Банда - 3

– Хорошие ребята, - сказал Пафнутьев.
– Вежливые, послушные, исполнительные... У них, наверно, есть и другие достоинства?

– Есть, - улыбнулся Неклясов белозубо, но на этот раз в улыбке проскользнуло недовольство: его вынудили совершить нечто такое, чего он делать не собирался.

– Слушаю, Володя, - Пафнутьев безошибочно решил, что именно такая вот дружеская доверительность наиболее уместна, она лишает Неклясова какой-то своей злобной уверенности.

Видимо, у Неклясова было что-то с психикой, не мог он вот так просто сказать, зачем пришел, не мог. И когда Пафнутьев предложил сразу изложить суть дела, тот некоторое время молчал. Обеспокоенно оглянулся на Дубовика, который пристроился с папкой у окна, склонил голову, словно прислушивался к самому себе. Положив на стол ладони, он внимательно осмотрел свои лакированные ногти, искоса, даже как-то игриво взглянул на Пафнутьева, но в его шаловливости ощущалась угроза, может быть невнятная, еще не сложившаяся, но угроза. Неклясов привык видеть в людях опасность, знал, что его побаиваются, а встретив здесь спокойное, даже снисходительное внимание, растерялся. Да еще этот - Пафнутьев - он явно посмеялся над ним, спросив о женщинах, родителях, детях.

– Вчера убили моего человека, - произнес наконец Неклясов.
– Вам известно об этом?

– Да, - ответил Пафнутьев и не добавил ничего больше, решив, что будет лучше, если не давать Неклясову никаких подсказок.

– Второй тяжело ранен... Его увезли на "скорой помощи". Где он, я не знаю, неизвестно, жив ли...

– Жив.

– Его можно увидеть?

– Конечно.

– Когда?

– В любое время. Как только врачи скажут, что он в состоянии хотя бы узнать вас.

– Так, - что-то в словах Пафнутьева не понравилось Неклясову. Он почувствовал, что не во всем идут ему навстречу, что, несмотря на вежливый разговор, его тихонько отшивают.

– Но вы можете сказать, куда его увезли?

– Разумеется... Надо будет уточнить, - повернулся Пафнутьев к Дубовику.

– Уточним, - кивнул тот.

– Что еще?
– спросил Пафнутьев, и в этих двух коротких словечках прозвучало напоминание о том, что гостю пора убираться.

– Одежда, Павел Николаевич... Я правильно назвал ваше имя?

– Что у вас случилось с одеждой?

– Ее изъяли... Мое пальто стоит три миллиона рублей. Павел Николаевич... Я бы хотел его вернуть. И у моих людей тоже изъяли куртки, пальто.

– Изъяли?
– Пафнутьев удивился так искренне, что у Неклясова не возникло даже сомнений в том, что гражданин начальник действительно ничего не знает.
– Не понял?
– Пафнутьев снова повернулся к Дубовику.
– Что произошло?

– Дело в том, что вчера этот господин так быстро покинул ресторан и своих умирающих товарищей, что не успел одеться... Убегая впопыхах, не всегда вспомнишь о пальто, даже за три миллиона рублей.

– Что значит впопыхах?!
– взвился Неклясов, побледнев.

– Это значит, что вы покинули ресторан так быстро, что даже не успели предупредить владельца... Он ничего не мог сказать об одежде, которая висела в шкафу. А поскольку начались оперативно-следственные действия, наше внимание привлекла одежда... Тем более, что содержимое карманов наводило на размышления, - занудливо тянул Дубовик, перебирая листочки в своей папке.

– Что обнаружили?
– спросил Неклясов. Дубовик, не торопясь, подошел к столу и положил на полированную поверхность блестящий металлический кружок.

– Что это?
– вскинулся Неклясов. Он взял крышку, повертел ее в пальцах и бросил на стол. Дубовик тут же, проявив сноровку, ухватил кружок с двух сторон и осторожно опустил его в целлофановый пакет. Теперь на нем были отпечатки пальцев Неклясова.

