Балаустион

– Как ты смеешь так разговаривать с царем! – прорычал, выступая вперед, Леотихид. – Тебе, Эврипонтид, вскружила голову поддержка этого сброда, которым ты заполнил дом правосудия? Эй, Полиад, взять его!

Выступив из-за колонны, тонкогубый лохаг повернулся, чтобы отдать команду стоявшим за ним «белым плащам». «Спутники» Пирра немедленно окружили царевича кольцом, шаря руками по непривычно легким поясам – в общественные собрания нельзя было являться вооруженными.

– Нет, Лео, погоди! – поднял руку Эвдамид. – Я властвую, опираясь на закон, и закон на моей стороне. Если отбросить патетику, стремление выдавать желаемое за действительное, моралии и прочую чепуху, а обратиться к букве закона, то я прав. Не так ли, господин Фебид?

Эфор поднял на Эвдамида тяжелый взгляд.

– Власть, отбросившая мораль, становится аморальной, молодой государь. Жаль, что ты этого не понимаешь. Человек, изучивший законы, чтобы творить несправедливость, гораздо хуже того, кто невежествен, но поступает достойно.

– Мне нужны от тебя не нравоучения, а решения, принятые в соответствии с законом, – Эвдамид, как мог, постарался сдержать раздражение. – Твоя должность, уважаемый Фебид, предполагает защиту законов, а не справедливости, как бы ты ее ни трактовал.

– Ты недурно изучил своды установлений, государь, но имел недостаточно судебной практики. Иначе знал бы, что закон есть не догма, а его толкование, – Фебид сжал квадратные челюсти. – Относительно сего конкретного случая существует прецедент, случившийся в четвертый год девяносто третьей олимпиады. Царь Агис, стоявший с войском в земле афинян, пожелал голосовать в герусии заочно и получил эту возможность. Не вижу никакой причины, почему царю Павсанию может быть отказано в подобном дозволении. Если закон запрещает ему приехать и голосовать в Спарте, пусть сделает это на Крите в присутствии уполномоченных представителей герусии.

– И уж будьте уверены, он не воздержится, клянусь всеми богами! – воскликнул Пирр, с невероятным вниманием слушавший эту перепалку между молодым царем и достопочтенным главой эфоров.

– Но существует и обратный прецедент! – внезапно встал со своего места эфор Анталкид. Его лысина блестела от пота. – Уважаемый Фебид не может не знать, что когда царь Агесилай, находясь в Азии, пытался получить право голосовать заочно, ему было отказано в этом эфорами. То же случилось с его потомком Архидамом, добивавшемся командования в войне против фиванцев, но не допущенного к голосованию потому, что он отказался покинуть войско и приехать на заседание в Спарту.

Все опять зашумели, заговорили разом. Больше всех надрывались зрители дальних рядов, сами мало что слышавшие и поэтому получавшие представление о происходящем только из совершенно перековерканных пересказов впередистоящих. Кричал, потрясая кулаками, царевич-Эврипонтид, поддерживаемый обступившими его «спутниками» и самыми горячими из друзей, вопили с галереи другие члены пробравшейся туда команды Пирра. Орал, бурно жестикулируя, Леотихид, выискивая взглядом, на кого бы спустить своих головорезов-телохранителей. Горячо спорили, перебивая друг друга, старейшины-геронты.

Шум и неразбериха начали затихать, когда поднялся и начал говорить эфор Фебид. Он был человеком столь значительным, что и самые яростные спорщики прикусили языки, дабы послушать, что он скажет.

– …очевидно, что мы стоим перед лицом явления, которое в языке законников называется «спорным вопросом», – Фебид ронял фразы медленно и веско. – Стало быть, нет смысла углубляться в дебри истории и пересчитывать прецеденты, когда эта проблема может быть разрешена простым голосованием эфоров.

– Верно, – качнул большой головой Медведь-Архелай. Толстяк Анталкид уничижительно поглядел на него.

