Багровое веселье

– Только легенький поцелуйчик – и все, – пояснил я. – Чтобы не притуплять вкусовые ощущения.

Сюзан сделала глоток шампанского и промолчала. Я вернулся за стойку и, достав большой нож, принялся отбивать куриные ножки.

– Нужно попотеть, чтобы мясо получилось мягким и нежным, – улыбнулся я.

– Так я смотрю, Квирк сколачивает там у себя что-то вроде собственного участка? – спросила Сюзан.

– Белсон назвал это отрядом. Личным отрядом Квирка, – ответил я.

– Потому что убийцей может оказаться кто-то из управления?

– И еще потому, что его управление скоро сожрут со всеми потрохами. Так что ему нужна альтернатива. Нужен кто-то, не входящий в штат. Кто-то, кто не подчинялся бы ни мэру, ни муниципалитету. И не ползал на брюхе перед капитаном. Ему нужно место, где он мог бы спокойно посидеть и подумать.

– Неужели все может обернуться так плохо? – удивилась Сюзан.

– Может, и очень скоро, – кивнул я.

– У тебя когда-нибудь раньше случалось что-нибудь подобное?

– Я занимался делом Душителя. Там тоже было полно разных придурков и психопатов. А от киношников вообще, помню, житья не было.

Я побрызгал расплющенные куриные ножки розмарином и положил помариноваться в оливковое масло с лимонным соком.

– Многие, кстати, их неплохо используют, – заметила Сюзан.

– Да, – я плеснул себе немного шампанского. – Чтобы продвинуться по службе, прославиться, а то и просто поразвлечься. – Я залпом осушил бокал, налил еще и зачерпнул ложечку икры.

– Похоже, он хочет, чтобы его поймали, – сказала Сюзан.

– А, письмо. Да, вполне возможно. Но он написал его только после второго убийства.

– Значит, если надеяться на то, что он сам будет подбрасывать нам улики, дело может затянуться надолго.

– И прежде, чем этих улик соберется достаточно, чтобы покончить с ним, список его жертв успеет изрядно увеличиться, – добавил я.

Сюзан зацепила на кончик ложки две икринки, отправила их в рот и принялась медленно жевать.

– Вот именно, – мрачно кивнула она. – Пока мы тут балуемся икоркой.

– И попиваем шампанское, – кивнул я и плеснул ей немного в бокал, не забыв добавить «Майдори».

– Ни стыда ни совести, – вздохнула Сюзан.

– Если бы мы пили прокисшее пиво и заедали тухлой колбасой, это все равно не избавило бы их от смерти, – покачал головой я.

– Знаю.

Мы оба замолчали. Выпили по глотку шампанского. Кожаные брючки Сюзан плотно обтягивали ее длинные, стройные ноги.

– И единственное, что нам известно, – наконец проворчал я, – это то, что какой-то белый убивает чернокожих женщин. Смахивает на расистские убийства.

– А следы спермы? – напомнила Сюзан.

– А это смахивает на сексуальные убийства, – вздохнул я.

– Так что мотивы неизвестны.

– К тому же не видно никаких следов насилия.

– Кроме пистолета. Можешь себе представить, как нужно бояться женщин, чтобы связывать их, заклеивать им рот и все равно не осмеливаться вступить с ними в контакт и только в онанизме находить сексуальное выражение.

– Выражение?

– Ну, в буквальном смысле.

– И все же, почему негритянки? – спросил я.

– Этого нам пока не понять, – покачала головой Сюзан. – У психопатов, а нужно признать, что здесь мы имеем именно такой случай, так вот у психопатов своя логика, основанная на своей собственной символике.

– Другими словами, то, что он белый, а они черные, еще не значит, что он убивает их на почве расизма? – уточнил я.

– Верно. Но во всех этих женщинах есть что-то, что толкает его на убийства. Да, все это может базироваться и на цвете кожи, хотя вполне вероятно, что решающим фактором может быть и что-то совершенно другое, ну, например, их социальное положение в обществе. Хотя здесь у него могут быть такие сложные и запутанные ассоциации, что нормальный человек и представить себе не сможет.

– Как, к примеру, в детстве ему подействовала на психику какая-то книжка про негров, – заметил я.

Сюзан улыбнулась. Мне всегда было приятно смотреть, как она улыбается. В эти мгновения казалось, что расцветает все ее существо, оживляя и раскрашивая новыми яркими красками ее облик.

– Конечно, все не так просто, но ты понял, что я имею в виду. Для человека с таким высоким уровнем страха жертвы могут символизировать совершенно далекие от них самих понятия и образы.

– Он уже убил трех женщин. И мне как-то трудно жалеть этого подонка за его страх, – проворчал я.

– Это понятно, – согласилась Сюзан. – Но разобраться и постараться понять его все же стоит. Иногда полезно докопаться до первопричин и вычислить побуждающие мотивы. Имеем ли мы дело с манией? Или с каким-то диким ритуалом?

– Есть возможность предсказать его следующий шаг?

– Больной вопрос. Мы уже неплохо научились объяснять человеческое поведение, но еще затрудняемся делать какие-то предсказания.

– Скорее всего он убьет еще одну негритянку, – предположил я.

– Возможно, – кивнула Сюзан. – И, возможно, напишет еще несколько писем, и в конце концов вы его поймаете.

– Дай-то Бог, – вздохнул я.

– Обязательно поймаете. Вы сильные, упрямые, у вас огромный запас воли и куча энергии.

– Что правда, то правда.

– Да еще и я буду помогать вам, – закончила Сюзан.

На стойке зазвенел таймер. Я встал и вытащил из духовки рис. Открыл дверцу, чтобы вышел пар, затем захлопнул духовку и повернулся к Сюзан.

– Нужно решить одну проблему, – сказал я. – Через десять минут будет готов ужин, мы мило поедим и завалимся в постель. Но я прекрасно знаю, что после еды ты всегда становишься немного вялой и сонной. Стареешь, наверное. Так как ты отнесешься к тому, что я немножко попрыгаю на твоих косточках?

У Сюзан еще оставалось полбокала шампанского. Она подняла его на свет, несколько секунд задумчиво смотрела сквозь стекло, затем залпом выпила половину, опустила бокал и взглянула на меня. Глаза вдруг стали такими темными и бездонными, что, казалось, у нее совсем нет зрачков.

– А что на ужин? – спросила она.

– Курочка-гриль с лимоном и розмарином, рис с овощами и знаменитым медово-горчичным соусом Спенсера, пшеничный хлеб и бутылочка «Железной Лошади».

Сюзан допила шампанское, наклонилась, поставила бокал на журнальный столик и встала. Сняла туфли, расстегнула кожаные брючки и, выскользнув из них, аккуратно сложила на спинку кресла. Затем повернулась, заглянула мне в глаза и решительно произнесла: