Багатур
Шрифт:
– Твоя правда, Труфане…
Сухов зевнул, потянулся и решил, что подремать на посту не помешает. Хоть посидеть с закрытыми глазами! А спит он чутко…
…Было часов шесть утра, когда Олег вышел из тяжкой дрёмы. Света от восходящего солнца поступало столь мало, что рано было гасить факелы. Ополоснув в умывальне лицо, Сухов вышел – и увидел чужого. Некто в чёрном стремительно шагал по коридору, хоть и припадая на правую ногу.
– А ну, стой! – окрикнул Олег нарушителя.
Тот резко оглянулся, и Сухов узнал Бэрхэ-сэчена.
– Стой, кому сказал!
Плосколицый
Тишайший шелест шёлка подал Олегу знак. В последний момент он резко присел – и спас себе жизнь. Лезвие сабли просвистело над самой его головой.
Упав и перекатившись, Сухов вскочил, выхватывая меч, однако Бэрхэ-сэчен не захотел дуэли и кинул саблю в ножны. Метнувшись к ближайшей двери под аркой с колонками, он скрылся за нею. Олег зарычал от злости, но долг превыше всего.
Подбежав к дверям опочивальни, он тихонько приоткрыл её, больше всего опасаясь увидеть окровавленный труп на постели. Ан нет, князь был жив. Сидя в одной рубахе, свесив на пол волосатые ноги, он накачивал себя пивом – кадык так и ходил вверх-вниз, вверх-вниз.
Наслушавшись постанываний, причмокиваний и бульканья, Сухов притворил дверь. Помчался обратно. Ворвался под арку в пустую комнату – и обнаружил глубокую нишу, в которой закручивалась винтовая лестница. Похоже, Бэрхэ-сэчен знал дворец лучше него!
Выскочив на улицу, Олег столкнулся с Олфоромеем.
– Утречка доброго! – пожелал Лысун.
Сухов отмахнулся.
– Отсюда никто не выходил? – спросил он. – Степняк, плосколицый такой?
– Дык только что вышел…
– А кто его пускать велел?! – напустился Олег на новика.
– Дык грамотка у него была, – растерялся тот, – вот Станята и пропустил…
– Куда он побежал?
– Кто?
– Степняк!
– А-а… А он не побежал, пошёл себе во-он в ту сторону.
– За мной, живо!
Олег с Олфоромеем пересекли Бабин Торжок, миновали высокую каменную ограду богатой усадьбы – Гордятина двора – и выбежали на неширокую, но прямую улицу.
– Да вон он! – обрадовался Лысун, пальцем тыча в чёрную фигуру, удалявшуюся быстрым шагом.
– Ти-хо! За ним.
Бэрхэ-сэчен свернул в неприметный переулок, и Сухов наддал, побежал скачками. Затормозив у поворота, он выглянул, и вовремя – плосколицый быстро поднимался на крыльцо дома, дверь которого услужливо придерживал длиннобородый Савенч.
– Та-ак… – проговорил Олег. – Вот что, Лысун. Я здесь побуду, а ты обойди тот дом вокруг, глянь, нет ли там другого выхода. Понял? И сразу сюда.
Олфоромей кивнул и отправился на разведку. А Сухов пристроился за толстым каштаном, поглядывая поверх развилки.
Дом, в котором скрылся Бэрхэ-сэчен, был не из бедных, но и роскошью не блистал. Поднимая стены на три этажа, он поддерживал крышу из двойного тёса. Ставни были закрыты, дым из трубы не вился… Называется:
«Никого нет дома».Лысун показался из глухого переулка, и Олег негромко свистнул ему.
Олфоромей живо дотопал, притулился к дереву.
– В общем, так, – сказал он веско. – С той стороны – овраг глубокий, забора там нет. И ежели этим охота придёт отъехать незаметно, то они по оврагу-то и уйдут. Однако снег нетронут.
– Ясненько… Вот что, сбегай тогда к нашим, найдёшь мне кафтанчик, как у «чёрного клобука», и притащишь сюда. А я пока посторожу.
– А кто это, вообще?
– Знать бы… Ты про монголов слыхал что-нибудь?
– Монголов?..
– Ну, как их тут ещё называли… называют… Татары!
– Дык кто ж про татар не слыхивал! Знамо дело, слыхал. Они ж у прошлом годе на булгар войной ходили, кучу народу побили, все грады пожгли. Была Булгария, и нету!
– А ты этих татар живьём видал?
– Врать не буду, не видал. А цего?
– А того, друже Олфоромей, что мы давеча татарина догоняли.
– Ну?! – выдохнул Лысун. – А цего он во дворце забыл?
– Вот это мне и интересно! Ходит этот гад по Киеву, вынюхивает, а потом всё своим ханам доложит. Может такое быть?
– А цего? Запросто!
– Вот и я так думаю… Ты ещё здесь?
– Бегу!
Олфоромей убежал, но ожидание не затянулось – вскоре новик примчался обратно и протянул Сухову тёплый халат из некрашеной бурой шерсти, расшитый по краям тесьмою.
– Вот! Бегубарс Тоглиевич передал, он сам из берендеев.
– Порядок!
Олег накинул поверх кольчуги халат и подпоясался кушаком.
– Шапчонку мою возьми, – Олфоромей сдёрнул с головы войлочный колпак, – кочевые-то такие носят.
– Спасибо.
Едва Олег договорил, как на крыльцо вышел Бэрхэ-сэчен, небрежно отмахиваясь от Савенча, изнывавшего от желания услужить.
Плосколицый спустился по ступенькам и направился к усадьбе Гордяты. Обогнув богатый двор, двинулся далее. Бэрхэ-сэчен шёл неторопливо, не оглядываясь, безо всякой опаски, как у себя дома. По-хозяйски. Это Олега злило.
Сухов шагал следом, пытаясь быть незаметным, стараясь не маячить – то ствол дерева его прикроет, то будка менялы.
Между тем Бэрхэ-сэчен прошёл за городские ворота, а за мостом дорога разбегалась новыми улицами, проложенными во времена Ярослава Мудрого – каких-то двести лет назад.
Вдали, вырастая над крышами, сияли купола многоглавой Софии Киевской, но Бэрхэ-сэчен шагал не туда.
Внезапно в его поведении наступила перемена, резкая и странная, – монгол отшатнулся, отбежал к стене, пластаясь по ней и замирая.
Сухов замедлил шаг, недоумевая, что же так напугало плосколицего. Впереди неторопливо переходил улицу пожилой человек восточной наружности. Он зябко кутался в шубу, а наряд его дополняла чалма.
Бэрхэ-сэчен пристально следил за пришельцем с Востока. Тот, всё так же неспешно, направил стопы на заход солнца, к Золотым воротам, и плосколицый двинулся следом. Олег ухмыльнулся – они шествовали втроём и «пасли» друг друга. Ну, так даже интереснее…