– Посему предлагаю эфорам немедленно приступить, – продолжал Фебид, выходя из-за стола, на котором рядами лежали разноцветные камешки. – Тот из моих коллег по должности, кто считает, что справедливо позволить царю Павсанию проголосовать в синедрионе заочно, пусть перейдет на левую сторону трибунала, ко мне. Кто с этим не согласен, пускай отойдет направо.

С этими словами глава коллегии эфоров, гордо глядя перед собой, прошел мимо трона Эвдамида и остановился на левой половине трибунала.

– Во, дает дед! – восхитился Леонтиск. – И что, что дальше?

– А дальше, язви его в корень, произошла преудивительнейшая хреновина! – тряхнул волосами Феникс. – Чудо из чудес, да и только!

– Верно, – согласился Галиарт. – Мы тогда уже совсем было скисли, решив, что проиграли…

– Все, это конец, курва медь! – вполголоса прогудел стоявший слева от царевича полемарх Брахилл. – Старина Фебид, желая справедливости, привязал ей камень на шею и бросил в воду.

– Сто тысяч проклятий на его голову! – прошипел в ответ Пирр. – Ты прав, дядя Брахилл, – вторым за нас подаст голос Скиф, и три голоса будет против. Нужно было добиваться своего как-нибудь по-другому. А теперь…

Как и предполагалось, толстяк Анталкид первым направился направо, верноподданически глянув в сторону римских мест. За ним неторопливо последовал Архелай. Жрец Полемократ-Скиф, презрительно глянув на них, размашисто прошел налево, к замершему, словно изваяние, Фебиду. Сидеть остался только Гиперид. Дождавшись, пока взоры всех присутствующих в храме сконцентрируются на нем, Змей поднялся и неторопливо вышел на середину трибунала. Его тонкие губы кривились в усмешке, еще более зловещей, чем обычно. Напряжение в зале и на галерее достигло предела, люди затаили дыхание и сотнями пар глаз гипнотизировали тощего эфора. Среди людей более высокопоставленных, и, следовательно, лучше разбирающихся в происходящем, уже начались торжествующие или, наоборот, угрюмые, перешептывания. Большая часть геронтов сидела, опечалившись. Ахейские стратеги обменивались довольными взглядами. О чем-то оживленно беседовали римлянин Нобилиор и македонянин Лисистрат. Эфор Анталкид посмотрел на стоявшего подле Пирра Мелеагра и издевательски-сочувствующе покачал головой, затем перевел взгляд на Эвдамида и откровенно улыбнулся. Молодой царь отвечал удовлетворенным и кивком и…

…чуть не свалился с трона от ужаса. Эфор Гиперид, чудовищно осклабясь, прошествовал к Фебиду и Скифу и замер, не доходя трех шагов до них, со скрещенными на груди руками.

– Представляешь себе такой трахтель-махтель?

– Дела-а! – потряс головой Леонтиск.

– Дела! – передразнил Феникс. – Даже если бы в храм спустился сам Громовержец Зевс, задрал подол и навалил на полу кучу, такого эффекта бы не достиг!

– Но! не богохульствуй! – Галиарт суеверно сложил пальцы в знак, оберегающий от зла.

Феникс пренебрежительно махнул рукой и подстегнул лошадей.

– Шум, конечно, поднялся сумасшедший, – продолжил рассказ Галиарт. – Орали все, а громче всех, конечно, мы. Сам Пирр, казалось, свихнулся от счастья.

– Понять можно – ведь это решение практически равносильно тому, чтобы сразу отменить приговор Павсания. Трудно ведь предположить, что царь проголосует против себя или воздержится?

– Га-га-га! – заржал Феникс.

– Именно так, – подтвердил Галиарт. – Эвдамид сидел, как будто ему по голове дубиной ударили, Анталкид тоже выглядел не лучше. Да и другие… что там говорить, никто не ожидал от Змея-Гиперида подобного фортеля.