Банда гиньолей
Шрифт:
Прижал я ее… Она фыркала, кобенилась, тем более при Вирджинии. Потом понесла уже совершенный вздор.
— Иди прошвырнись по панели, шлюха! — подрезал я ей крылышки.
— Послушай, Сороконожка! — Она малость очухалась. — Скажи-ка ему, кто ко мне приходил!.. Прямо сейчас скажи, нечего раздумывать!..
Став посреди гостиной, она принялась крутить своим боа, точно воздушным змеем…
— Скажи, скажи ему, чтобы он провалился!
Ей не хотелось признать свое поражение, а Сороконожка не желал говорить.
— Коли хочешь знать, фраерок, так это Мэтью. Соображаешь теперь, куда ты лезешь? Понял, что тебе светит? Допер?.. Скажи ему, Сороконожка, вру я или нет!..
— Да нет, все верно, все точно…
— Ну, что? Как дважды два! У тебя никаких шансов!..
На свидетельство Сороконожки, безусловно, можно было положиться.
— Заливаешь, курочка
Она снова начинала заводиться:
— Видел бы ты, как обрадовался Мэтью! «Ну, что же, ясно, — сказал он мне, — он с китайцем заодно».
— Откуда он узнал?
— Сам спросишь у него… Вызвал он меня через своего пса цепного Моллесбама… Ну, этот рыжий, в «Чинзано»! Я-то подошла потрепаться с Персичкой, телкой Джонкинда Голландца… Ну, знаешь ты Персичку!.. А с ней стоял очкарик Моллесбам. Он мне, значит, и говорит: «Бигуди, в комнату 115!» Не объясняет — ни зачем, ни почему… Пес, он и есть пес: какой вежливости от него ждать? Его называют Deputy Constable, заместитель констебля… Понятное дело, я делаю, что от меня требуют… Еще бы, в моем положении… Они уже двадцать лет знают меня в Скотланд Ярде! «Вам делали укол?» У них только такой разговор. «Я прикажу арестовать вас». — «Хорошо, господин констебль…» Ни одного лишнего слова… Выкладываю фунт, два фунта… В знак признательности… «Good bye, мадам Бигуди! Вы, как всегда, beautiful!..» Я-то знаю эту публику… это они так шутят… Здравствуйте!.. Прощайте!.. Привет!.. Пошли они! Не люблю я их, да и они меня тоже… Выкладываю денежки — и квиты!
Терпеть не могу 115-ю комнату… Там задают вопросы… У меня никогда не было неприятностей. А ведь у меня — держись крепче — было трое мужчин… Скажу без утайки, все трое — бандюги, только я ни одного не продала ни Скотланд Ярду, ни Префектуре полиции, а могла бы со спокойной совестью… Четыре или пять раз пришлось менять заведение, панель… Но я не пакостила даже хозяевам борделей, хотя это все редкая сволочь, не мне тебе объяснять!.. Так что же ты, поганка, городишь? Уши вянут тебя слушать! Чтобы я пошла клепать на тебя жандармам?.. Да ты спятил, говнюк! Ты, верно, в самом деле чокнутый, самый настоящий чокнутый!.. Тут ты прав, Сороконожка!.. Меня вызывают, и я, понятное дело, сразу туда… С ними волынить нельзя. Будят без церемоний: «Живо к нам, шлюха!..» Ясное дело, бегу, иначе неприятностей не оберешься… Без никаких! А куда деваться одинокой женщине? Только не люблю я 115-ю комнату… Уж я знаю, что говорю! И Мэтью мне тоже не по душе… С виду такой обходительный, только по мне лучше бы уж собачился!.. Предпочитаю иметь дело с его сторожевым псом констеблем… Ну, вхожу… «Вы знаете полковника, Бигуди? Только не лгите!..» — «Уж кто-кто, а я знаю полковников как облупленных, поверьте мне на слово! — говорю ему. — И настоящих, и липовых… Перебывала их у меня чертова уйма! И воображал, и прощелыг, и шутников… Всех и не упомнишь! Кое-кого уже позабыла… А майоры, а лейтенанты?.. Пожалуйте в придачу к рядовым! Я уж, извините, со счета сбилась…» Он уверен, что я ему мозги лечу… Уж я его насквозь вижу… А с ними иначе нельзя… Знаешь, он прилично говорит по-французски… «Да, но это тот полковник, который занимается изобретениями?.. Не припомните, Бигуди?» — Дает мне время подумать… — «Постарайтесь вспомнить. Где-то в Уайлсдене. У него еще живет Фердинанд…» Я, понятное дело, навострила уши, но вопросов не задаю. «Нет, господин инспектор, не имею никакого понятия». — «А вам знаком некий Состен де Роденкур? Вы ведь не станете отрицать, что стояли утром у края тротуара, когда этот господин изображал китайца?» — «Да, я была там, господин инспектор. Веселилась от души, не стану скрывать, но этот человек мне незнаком». — «Поостерегитесь, Бигуди!» — говорит он мне эдак строго-престрого и манит рукой к себе… Мол, сугубо секретно… Больше я тебе ничего не скажу. Сам видишь, как на духу!.. Налей мне бокал коньяка! Я болтаю, а ты молчишь… «Да не знаю я ни полковника, ни этого китайца!» Ты называешь меня лгуньей, он тоже. А ведь я одна говорю правду и одна люблю тебя!.. Тебя тоже, мое сокровище, люблю до безумия!..
