Бальзам на душу

Под каким-то предлогом я постаралась от него побыстрее отделаться и, улучив момент, разыскала пана Леопольда, который, хмуря брови, что-то подсчитывал на карманном калькуляторе, стоя возле окна в холле. Выглядел он сегодня не вполне здоровым и совсем не был похож на обитателя старинного поместья. Взгляд, которым он меня встретил, казался безмерно усталым и отрешенным.

Без всякой надежды на удачу я затянула свою старую песню о здоровье пани Шленской и о своем горячем желании ее видеть. Пан Леопольд выслушал меня серьезно, молча и совершенно неожиданно сказал:

– Вы можете поговорить с пани Шленской. Только, пожалуйста, недолго. Хозяйка не вполне здорова. Прошу вас следовать за мной – я провожу вас в ее кабинет.

К тому, что эта женщина неважно себя чувствует, я уже привыкла, а вот к тому, что она согласилась уделить мне внимание, я не была готова, поэтому, пока пан Леопольд вел меня в кабинет хозяйки, я лихорадочно пыталась сообразить, с чего начать разговор. Легко гадать заочно, чем это занимается по ночам пани Шленская, но попробуйте спросить об этом открыто!

Пани Шленская как будто ждала меня. Возможно, она действительно ждала – ведь портье наверняка рассказал ей о моей настырности. Вновь вся в черном, хозяйка отеля восседала в пузатом кожаном кресле в темноватой прохладной комнате среди вычурной мебели и тяжелых драпировок. Ее гладкое полное лицо сейчас казалось серым, рыхлым и дряблым. Она словно разом постарела лет на десять. У меня невольно появилось чувство вины перед этой женщиной, и я почувствовала себя совсем неловко.

– У вас какие-то претензии? – тихо спросила пани Шленская, глядя, однако, не в глаза мне, а куда-то в угол комнаты. – Весьма сожалею. Мы стараемся сделать все, чтобы нашим клиентам было удобно. Но, вероятно, за всем не удается углядеть…

Было совершенно ясно, что ей нет сейчас до меня никакого дела и она мечтает только об одном – чтобы я немедленно провалилась куда-нибудь в преисподнюю. Но она предпочла встретиться со мной лично, чтобы попытаться погасить мое навязчивое любопытство к ее персоне. Пани Шленская очень не хотела, чтобы посторонние лезли в ее дела, – это было очевидно. В такой ситуации ни на какую откровенность рассчитывать не приходилось, но я все-таки решила попытаться что-то из пани Шленской вытянуть. Для этого я не придумала ничего лучше, как прикинуться особой совершенно без царя в голове. Я сказала:

– Ах, что вы! У меня нет абсолютно никаких претензий. Мне у вас так нравится! Чувствуешь себя буквально как дома! Но… – Я трагически понизила голос и призналась: – Пани Шленская, я до смерти боюсь маньяка, который охотится за женщинами! Из-за этого я не могу спать. Я и вчера не спала. И знаете, что я видела? Один человек выскочил из своего номера в окно и уехал куда-то на машине. Кажется, это был пан Приймак – такой здоровый, с большим носом, – наверное, вы его помните. Я так испугалась! Мне показалось, что этот человек может быть тем самым маньяком. Вы не слышали, сегодня ночью в городе никого не убили?

Как ни старалась справиться с собой пани Шленская, это плохо ей удалось. Пока я выкладывала свои бредовые идеи, она все больше делалась похожей на каменное изваяние, которое стояло на городской площади, а когда я заговорила про убийство, лицо пани Шленской стало белым и мертвым, словно камень.

Я оборвала речь и с тревогой на нее посмотрела.

– Вам нехорошо, пани Шленская?

Она пошевелилась и с трудом повернула ко мне голову. Губы ее не слушались, но все-таки она сумела выговорить:

– Да, я в последнее время себя очень плохо чувствую, простите. Если не возражаете, я хотела бы остаться одна… А что касается ваших опасений… Не нужно бояться. В моем отеле вы в полной безопасности, уверяю вас. Преступник нападает на женщин только на улице… А наш постоялец… Вы ошиблись. Он уехал сегодня рано утром – кажется, на автомобиле. Да-да, именно так! Я сама получила с него расчет и ключ от номера. Он очень спешил. Вы ошиблись – наверное, ночью вы видели, право, не знаю, может, из окна спрыгнула кошка.

Дрожащими руками она оперлась о край стола и с усилием поднялась, давая понять, что разговор окончен. Сейчас эта нестарая, в сущности, еще привлекательная женщина казалась полной развалиной, точно ее подтачивала тяжелая болезнь. И это нелепое предположение насчет кошки… Но я была уже совершенно уверена, что болезнь тут ни при чем.

Покинув кабинет хозяйки отеля, я поспешила к Виктору, намереваясь тут же обсудить с ним странности в поведении пани Шленской и ее более чем сомнительную интерпретацию ночных событий. У меня был еще соблазн попытаться проникнуть в номер Приймака – там вполне могло остаться что-то интересное. Это было рискованно и вряд ли легко осуществимо, но помечтать-то я, по крайней мере, могла?

Но мечты так и остались мечтами, потому что не успела я дойти до номера, где жил Виктор, как меня поймали в коридоре братья Коробейниковы. У них были замкнутые решительные лица, и разговаривали они не терпящим возражений тоном.

– Мы немедленно едем в замок, – сообщил мне Вампир. – Немцы, похоже, сегодня никуда не собираются. Мы не можем ждать. Вы едете с нами?

Наверное, они были совершенно правы. Нам тоже следовало наконец побывать в этом чертовом замке. В конце концов, все, что тут творилось, так или иначе имело отношение к этим древним развалинам. Имело смысл взглянуть на них своими глазами. Я сказала, что мы едем.

– Ждем вас в машине! – категорично объявил Вампир.

Я сбегала за Виктором и велела ему собираться. Он, как обычно, захватил фотоаппарат и переобулся в армейские ботинки. Мы спустились вниз, оставили ключи у портье и поспешили занять места в машине. Братья уже изнывали от нетерпения.

По дороге мы долгое время не разговаривали. Коробейниковы держались несколько высокомерно и все время лихорадочно озирались по сторонам, словно высматривая в придорожных кустах признаки спрятанных там кладов.

Вел машину Андрей Никитич – вел уверенно, точно катался этим маршрутом уже долгие годы. Все-таки характер у наших спутников имелся. На пути к поставленной цели они способны были на многое. Я только боялась, как бы они в запале не перешагнули некоторые границы. Мы могли очень просто оказаться в положении пани Шленской – когда люди бледнеют и каменеют и несут всякую чушь, – с той только разницей, что пани Шленская была у себя дома, а мы являлись всего-навсего туристами и вдобавок дикими, за которых некому заступиться.