Баллада о драной душе

Не то чтоб их судьба связала туго,

Не то чтоб их союз скрепил Всевышний,

А просто им – достаточно друг друга.

И всё, что за окном – уже излишне.

(Ноябрь 2000)

Ведьмочка

Кто меня с тобою повязал,

Нас двоих стянул тугим арканом?

У тебя зелёные глаза

И улыбка с ласковым оскалом.

У тебя петлистое ушко,

Волосы пылающего цвета;

И когда скисает молоко,

Знаю точно я – ты рядом где-то,

Ведьмочка, ведьмочка, ведьмочка…

Образок ношу я на груди,

Крест ерусалимский – на гайтане.

«Господи, спаси и отведи!» –

Осеняюсь я тремя перстами.

Но опять пахнуло костерком,

Но опять свилась петля тугая,

Но опять скисает молоко

Здравствуй! как леталось, дорогая?

Ведьмочка, ведьмочка, ведьмочка,

Ой, мама, ведьмочка, ведьмочка, ведьмочка…

(18 сентября 2006)

П.С. Припев с ведьмочкой принадлежит Андрею Широглазову, замечательному поэту и исполнителю песен. Он положил эти стихи на музыку.

Лорелейное. От неба к бездне

Ich weiss nicht, was soll es bedeuten…

Heinrich Heine

Я не ведаю, что бы это значило…

Генрих Гейне

А женщины невесомо

скользят, порхают над городом,

воркуют своим особым

волнующим южным говором,

как будто сонные травы

в тревожных морских глубинах,

колышутся влево, вправо,

лелея себя, любимых,

себя, любимых, лелея,

а нас, наивных, дурманя –

воздушные лорелеи

заоблачных аламаний.

И мой чувствительный шнабель*

в плену аромата злого,

как глупый гаммельнский кнабе**

у дудочки крысолова,

и слепну днём, как сова, я,

вдыхая запах сиреневый –

а женщины уплывают

в четвёртое измерение.

Теряя точку опоры,

ныряю в пучины следом,

где все мои мутаборы***

становятся жалким бредом…

(5 декабря 2007)

*Шнабель, он же шнобель – нос (der Schnabel – клюв).

**Кнабе – мальчик.

***Мутабор – заветное слово, которое позволило калифу-аисту вернуть свой человеческий облик (Вильгельм Гауфф. "Калиф-аист").

Кто-то скажет, что эти примечания излишни. Хотелось бы верить, но – увы, увы… Уже и то смелость отчаянная, что я не пояснил значения Лорелеи и Аламании.

Сомнамбулическое

Раны затянуты, раны залечены,

раны зализаны…

Глупая женщина, глупая женщина –

значит, всё сызнова?

Не на беду ли , не на беду ли –

в прежние омуты?

Липа-медуния, липа-колдунья,

пахнешь по-злому ты.

Августом скрещены складки и трещины

в сети паучьи.

Снова обещано, снова обещано –

и не получено.

Слухи ли, толки ли осенью тонкими

лягут сединками.

Рюмки за рюмками, стопки за стопками,

льдинки за льдинками.

Счастье не лепится, ночь, гололедица,

зябнешь, затворница.

В небе медведица; бредится, бредится,

воется, воется:

Бледные пальцы, белые вальсы,

снежная конница…

Всё забывается, всё забывается.

Это – запомнится.

Мне снятся нубийские девушки

В качестве предисловия. 

Это стихотворение родилось во сне. Самое странное из стихотворений, которое я когда-либо написал. Самое мистическое из стихотворений, которое я написал. До сих пор задаю себе вопрос: а я ли его написал?

Наверное, автор

мне снятся нубийские девушки

узкобёдрые тёмные

словно выточенные из чёрного дерева

и отшлифованные до скользкого блеска

нагие в золотых змееподобных браслетах

нубийские девушки во тьме

карабкаются вверх по сетке-рабице

которая служит высокой стеною

а за стеною нет ничего кроме пустоты

мне снятся нубийские девушки

их острые влажные соски

похожие на маленькие коричневые шишечки

спелые ломти их розовых губ

с горьковатым привкусом сочного грейпфрута

(хотя где нубийцы а где грейпфруты?)

и тёмно-розовые подошвы их длинных тонких ног

у нубийских девушек волосы курчавые

и жёсткие как проволока

белый мужчина может до крови исцарапаться о лобок

и белая плоть так же трудно входит в тёмное лоно

как светлая душа входит в чёрное тело

но вдруг забор внезапно рушится

под тяжестью тел нубийских девушек

и тёмная пустота врывается в мой сон

она плещется заливая всё вокруг

и в ней поблёскивают золотые змейки

(25 января 2008)

НЕОБХОДИМОЕ ПРИМЕЧАНИЕ.

Это – самое необычное из всего, что мною написано. И даже не потому, что оно – единственное, написанное белым стихом. 

Просто мне наутро было совершенно непонятно (когда я записывал впечатления сна) – почему нубийские девушки? И при чём тут сетка рабица? И зачем они по ней карабкаются куда-то?

И почему потом вдруг всё рушится, и наваливается тёмная пустота… Что за бред?