Баламут

— Далеко ехать-то ещё? — спросил Баламут.

— С тракта Змей её похитил, — ответил княжич. — Меньше, чем половина дня пути от города. Отсюда уже недалече, к закату на месте будем. Были бы там раньше, если бы ты не спал до обеда.

Он кинул хмурый взгляд на наёмника, который даже и не подумал стыдиться своего поведения.

— Во-первых, — сказал Баламут, — спал я не до обеда, наговариваете вы на меня, княжич, грех это. Во-вторых, что плохого в том, чтобы поспать как следует? Это вам, молодым шутливым мальчишкам, лишь бы всю ночь бегать, да голубей гонять. Нам, взрослым мужчинам, надо и жрать от пуза и спать, пока спится.

Княжич, которого только что назвали «мальчишкой», побагровел, но Баламут как ни в чём не бывало продолжал.

— В-третьих, что самое важное, ты же не хочешь биться с Горынычем после целого дня долгой дороги? Встанем на привал, отдохнём, подкрепимся, наберёмся сил перед сражением, а по утру уже можно и за мечи хвататься.

С этими словами он бросил быстрый взгляд на кошель княжича. Алексей, не заметив этого, кивнул.

— Разумно глаголишь, — сказал он, — отдохнуть перед битвой будет полезно, признаю.

В сумерках, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, княжич остановил коня на перекрёстке дорог.

— Отсюда Змей её похитил, — сказал он. — Здесь весь народ побил и пожёг. Схватил Василису в лапы и улетел прочь. Куда понёс — того не ведаю.

Баламут задумчиво почесал щёку, ещё раз посмотрел на кошель Алексея, где таился золотой медальон, облизнулся, перевёл взгляд на виднеющийся вдали густой лес.

— Готов поспорить, нам туда, в самую чащобу. Там он прячется-обитается. Туда и поедем.

— В лес? — с сомнением спросил княжич.

— Ага, а ты думал, где Горыныч будет прятаться? В поле в норку забьётся, как мышка серая? Или у мельника, под мешком с мукой?

— Не слышал я что-то в былинах, будто Горыныч в лесу прячется, как филин какой.

— Не стоит доверять всему, что слышал в былинах, княжич. Доверься мне. Я мастер в деле поимки всяких нечистых богопротивных тварей. Едем в лес. Если не боишься, конечно.

— Я ничего не боюсь, — сказал княжич хватаясь за меч, будто драться предстояло прямо сейчас.

— Вот и славно, — Баламут расплылся в улыбке. — Едем в лесочек, стало быть. Там он сыщется, как пить дать.

Они въехали на опушку леса. Могучие деревья нехотя расступались перед путниками, пропуская их всё глубже в чащобу. Окончательно стемнело и стало холодать. На небе, едва видимом за густыми кронами, высыпали звёзды, проснулись ночные птицы.

— Ну и где тут твой крылатый змей обретается? — спросил Баламут, прикладываясь к кувшину. — От седла уже непристойные места болят, сколько можно.

Алексей обернулся к нему.

— Я думал, что ты здесь борец с нечистью. Ты должен выследить Змея сам, не так разве?

— Так-то оно, конечно, так, — ответил Баламут. — Я охотник на нечисть с мировым именем. Да только я больше по боевой части. Сразить голову, отсечь клыки, кулаком быка уложить и всё такое. А бегать по лесу, искать поломанные хворостинки, да навоз обнюхивать на вопрос свежести — это не моё. Нет, я, конечно, могу это. Я вообще всё могу, если подумать. Но что же мне теперь, вообще всё за всех делать? И убивать самому? И выслеживать? Княжну освобождённую, может, мне тоже за тебя целовать прикажешь?

Алексей покраснел и отвернулся.

Когда стемнело так, что кони начали спотыкаться на каждом шагу, Баламут остановил своего Цезаря.

— Всё, довольно, ни зги уже не видно. Горыныча так точно не видно. Останавливаемся тут. Заночуем, а с утречка уже за поиски примемся.

Княжич, ночной холод которому залезал под доспехи и щипал всё тело, не стал спорить, с плохо скрываемой радостью спрыгнул коня и начал готовиться к ночлегу. Юноши быстро собрали хворост в кучу, развели костёр. Княжич завернулся в плащ и молча грыз сухарь, глядя на огонь. Баламут поминутно кряхтя и охая, разминая затёкшее тело, постоянно прикладывался к бутылке.

— Ты правда сможешь Горыныча победить? — неожиданно спросил Алексей.

— Очень своевременный вопрос, учитывая как далеко мы уже заехали, как давно встали на этот путь, и насколько оная тварь должна быть в опасной близости от нас.

Баламут взмахнул руками, выпивка выплеснулась из горлышка, он явно сильно захмелел.

— Смогу. Для меня это так же просто, как тебе сметанки в щи подбросить. Видишь?

Он показал пальцем на свой шрам под глазом.

— Его мне кикимора болотная оставила. А я с ней схватился на голых кулачках. Пьяный. И без одежды. И поборол её, смекаешь? Мне твоего Горыныча одолеть, что яйцо куриное разбить. Глазом моргнуть не успеешь, а все три его башки уже твою каминную полку украшают. Я человек щедрый, все трофеи можешь себе забрать.

Алексей покивал, явно замечтавшись, как такой ценный приз окажется в его руках, и поплотнее завернулся в плащ.

— Хорошо, коли так, — сказал он.

Баламут посмотрел на поясной кошель Алексея и облизнулся.

— Княжич, — сказал он, подбрасывая новую ветку в огонь. — Может, передашь мне медальон прямо сейчас? Кто знает, что случится. Забудется-закрутится всё, не получу я положенной награды. Может, ты мне безделушку эту сейчас доверишь на хранение?

Алексей снял кошель с пояса и засунул его себе за пазуху.

— Получишь, когда зверя убьёшь и княжну спасём, не раньше, — ответил он.

— Да что же такое, — буркнул Баламут себе под нос, но вслух произнёс:

— Уже и спросить нельзя. Я же хотел как лучше, чтобы всем удобно был. А ты опять про меня гадости какие-то думаешь, по лицу румяному твоему видно.

— Может, ты, лучше, пить прекратишь? — спросил княжич. — Ты завтра в состоянии, вообще, будешь с Горынычем биться?

Баламут пренебрежительно махнул рукой.

— Как говорят ромеи, вино только с утра пьянит, а к вечеру прочищает мысли.

— Так ты с утра пьёшь!

— Справедливо, — ответил Баламут и снова приложился к выпивке.

Ветки в костре потрескивали, рассыпаясь миллионами искр.

— Время позднее уже. Отдохнуть надобно, понятное дело. Ты спи, спи, княжич, закрывай ясные очи, — сказал Баламут, продолжая прикладываться уже к новой бутылке и не отрывая взгляда от кольчуги Алексея, за которой теперь спрятался кошель с золотым медальоном.

— А ты чего? — спросил княжич.

— А я подожду, посторожу, чтобы нас лиходеи какие ночью не ограбили. Места здесь опасные, душегубы алчные могут водиться, на добро наше зариться. Не стоит бдительность терять.