Баллада о Розеттском камне

Ах, да! Была одна лекция. По физике. Лектор, Виктор Николаевич (В. Н.), вошел в аудиторию, встал у первых рядов, пытливо уставив взгляд в нас, студентов: «А скажите-ка, мои дорогие, кто из вас читал «Мастера и Маргариту»? Поднимите-ка руки!.. Так, никто не читал. Ясно… Вот курс-то какой неинтересный попался! Тогда начнем терзать физику… Бедная, бедная физика! И что это за студентов набрали в этом году? И где их только взяли?!»

Всего и надо было, что… Но — куда потом?.. В городок, откуда «хоть три года скачи»?! Так все и пошло, и покатилось дальше…

— Здравствуйте, староста. Берите билет… Без подготовки?

— Пожалуйста.

— Ну-ка, ну-ка, а то о вас прямо легенды ходят… Какой третий вопрос?

— Почему — третий?! А первый?

— Вы же все знаете?!

— «Принцип относительности Эйнштейна»… Предположим, что мы наблюдаем из некоторой инерциальной системы отсчета произвольным образом движущиеся часы…

— Послушайте, неужели вы весь учебник наизусть знаете?

— Половину. Что нужно было к экзаменам.

— Нет, вы скажите, знаете наизусть все темы? Честно?! Ладно, предположим, я вам верю. Но у нас не курсы по декламации наизусть. Студент должен продемонстрировать на экзамене понимание законов, а преподаватель — понять, кто ходил на лекции, а кто…

…чтобы я могла понять, кто меня слушал, а кто…

— Что? Ничего?.. Итак, объясните мне, староста, как у Эйнштейна видится галилеевское: «Уравнения динамики не изменяются при переходе от одной инерциальной системы отсчета к другой»?

— Представьте себе, что у нас есть две инерциальные системы отсчета, движущиеся друг относительно друга…

— Подождите, староста. Вы опять преподносите физику от Савельева, а я ее слышал тысячу и один раз. Сделайте милость, дайте послушать физику от Петровой. Представьте себе, что я приехал из племени куракуту узнать, что такое принцип относительности. Вот и расскажите мне…

— Но для этого надо, чтобы одна инерциальная система двигалась относительно другой с постоянной скоростью?!

— Не морочьте голову, староста! Я живу рядом с Машей Васиной… с Марией Николаевной! Она взахлеб рассказывает, как вы сдавали теорию вероятности, вашу трактовку метода Монте-Карло! Так что давайте, староста. Выбора у вас нет — иначе мы окажемся в разных системах отсчета: я — здесь, а вас вышвырнут с соответствующим ускорением вон! Давайте, староста! За все хорошее надо платить!

— Мы и так в разных системах отсчета! В нашей — бутерброд зависает в воздухе, а если вдруг случайно и упадет, то обязательно маслом вверх! И все хорошее у нас делается бесплатно!

— Вы сами сделали выбор, староста. В нашем институте вам делать нечего. Езжайте сеять доброе и вечное бесплатно, в колхоз. И не думайте, что вы сумели меня обмануть: вызубрить учебник мало, надо — понять!..

Ты значишь то, что ты на самом деле.  Учебу в институте одолей,  Стань аспирантом, но в душе своей  Ты будешь только то, что ты на самом деле.

(Слыхали: Бизе-Щедрин… А это: Гете-Леночка!)

Лена, Леночка, бывшая староста и бывшая студентка, стояла в коридоре, держа в руках учебник и чужую тетрадь с лекциями. Ей казалось, что полчаса назад жизнь ее утратила всякий смысл. Но тут где-то на этаже открыли окно, и сильный порыв ветра подтолкнул Леночку в спину. Она обернулась. Ветер расхохотался и потянул ее за юбку. Лена отмахнулась, тогда ветер сорвал ее с места и, приподняв над полом, швырнул навстречу идущему человеку. От удара оба сели на пол. Лена покраснела: «Извините, я…» И замолкла. Это был он. Судьба впервые столкнула их в коридоре после сдачи экзаменов. «Что с тобой?» «Меня выгнали».

