Банда - 3

– Чужих женщин не бывает, - проворчал Овсов.

– Да?
– удивился Пафнутьев.
– А что, похоже, ты прав... Можно запишу эту твою мысль?

– Вот его палата.

В палате находились четверо. Молодой парень с трубкой, торчащей из горла, - ему пытались отрезать голову. Второй уже с неделю лежал пластом, не шевелясь, - он весь был истыкан ножами. Вступился за девчонку, за чужую девчонку, которую видел первый раз в жизни. А нападавшим нужен был повод. И они его получили. Как понимал Пафнутьев, ребята просто тренировались, готовились к чему-то более серьезному. Две капельницы, нависшие над парнем, убедительно говорили о его состоянии. У окна лежал пожилой человек с простреленной грудью. Кто стрелял, он даже не знал, хотя, возможно, не желал говорить. Это его дело. Значит, решил смириться или сам разобраться. В таком случае вместо него здесь скоро появится его обидчик. Суровые законы мести спустились с гор и воцарились в городах. Четвертым был Бильдин.

– Вот мы и снова встретились!
– радостно сообщил ему Пафнутьев, присаживаясь на белую крашеную табуретку.
– Как жизнь?

– Очень хорошо, - ответил Бильдин, с трудом раздвинув бледные губы. Его худое, остроносое лицо по цвету почти не отличалось от стен и не выражало ни боли, ни радости.

– Начальник говорит, что скоро выписываешься?

– Ему виднее.

– А сам? Не возражаешь?

– Как скажете...

– Что-то, старик, ты совсем скис! Так нельзя. Самое страшное позади.

– Нет, впереди...

– Ну, ты даешь! А что у тебя впереди?

– Они меня не оставят.

– Охрану дадим...

– У меня была охрана. Знаете, когда было хуже всего? Когда они уши на сковородку бросили, в кипящее масло... И я вижу - мои уши жарятся... Казалось, они еще при мне...

– А потом что они с ними сделали?

– Собаке бросили.

– И что собака?
– спросил Пафнутьев и тут же понял, что вопрос получился не очень тактичный. Но Бильдин оставался невозмутимым.

– Сожрала, - сказал он.
– И после этого я потерял сознание.

– Круто, - Пафнутьев обернулся к Овсову, который задержался у простреленного, снова повернулся к Бильдину. Поколебавшись, достал все-таки кожаный кошелек и осторожно вынул блестящий металлический кружок - крышку от консервной банки.

– Если это и не она, то очень на нее похожа...
– сказал Бильдин.
– Вы его взяли?

– Если это она, то взяли.

– Живым?

– Не уверен.

– Это как?

– Он в плохом состоянии.

– Ему хуже, чем мне?

– Сейчас - да. Ты по сравнению с ним.., многоборец. Когда его поставят на ноги... Не откажешься опознать?

– Не откажусь.

– И на суде подтвердишь?

– Конечно.

– Это все, что я хотел узнать, - Пафнутьев поднялся.
– Набирайся сил, ратного духа... Еще увидимся.

Обернувшись от дверей, Пафнутьев отметил про себя, что Бильдин так и не пошевелился. Его острый нос все так же был устремлен вверх, глаза полуприкрыты, руки поверх простыни вытянуты вдоль тела.

– Он в самом деле поправляется?
– спросил Пафнутьев у Овсова, когда они вышли в коридор.

– Паша, он в шоке. Его и через год не назовешь выздоровевшим. Боюсь, что прежним он никогда не станет, не вернется в свой банк. Им придется подбирать другого председателя. Каждый раз, когда потребуется принимать решение, перед его взором неизменно будет возникать сковородка с, кипящим маслом, а в нем будут плавать его уши... И собака, пожирающая эти уши.... Это слишком сильный удар.

На улице продолжал идти густой мокрый снег, и асфальт был покрыт черными следами прохожих. День заканчивался, темнело, и машины медленно шли в снегопаде с зажженными подфарниками.

Сев на переднее сиденье рядом с Андреем, Пафнутьев некоторое время молчал, глядя в занесенное снегом стекло.

– Ну что он?
– проговорил наконец Андрей.
– Выжил?

– Операция прошла успешно, - Пафнутьев вынул из кармана и показал на ладони маленькую пульку.
– Овсов сказал, что будет жить.

Андрей внимательно осмотрел пулю со всех сторон и вернул Пафнутьеву.

– Стекла у Леонарда толстые, наверно, погасили скорость пули.

– Странное какое-то происшествие, - пробормотал Пафнутьев.
– Ни фига понять не могу.

– А чего странного... Банды схватились... Вот и все.

– Из-за чего? У них не было повода... Они недавно все миром решили кто с кого берет, кто кем правит... И вдруг это дурацкое нападение... Ни фига не понимаю!
– повторил Пафнутьев.
– Утром... Почему они оказались утром в ресторане? Чего им там делать? Утром все приличные бандиты отдыхают. И потом - очередью сквозь стекло... Это даже не нападение, скорее предупреждение. Какая-то психическая атака. А то, что один убит, - чистая случайность. Он не должен был погибнуть.

– И тем не менее...

– Да, - ответил Пафнутьев с легким раздражением. Чем-то не понравились ему слова Андрея, была в них какая-то торжествующая назидательность, будто Андрей хотел поправить его или уличить в непонимании чего-то. Он взглянул на парня, но тот сидел, невозмутимо глядя прямо перед собой.
– А второй ранен... Это нападение никому не выгодно. И Леонард в полной растерянности, ничего понять не может, мечется, делает ошибки... Ни фига не понимаю! Они же вроде помирились...

– Кто помирился?
– спросил Андрей.

– Банды.

– Откуда вы знаете?

– Доложили, - ответил Пафнутьев, и опять ему не понравился вопрос. Андрей не должен был спрашивать об этом, он понимает, что ответа быть не может, а если я отвечу, то это будет моя ошибка. И все-таки спросил... Будто сомневается, что мне действительно об этом известно.
– Кстати, что-то тебя утром не было...

На место происшествия пешком пришлось добираться.

– На заправке простоял. С бензином непросто, Павел Николаевич...

– Значит, вечером заправляться надо.

– Учту, - усмехнулся Андрей.
– Куда едем?

– Домой, - вздохнул Пафнутьев.
– В прокуратуре уже нечего делать.

Андрей включил дворники, и они сразу, одним махом сдвинули в сторону слой мокрого снега с лобового стекла. Перед Пафнутьевым открылась улица, прохожие, огни машин. Андрей легонько тронул машину с места, и они тут же влились в неспешное движение транспорта.

– Ни фига не понимаю, - в очередной раз пробормотал Пафнутьев и, откинув голову, закрыл глаза. Не нравился он себе в этот день. Похвастаться совершенно нечем. Правда, Анцыферова опять за руку схватил, но этого ему вовсе не хотелось. На Андрея вот ворчать начал.. Нехорошо.