Бананы и Лимоны
Шрифт:
Совсем у него был другой план, если это можно было назвать планом. Как он оказался на льдине? Совсем неожиданно! Но раз уж он поскользнулся, то надо было на нее прыгать. Только конец должен был быть другим.
Он сошел бы на берег, взял бы у Алисы портфель и спокойно пошел бы рядом с нею. «Зачем ты это сделал?» — спросила бы она. «Понимаешь, Алиса, — ответил бы он, — есть человек (да-да, именно человек, а не просто „ты“, есть, мол, где-то человек, может быть, это ты, а может, и кто другой — ты уж сама думай), так вот, есть человек, для которого я могу сделать все». — «Даже глупость?» — спросила бы Алиса. Фу ты, нет, она так не спросит.
Он бы еще долго мысленно разговаривал с Алисой, и неизвестно, помирились бы они или нет, но тут в углу комнаты, за письменным столом, кто-то шумно вздохнул.
Петя приподнял голову.
— Кто здесь?
— А-а, вы уже разговариваете!..
Петя даже вскрикнул от радости:
— Мишель!
Петя никогда не видел его в белом халате. Он очень шел к его черной коже, к горящим его глазам. Мишель был таким красавцем, таким настоящим доктором — в белом халате и с блестящим стетоскопом на груди, — что у Пети от гордости за него даже перехватило дыхание.
— Мишель! — воскликнул он во второй раз.
Тут появилась мама.
— Лежи спокойно, Петя.
Мишель счастливо улыбался, но голос его был спокоен и строг, как у всякого доктора. Он присел на край Петиной постели и вытер ему лоб полотенцем.
— Ну, вам теперь будет полегче.
— Мишель, а вы откуда? Вы зашли меня проведать?
— Да, мы заходим вас проведать вместе с Андерсом.
— Как, — обрадовался Петя, — и он здесь?
— Нет, мы по очереди. Мы у вас… как это называется… дежурим.
— От тебя не отходят, — сказала мама, — сутки Андерс, сутки Мишель.
— А что, я разве так тяжело болен?
— Нет, не очень тяжело. У вас воспаление легких.
— Так зачем же вы сутками-то? — почти горестно воскликнул Петя.
— Ну… как вам сказать… вы же наш друг.
«Ну да, я же друг…» — растерянно подумал Петя, и мысли его поскакали, запрыгали куда-то, как прыгают плоские камни, пущенные по воде.
— Вы во сне много разговаривали, у вас был сильный жар. Дайте-ка я вас выслушаю.
И он стал прикладывать к Петиной груди холодный стальной стетоскоп.
Кого там только не было!
В это время в прихожей позвонили. Мама пошла открывать.
К великой Петиной радости это был шестой врач республики — Андерс. И тоже в белом халате! А уж Андерс в белом халате был и вовсе красавчик. Рукава ему были только по локоть, полы — по колено, да и весь-то халат, по правде сказать, трещал по швам.
«Ах, — подумал Петя, — не выучиться ли мне на врача! Тоже халат надену».
— Сдал? — спросил Мишель.
— Сдал! — воскликнул Андерс и прищелкнул пальцами.
— Что ты сдал? — спросил Петя.
— Ах, Петя, — сказала мама, — да у них же зачеты.
«У них зачеты, — подумал Петя. —
У них республика, а тут еще я».После радостных, почти бурных приветствий Андерс потрогал Петин лоб и посмотрел график. На этом графике красными, синими и другими разноцветными линиями были запечатлены температура, частота пульса и прочие Петины показатели. Друзья посмотрели градусник, который недавно вынул Петя, о чем-то тихонько посовещались на французском языке и нанесли на график новый красный штрих. Потом Андерс надел на голову обруч с зеркалом, сел на постель и сказал:
— Ну, Петя, скажите: а-а.
— А-а-а… — сказал Петя.
— Еще.
— А-а!
Они опять о чем-то посовещались.
— Петя, — торжественно сказал Андерс. — Теперь дело пойдет на поправку. Кризис миновал. Но вам нужно лежать, вы уж потерпите.
— Я потерплю, — пообещал Петя. — Мне не трудно. Только вы, пожалуйста… не очень на меня обращайте внимание…
Все трое заулыбались, очень довольные друг другом, может быть, в этот момент они вспомнили, как дружно танцевали бабамуку в первую свою встречу в общежитии, и надеялись вскоре еще точно так же потанцевать.
Когда мама вышла на кухню, Андерс вдруг сделался серьезным и сказал:
— Петя, а на лестнице сидит человек.
— Какой человек? — спросил Петя.
— Тот же самый человек? — спросил Мишель.
— Да, тот же самый. Петя, он уже третий день там сидит. То уйдет, то снова приходит.
— Как третий день?… А почему же он не зайдет?
— Он не хочет, Петя. Он говорит: и здесь хорошо. Мы ему докладываем бюллетень.
— О состоянии вашего здоровья.
— Ну вот еще!.. — фыркнул Петя. — Что я, премьер-министр, что ли? Кто же это там такой?
— У него, Петя, на голове шапка-ушанка, а из-под нее торчит такой белый хохолок.
— Не хохолок, а чуб! Чуб, понимаете? Зовите его сюда, это же наш Василий!
— Тише, Петя, — сказал Мишель. — Ложитесь. Вам вредно волноваться. Сейчас позовем.
Андерс вышел, чтобы позвать Василия, но через минуту вернулся один.
— Он все равно не идет.
Петя попросил бумагу и карандаш и стал писать Василию записку.
«Василий, что же ты сидишь там? — писал Петя. — Мы тут все тебя ждем. Ты обязательно должен зайти…»
Но тут зазвонил телефон.
— Алло! — сказал Мишель. — Вам кого? Да, уже полегчало. Одну минуту. Петя, это вас.
«Подожди, — Написал Петя, — кто-то звонит».
Он взял трубку и услышал голос Акима Макарыча.
— Здравствуй, Петя, как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, Аким Макарыч, я уже почти выздоровел!
— Это заблуждение, Петя, — вставил Мишель.
— Это заблуждение, Аким Макарыч!.. Слабый я еще, голова кружится.
— А врач приходит к тебе?
— Ой, да что вы, Аким Макарыч, у меня здесь целый консилиум! Мишель, Андерс! Вот они вам передают привет. Знаете, как они меня здорово лечат! Графики составляют, вон какой красивый график висит.
— И ты им передай привет! Петя, только ты, пожалуйста, не волнуйся, что отстанешь. Мы тебе поможем, я тебе всю алгебру объясню…
— Спасибо, Аким Макарыч!
— И географию объясню.
— Спасибо, Аким Макарыч, спасибо!
— И историю объясню!
Но тут раздался такой громкий крик, что Петя даже удивился. Кричали, наверное, голосов двадцать:
— Пе-етя-я!..
Петя понял, что это кричат за окнами, во дворе.
— Подождите, Аким Макарыч, я сейчас посмотрю, кто это там кричит.