. В руках у него было что-то похожее на флейту; он поминутно прикладывал ее к лицу и начинал вертеться.

42

Составной частью Яромержи является исторический город Йозефов (названный в честь императора Иосифа II) с его крепостью.

— Посмотрите-ка, кума, — говорю я, — это верно какой-нибудь музыкант: он играет на флейте, а сам кружится.

— Ах ты, глупая девочка, это не флейта и не музыкант, этот господин вероятно наблюдает за стройкой, я его всегда вижу здесь. У него вот эдакая трубочка, а в трубочке стеклышко, сквозь которое он смотрит; говорят, что так можно далеко видеть. В нее он видит везде, где кто что делает.

— Ну, кума, если он видел, как мы обувались? — спросила я.

 — Ну, что ж такое? В этом нет ничего дурного, — отвечала со смехом кума.

Между тем господин уже близко подошел к нам. На нем были серый сюртук, маленькая треугольная шляпа, а позади висела коса с бантом. Он был еще молод и красив как картинка.

— Куда идете, что несете? — спросил он, останавливаясь около нас. — Кума отвечала, что несет в Плес товар на продажу.

— Какой товар? — спросил он.

— Шерстяные покрывала, барин, может быть, и вам которое-нибудь понравится, — отвечала Новотна, торопливо развязывая узел и раскладывая на бревна одно из покрывал. Она была истинно хорошая женщина, но уж если пускалась в торговлю, то бывала ужасно болтлива.

— Их делает твой муж, не правда ли? — спросил господин.

— Делывал, делывал, золотой ты мой, да вот уже около страды [43] два года будет как умер! Чахотка сделалась! Я иногда приглядывалась к станку, научилась ткать, и вот, теперь мне это пригодилось. Я вот и Мадле [44] говорю: только учись Мадла: чему научишься, того никакой вор не украдет.

— Это твоя дочка? — спросил господин.

— Нет, не моя, а кумина. Она мне помогает порой. Не смотрите на нее, что она такая маленькая, зато проворная и в работе как молния. Вот это покрывало она делала одна-одинешенька.

43

Страда - напряженная летняя работа в период косьбы, жатвы и уборки хлеба.

44

Мадла - Магдалина.

Господин потрепал меня по плечу и так приятно посмотрел на меня: во всю жизнь не видала я таких славных голубых очей, точно васильки.

— А у тебя вовсе нет детей? — обратился он к куме.

— У меня есть один сын, — отвечала кума. — Я отдала его в ученье в Рихнов. Господь Бог даровал ему благодать Св. Духа: ученье для него игрушка; как хорошо он поет на хорах; я бы отдала последний грош, только бы из него вышел священник.

— А как он не захочет быть священником? — возразил господин.

— И, захочет, барин! Иржик [45] у меня добрый мальчик! — отвечала кума. Между тем я пристально смотрела на трубочку и думала, как это господин смотрит в нее. Он мою мысль точно по глазам угадал: вдруг повернулся ко мне, да и говорит:

— Тебе хочется знать, как смотрят в эту трубку, не так ли?

Я закраснелась и не могла глаз поднять, а кума еще прибавила:

— Мадла думала, что это флейта, а вы — музыкант. Я уж ей сказала, кто вы такой.

— А ты разве знаешь? — спросил он с усмешкой.

45

Иржик - Георгий.

— Я не знаю как вас зовут; но вы один из смотрителей за постройкой и в эту трубочку наблюдаете за рабочими, не правда ли?

Господин до того хохотал, что схватился за бока.

— Последнее-то вот, ты, матушка, угадала. Хочешь посмотреть в трубочку? На, посмотри! —обратился он ко мне, когда уже вдоволь нахохотался, и приставил мне трубочку к глазу. То-то чудеса увидела я! Я смотрела на Яромер, прямо в окна домов, и видела отлично каждого человека, могла различить даже, что он делает, как будто бы стояла возле него, я видела как перед собой людей, которые далеко работали в поле. Я хотела передать трубочку куме, чтоб и она посмотрела, но она сказала мне:

— Что ж ты думаешь, разве мне, старухе, пристало играть?

— Но ведь это не для игры, матушка; это очень полезная вещь, — возразил ей господин.

— Ну оставь ее у себя, мне она не кстати! — отвечала кума и ни за что не хотела посмотреть. Мне пришло в голову, что если бы сквозь это стеклышко можно было увидеть императора Иосифа! И я посмотрела на все стороны. Этот господин был так добр, я ему и сказала, кого бы желала видеть.

— Что ж тебе такое император, разве ты его любишь? — спросил меня господин.

— Еще бы не любить! — отвечала я, — когда его каждый человек хвалит за его доброту и достоинство. Мы каждый день за него молимся, чтобы Бог дал ему долгое царствование, а также его матушке.

Господин как будто улыбнулся и спросил:

— Хотела бы ты с ним говорить?

— И, сохрани Господи! Да как бы я на него смотреть-то стала? — говорю я.

— Ведь ты меня не стыдишься, а ведь император такой же человек, как я.

— Ну оно все-таки не то, барин, — вмешалась кума — император все император, об этом нечего и говорить. Я слыхала, что когда человек смотрит ему в глаза, то человека бросает и в жар и в холод. Это говорил наш заседатель, разговаривавший с ним уже два раза.

— Вероятно у вашего заседателя совесть не чиста, если он не может никому смотреть прямо в глаза, — говорил господин, записывая что-то на лоскутке бумажки. Потом отдал этот лоскуток куме и сказал, чтоб она шла в Плес в магазин, что по этой бумажке ей заплатят за одеяло. А мне дал этот серебряный талер, говоря:

— Береги эту денежку, чтобы не забыть тебе об императоре Иосифе и его матери. Молись за него Богу: молитва горячего сердца бывает услышана Богом. Когда придете домой, можете сказать, что разговаривали с императором Иосифом! — договорил и быстро отошел от нас.

Мы упали на колена и сами не знали, что делали от страха и радости. Кума бранила меня за то, как я осмелилась быть настолько дерзкой, а сама была тоже достаточно смела. Но кому бы пришло в голову, что это был император! Мы утешали себя тем, что он должно быть не рассердился на нас, потому что наделил нас. В магазине Новотной заплатили за ее покрывало втрое больше, нежели она просила. Мы домой точно летели, а когда пришли, так не было конца рассказам, и все нам завидовали. Мама отдала провертеть отверстие на моем талере, и с того времени я ношу его на шее. Мне бывало много раз жутко, но я его все-таки не отдала. Жаль, очень жаль, что этот человек уже в сырой земле! — со вздохом закончила бабушка свой рассказ.