Снова принялась щупать Вирджинию.
— Пошла ты знаешь куда? — отвечаю ей. — Все вынюхиваешь! Он послал тебя!..
— Зарываешься, милок! Опротивел ты мне, глаза мои больше тебя не видели бы! Уж как я тебя выгораживала!.. «Ну, удивили вы меня, господин инспектор! — говорю я ему. — Фердинанд — шпион?.. Дикость какая-то! Этот недотепа недоделанный? Это он-то шпион с его дурной башкой — он ведь перенес трепанацию? Да он носом тротуары пашет, его потом по кусочкам
собирают!.. Насчет китайца ничего не знаю. Понятия не имею, что он замышляет… А Фердинанд совершенно чокнутый! Долго он не протянет… Жалкая личность, полная бездарность… Каскадовы сутенеры сжалились над ним… Он заявился без гроша в кармане, едва встав с больничной койки… Да вам любой подтвердит: свихнувшийся парень, несчастный псих… Настоящий Фантомас! Поверьте женщине, много повидавшей на своем веку! Он такой же шпион, как я архиепископ!» Вот как я тебя защищала! «Он со странностями, — сказала я еще Мэтью. — Дурит, потому как голова у него не в порядке. Пуля у него в ней засела… Может, две… Случаются с ним припадки… Все мужчины, да и женщины вам подтвердят. Его знают в пансионе, что в Лестере. Я что-нибудь не то говорила?— Нет, нет! Все правильно!
Все трое внимательно глядели на меня. Без чувства уверенности… Вирджиния пыталась уловить смысл разговора, но понимала плохо — слишком много жаргона. Она была очень напугана, догадывалась, что против нас замышлялось нечто ужасное. Ее била дрожь: к ней склонились лица трех стоявших совсем рядом и пристально глядевших на нее негодяев…
— Я сказал — катитесь, не то вызову полицию!
— Не переживай, она и так придет! Пошли отсюда!
Они поднялись. Действительно собрались уходить. Отвязались, наконец… На дворе уже была темная ночь… Они опустошили все бутылки виски, но более или менее держались, с ног не валились.
Глазки закрой!Время быстро летит.Глазки закрой!Бигуди была неутомима… Если не пела, то декламировала:
Сердце твое отдай,Сердце твое подари…Не попрощавшись, они сходили по ступеням крыльца… Я более для них не существовал… Из мрака доносились их препирательства: спорили, кому толкать тележку. Наконец договорились… тронулись… Заскрипели колеса… Снова завели свою песню… Плевали они на всех:
Сумеречный вальс!..
Голоса явственно доносились издали… Но вот смолкло…
«Утрясется — думал я. Скверные впечатления, дурное настроение, усталость… Конечно, действует на мозги… Духи… Поди пойми, что с тобой происходит!.. Просто сбиваешься с панталыку… Самое верное будет — поспать…» Сделав над собой усилие, я решил так и сделать.
— Все, закрываемся!.. Пошли, детка, спать. Забудем этих бесноватых. Пришли, чтобы напиться. Гуляки паршивые! Мелкая шпана!.. Идем отдыхать.
Поцеловал Вирджинию, помог ей подняться по лестнице.
— Он сегодня не вернется, — пояснил, имея в виду полковника. — Завтра утром.
Так, по крайней мере, мне казалось… Бедная Вирджиния едва держалась на ногах. Совсем они доконали ее своей ахинеей…
— Darling! — лепетала она. — Darling!
Бедная моя голубка… Бледненькая, да еще и мутило ее, почти на каждой ступени к горлу подступала тошнота…
— Пососите кусочек льда и капельку мяты! — советовал Состен.
Что ж, можно попробовать… Но она ни в какую:
— Oh, no, no!..
Принялся раздевать ее, то и дело целуя. Совсем она расхворалась, обессилела… Совершенный ребенок… Осторожно пощупал ей живот: не больно ли?..
— Вот здесь, здесь!.. — показала она.
Особой округлости я не заметил, разве самую малость. Что тут еще скажешь? Похоже, картина была ясна. Врач, к которому она наведалась на соседней Стернуэлл-роуд, высказался тогда вполне определенно:
— Приходите через месяц и соблюдайте осторожность: никаких велосипедов, никакого тенниса!
Она, впрочем, особенно не прыгала — лучше чувствовала себя лежа. Я то и дело поглядывал на ее живот. Как все нескладно! Мне было не до смеха.
— Poor Фердинанд! — в шутку пожалела она меня, видя мое расстроенное лицо.
Молодец, что говорить!.. Славно поработал!.. Я чмокнул ее несколько раз, подоткнул одеяло с боков, поцеловал напоследок.
— Good night!
Она родит мне ребенка. В ее-то годы!.. Сама еще играла в куклы, ими была полна ее спальня. Хорошенькие игрушечные колыбельки, перевитые пышными лентами… Странное чувство испытывал я, глядя на Вирджинию в нынешнем ее положении. Я все глядел, глядел… Никогда бы не поверил прежде. Теперь я воспринимал ее как-то иначе, но любил все так же сильно, едва ли не сильнее… Не мог я остаться с ней на всю ночь: неровен час, полковник вдруг нагрянет!.. Еще раз поцеловал ее: «Покойной ночи!» и поднялся в нашу спальню с кроватями-близнецами.