И навстречу вновь полетели лестницы, коридоры, знакомые и незнакомые лица. Мы летели долго, но когда я случайно взглянула в его сторону, оказалось, что рядом со мной, просвечивая сквозь бренную оболочку, отягощенную четвертым десятком, летел юный прекрасный семнадцатилетний мальчик, веривший в добро и делавший его бескорыстно — как это и принято в нашей инерциальной системе…

ДЕКАНАТ. Это было похоже на операционный стол. Оперируемого внесли в шерстяном узле. Наркоза не было. Перчаток не было. Времени не было. Узел развязали: руки, ноги, тряпичное сердце с опилками. Замдекана и юный паренек старательно пристраивали к безжизненному туловищу шею, ноги, голову, но физик — Виктор Николаевич — возмущенно совал им в лицо тряпичное сердце. Долго они убеждали его, прежде чем он согласился. Три пары рук взметнулись в воздухе — раз! два! три! — и все тотчас срослось. Фигура ожила. Это и была я.

— Ладно, только ради вас. Времени могу дать час. Вопрос она знает. Пусть расскажет так, чтобы дураку стало ясно. Тогда поставлю «удовл.», и заберете ее на другой факультет. Но я сомневаюсь, что…

— Отлично, — без энтузиазма согласились мои спасители.

— Я не согласна, — промолвила фигура с пустой головой и тряпичным сердцем.

— Вот, сами видите, она ничего не знает.

— Вам — не буду рассказывать.

— Тогда мне расскажи! — сердито потребовал замдекана.

— Тогда вы ей оценки сами и ставьте! — обиделся В. Н. и еще раз повторил: — Она ничего не знает!

Спорили долго и заключили пари на бутылку конья… на торт «Птичье молоко».

— Тебе ясно, что мы должны выиграть?

— Только смысл?! Без формул? — уже почти сдалась я.

— Не тяните время, староста. Давайте. «Теория относительности от Петровой». Начните так: «Предположим, что мы наблюдаем из некоторой инерциаль…»

— Ведь я так уже начинала?!

Но тут замдекана бросил в мою сторону столь красноречивый взгляд, что ничего не оставалось, кроме…

— Закрыли глаза, дорогие мои, и!.. — Я взмахнула рукой, тут мы услышали какой-то гул. Он доносился со стороны небольшого городка, на площадь которого со всех сторон стекались люди, тревожно переговариваясь. Я расслышала только: «Света… Света». Толпа расступилась и… Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать любовника и безумца (помните у Блока?). Несомненно, это был поэт. И тут будто молния сверкнула на горизонте.

Она появилась внезапно, словно Афродита, рожденная из пены морской, и была, как солнце, и ярче солнца. Ее золотые волосы освещали собой полнеба, ее медовые глаза обещали любовь. Полупризрачная фигура, летевшая в сторону этого города, была фантастически прекрасна. Жители оцепенели, и тогда поэт и безумец швырнул черную розу ей навстречу, но Златовласка расхохоталась, и роза, на мгновение зависнув в воздухе, упала вниз. Поэт и роза окаменели. Так вот что за странные скульптуры стояли на площади! «Принцесса обещала выйти замуж за того, кто в ее присутствии разовьет хоть какую-нибудь скорость. Но скорость света плюс любая скорость равно только скорости света (С + V = С, значит, V = 0). Однако смельчаки находятся и бегут навстречу, и швыряют розы, и обращаются в камни…» Темнело. Толпа почти разошлась. Не знаю, что случилось, но я вдруг схватила этот камень и закричала, раскалывая голосом тьму: «Я! Я могу победить скорость света!» (вот что это была за «Света»!). И хотя сумерки по-прежнему окутывали город, тьма перестала сгущаться. Я бросилась навстречу принцессе, и глаза наши встретились: ее — призрачно-медовые, и мои — жгуче-черные. Ресницы у нее дрогнули, и она чуть-чуть свернула в сторону (скорость ее стала направлена иначе, и потому моя (С — Сх), значит, отлична от нуля!). Теперь уже можно было бросать камень. Он превратился в Принца, в Поэта, в Безумца и летел все быстрей и быстрей, так что шарф развязался и соскользнул вниз. Поэт и Принцесса встретились. Слившиеся их фигуры стали таять на глазах.

Вот уж они — две полупризрачные тени. И чем быстрей они летели, тем прозрачнее становились, пока наконец не растаяли в воздухе, превратившись… в свет (и тут Шарф Коснулся Земли)…

— Почему — свет?

— Потому что

 и

! С увеличением скорости длина и объем уменьшаются. А как только объект достиг скорости света, так — для стороннего наблюдателя — и не стало у него никакого объема:

!!!

Нечему двигаться. Остался один свет, который и распространяется со скоростью света! Вот почему не бывает больших скоростей!