Бамбуковая колыбель
Шрифт:
«Уж не собираетесь ли вы убедить меня, что сохранение школы стоит у вас на первом месте?! Сохранение — какой ценой? Ценой воспитания детей, которые будут жить, как неевреи?! Теперь вы, в сущности, говорите, что не имеет значения, является ребенок китайцем, эскимосом или индейцем, — имеет значения только одно: будет ли существовать школа и ваша должность в ней!»
Я прикусил себе язык, но было уже поздно. Рабби Гольдштейн был не просто раввином и директором школы — он был моим другом. И я не хуже многих других понимал, что сохранение школы — действительно жизненно важная задача для всех нас.
В ТОТ ЖЕ ВЕЧЕР я отправился к рабби Фриду, который когда-то так помог нам
«Я понимаю, что у вас сейчас на душе, — сказал рабби Фрид. — вы должны понять — это неизбежный этап на пути всякого баал-тшува, то есть человека, вернувшегося к вере. Сейчас вам кажется, что вас предали и обманули. Вы со всей искренностью и серьезностью встали на новый путь, поэтому вполне естественно, что и от людей, которые помогли вам вступить на него, вы ожидаете выполнения тех требований, которые они предъявляли к вам.
Вы — то, что на идиш называется фарбрентер, Алан, вы — слишком пылкий неофит, а все пылкие неофиты рано или поздно испытывают разочарование, столкнувшись с реальным миром религиозной жизни. В реальной жизни есть большое число неоднозначных ситуаций — не “черных” и не “белых”, а, так сказать, “серых”, и разобраться в них можно только при помощи новых галахическихустановлении. Раввинским авторитетам все время приходится решать, как применить Галахук непрестанно возникающим новым ситуациям. Меняются ситуации — меняются и предписания.
Вы вправе испытывать разочарование и недовольство, Алан, но не забывайте также, что нужно проявить и понимание — во всяком случае, нужно постараться его проявить.»
Именно это казалось мне самым трудным. В свое время, когда первый раввин, с которым мы столкнулись, отказался сделать Дворе гиюрпо тем же соображениям, которые я выдвигал сейчас, мы с Барбарой очень на него разозлились. Но Барбара правильно заключила впоследствии, что тогда мы просто не были готовы пойти на требуемые уступки.
К тому времени, когда на сцене появился рабби Фрид, мы и сами уже прошли довольно долгий путь, и потому были уже в состоянии выполнить предъявленные им требования. К тому же это решение пошло нам на пользу. Переход к соблюдению мицвот, несомненно, обогатил нашу жизнь и избавил нас от всех тех конфликтов, которые неизбежно возникают, когда ребенок учит в школе одно, а дома видит другое.
Но теперь я понял, что рабби Фрид и его коллеги видели в этой проблеме нечто гораздо более глубокое и принципиальное, чем я. Они относились к ней как к проблеме сохранения еврейской религии в реальных условиях современной жизни.
«Подумайте, Алан, — продолжал тем временем рабби Фрид. — Реальность такова: процент смешанных браков между евреями и неевреями растет с угрожающей быстротой. В результате возникает серьезнейшая проблема — каков статус детей в этих семьях, если мать-нееврейка не прошла “гиюр согласно Галахе”!А ведь с каждым годом таких детей
становится все больше. Кем они станут в конце концов? Должны ли мы навсегда исключить их из еврейской общины или стоит поискать возможность включить их в нашу среду каким-то галахическиприемлемым образом?Устраивая гиюрдля малолетних, пусть даже по упрощенным правилам, мы галахическивводим их в еврейскую общину. Но поскольку это делается в таком возрасте, когда они еще не понимают всего значения совершившегося, да и своей собственной выгоды, то по достижении ими соответствующего возраста — тринадцати лет и одного дня для мальчиков, двенадцати лет и одного дня для девочек — мы обязаны объяснить им значение такого гиюра. Если они согласятся воспринимать его таким образом, еврейский статус будет автоматически сохранен.»
«Отлично, — сказал я. — Но что, если, достигнув этого возраста, они все еще не будут соблюдать мицвот? Что, если они будут есть трефноеи нарушать субботу? Тогда у них не будет никакого кабалат мицвот, —готовности соблюдать еврейские заповеди, — а в то же время они будут с полным основанием считать себя евреями, не так ли? Ведь они прошли гиюр“по всем правилам Галахи”, были зарегистрированы Американским раввинским советом, наконец, обучались в еврейской школе!
Почему бы им не считать себя евреями?! Но разве они на самом деле евреи? Что, если еврейский юноша женится на девушке, прошедшей такой гиюр, —разве их дети будут считаться евреями?»
Рабби Фрид поднялся, растерянно скользнул взглядом по своим книжным полкам и, помолчав, сказал:
«Я не знаю, Алан. Этого я действительно не знаю.»
Глава 3. Флорида и местная еврейская община
ПЕРЕПАЛКА О ПРАВИЛАХ ПРИЕМА детей в Еврейскую школу была одной из первых, в которые я оказался втянут благодаря своей растущей вовлеченности в еврейские дела, но далеко не последней. Следующий конфликт вспыхнул в связи с прибытием в наш город группы русских евреев.
Следует начать с того, что мы с Барбарой были очень обеспокоены проблемой так называемых «прямиков», которые, покинув Советский Союз, направлялись не в Израиль, а в Соединенные Штаты. Тем не менее мы, вместе со всей общиной, активно занялись их устройством на новом месте.
В одну из первых суббот после прибытия группы «русских» Барбара организовала визит нескольких женщин — активных членов общины в дома новых иммигрантов. Им подарили цветы, субботние свечи и подсвечники, а также кошерноевино.
Столь же активно участвовали мы и в сборе одежды и мебели для нуждающихся иммигрантских семей.
Однако вскоре после этого до меня дошли слухи, что русские иммигранты записывают своих детей в обычные государственные школы. Я был возмущен.
«Это же просто курам на смех! — говорил я Барбаре. — Они должны посылать своих детей в Еврейскую школу!»
Я обратился к руководителям общины и получил ответ, что в государственных школах детям иммигрантов будет легче интегрироваться в американском обществе. И вообще, разъяснили мне, русские евреи теперь могут реализовать свое неотъемлемое право на свободный выбор — разве не для этого они приехали в нашу свободную страну?