– Орудие преступления, - удовлетворенно ответил Дубовик.
– Этим предметом у некоторых граждан нашего города были отрезаны уши... А также другие органы.

– Какие?

– Яйца, - ответил Дубовик все так же занудливо.

– А при чем тут я?

– Ни при чем, - улыбнулся Пафнутьев.
– Вы спросили, что обнаружено в карманах одежды, которую никто из находящихся в ресторане не признал своей... Обнаружена вот эта остро заточенная крышка от консервной банки. Она была предъявлена потерпевшим, и они ее опознали как орудие преступления.

– А вы не исключаете, что эта крышка... Или как там ее... Может быть просто подсунута?
– спросил Неклясов.

– Все производилось в присутствии понятых, владельца ресторана, оперативных работников... Протокол изъятия всеми участниками и свидетелями изъятия подписан. И стал, таким образом, юридическим документом, который обладает всеми доказательными признаками для суда.

– Будет суд?
– улыбнулся Неклясов, показав свои потрясающе белые зубы, но улыбка его была слишком уж похожа на оскал.

– Обязательно, - кивнул Пафнутьев.

– Теперь, когда вы изъяли все, что пожелали... Когда обшарили мои карманы... Я могу получить свою одежду?

– Хоть сейчас, - беззаботно ответил Пафнутьев.
– Есть, правда, небольшая формальность... Вам необходимо написать расписку.

– А это еще зачем?

– Ну, как же... Вы сами напомнили, что пальто стоит миллионы... Да и другие вещи... Я не могу рисковать такими ценностями. Придется написать расписку. Так, мол, и так, я, такой-то и такой-то... Получил принадлежащее мне пальто, укажите отличительные признаки пальто, уточните, что оно было изъято на месте преступления, в кабинете владельца ресторана Леонарда Леонидовича Анцыферова... Ну, и так далее. Отсюда выйдете уже в своем пальто. А то погода сырая, недолго и простудиться, - улыбнулся Пафнутьев.

– Шутите?

– С вашего позволения.

– Если я все это напишу... Моя расписка тоже ляжет вон в ту папочку? спросил Неклясов, кивнув в сторону Дубовика, сидящего с серой картонной папкой.

– Конечно.

– Хм, - Неклясов задумался. В этот момент дверь открылась и заглянул Андрей.

– Можно?
– спросил он у Пафнутьева.

– Заходи... Что у тебя?

– С заправкой все в порядке, я тоже готов. Когда выезжаем?

– Через полчаса.

– Я посижу здесь?

– Садись, отдыхай. Мы заканчиваем. Так что вы решили?
– спросил Пафнутьев у Неклясова.

– Я напишу расписку, если уж без этого нельзя... Хотя что-то мне подсказывает, что этого лучше не делать... Я ведь таким образом подтверждаю, что был в ресторане, что разделся в кабинете, что знаком с Анцыферовым...

– А все это и так подтверждено, - Пафнутьев пожал плечами.
– Вы ничего нового не добавляете. Решайте.

– Напишу.

– Очень хорошо, - и Пафнутьев протянул лист бумаги. Неклясов даже не взглянул на ручку, которую протянул Пафнутьев, - вынул свою, с золоченым колпачком. Придвинув бумагу, остро взглянул на следователя, словно бы разгадал его хитрость.

Пафнутьев как-то с неожиданной остротой отметил его тонкие, синеватые пальцы, старательный пробор, выдающий некую зависимость от собственных представлений о себе. Неклясов тянулся к какому-то своему придуманному образу, тянулся из последних сил, но нет, не достигал, как человек, пытающийся подпрыгнуть к перекладине.

– Знаете, вы лучше диктуйте, а я буду писать.
– Неклясов вынужден был признать собственную беспомощность перед листом бумаги.

– Хорошо, - Пафнутьев усмехнулся, посмотрел на Дубовика - вот так, дескать, вот с кем дело имеем.
– Пишите... Я, Неклясов Владимир Геннадиевич, настоящим подтверждаю, что мое пальто, оставленное вчера в ресторане "Леонард", в кабинете владельца.., мною получено...