Бандерлог, или Барьер для силы

— Стоп. Наконец, дело сдвинулось с мертвой точки.

Лежа в нелепой, распластанной позе, я чувствовала, что меня это не волнует, чувствовала, как ликует каждая клеточка моего тела.

Тихий свист. Это кнут! Да пошел он!

Бандерлог вскрикнул, послышался удар упавшего предмета. И смех Бандерлога. На сей раз не издевательский, а добродушный, умиротворенный.

— Получилось!

— Что получилось?

— Ты смогла активировать свою Силу. Кнут не просто улетел метров на пять, но и полностью преобразился, — с веселым любопытством сказал учитель. — Мне отсюда не видно… Лежи, не вставай. Никаких зверств больше не будет. Хочу, чтобы ты отдохнула и ощутила свою Силу. Расслабься и почувствуй свое тело. Я буду направлять…

Опять направлять? Да он издевается! Как я тут расслаблюсь?

— Дыши размеренно. Вдох на четыре, пауза на шесть, выдох на восемь. Без увеличения.

Я вдохнула, задержала дыхание, выдохнула. Еще. И еще. И еще…

— Теперь быстрое разогревающее дыхание. На счет один.

Вдох-выдох, вдох-выдох. Не торопись, Юнта, раз, раз, раз, раз…

— Ускорься.

— О-у, о-у, о-у… — резкие быстрые вдохи и выдохи.

— Теперь пауза. Задержи дыхание на двадцать. Отлично. Теперь полное дыхание. На счет пять. Пошла! Пах… пресс… подреберок… грудина… ключицы… горло… Еще раз, но на сей раз еще вдохни головой. Мозгом. Давай…

Это оказалось трудно. Потому что я не понимала, как можно «вдохнуть мозгом» и потому, что тело привыкло выполнять упражнение без этого дополнения. Но с третьего раза у меня получилось.

— Теперь повторяй на счет девять.

Девять? Это невозможно! Трудно… слишком трудно…

Голова гудела. Кислорода не хватало то в груди, то в горле.

Бандерлог заметил, что я ускоряю счет, и начал постукивать какой-то палкой по краю столешницы.

Тук, тук, тук…

— Не останавливайся…

Первый цикл, второй, третий…

Тук, тук, тук, тук…

— Переходи на счет три.

Уф, какое облегчение! Это было просто невероятно приятно. Один цикл, второй, третий…

— Теперь, не прекращая дыхания, сосредоточься на теле. Слушай меня. Сосредоточься… Начнешь расслаблять по команде…

Он продолжал стучать. Тук, тук, тук… И, после небольшой паузы, не прекращая стука, начал говорить:

— Расслабляешь… Пальцы правой руки… кисть… запястье… предплечье… плечо. Дыши правильно! Пальцы левой руки… кисть… запястье… предплечье… плечо. Пальцы правой ноги…

Руки, ноги, живот, грудь, спина, шея… Труднее всего было последнее — лицо. Мышцы лица расслабляться до конца отказывались, но на восьмом или девятом цикле это, наконец, удалось. И Бандерлог это заметил.

— Теперь в том же порядке, но теперь сосредоточься на ощущении силы. Давай! Пальцы правой руки…

Это упражнение пошло намного хуже. Даже не хуже, а совсем никак. Какое-то подобие слабой силы я ощущала лишь в районе солнечного сплетения и посреди лба. Больше нигде.

— Все, поднимайся, одевайся. Обедать пора, — сказал он, наконец. — Лоб и верх живота? Больше нигде?

Я кивнула, отменила закрепление, сняла маску и зажмурилась от яркого солнца.

— Для начала неплохо. Пряник твой.

Взглянула на него, ожидая, что он держит пряник. Но он лишь ухмыльнулся:

— Твой пряник там, где я его оставил. На веранде, — пояснил он, а затем перешел на писк: — Бедненький калека сбегать за ним не смог...

И мы оба расхохотались. Одновременно. И без всяких задних мыслей. Просто от облегчения.

***

Я встала и, радостно улыбаясь, сказала:

— Пойду за пряником!

Шаг — и я уже в буфетной. Как удобен быстрый путь, почему я о нем не вспоминала эти дни?

«Дом, милый Дом, ты бы не мог соорудить какую-нибудь одежду и обувь для Бандерлога? А то он свою всю порвал» — попросила я, собирая на поднос еду для калеки-учителя. На стоявшей у стола табуретке обнаружилась одежда и такие же грубые, тяжелые ботинки, какие были у него до битвы с чудиками.

Потом, подхватив на локоть одежду, взяла ботинки — шаг, и я уже снова у хижины.

— Держи!

— Хм, знаешь, это не очень похоже на обед…

Шаг на веранду, подхватываю блюдечко с пряником, которые так и простоял там все эти дни, затем вернулась в буфетную и уже с тяжело нагруженным подносом шагнула к Бандерлогу.

Перестаралась. Поднос был чудовищно тяжелым, так что я, не устояв на ногах, бухнула его на траву. Кувшин с молоком опрокинулся и растекся белой лужей, быстро впитываясь в траву.

— Фу, какая ты неуклюжая.

— Мой пряник! Смотри, даже не зачерствел. Вот тебе мясо. Молоко я сейчас принесу.

Оборотни

Штаны и ботинки валялись там, где я их оставила, но рубашку он накинул на плечи.

Лениво развалившись на траве под деревом, мы неторопливо ели, выискивая самые вкусные кусочки. Учитель коварно утащил у меня пирожок, на который я нацелилась, тогда я выдернула у него из-под носа кусок восхитительной буженины с жирком по краю.

Мы веселились, обменивались шуточками, словно и не было этих кошмарных дней и тренировок, и моей ненависти, и его издевательств.

— Даже не ожидал, что ты такая отличная девчонка, — сказал Бандерлог, утаскивая очередной мой пирожок.

— А я не думала, что ты такой юный пацан, — оторвала я кусочек мяса от большого куска.

— Я воин, — перестав вдруг улыбаться, строго сказал Бандерлог. — Как и ты. Герой. Защищаю слабых, противостою сильным, решаю задачи, оказавшиеся не под силу другим… Ты ведь тоже такая, правда?

— Ох, не знаю… Две моих жизни скрутились в такую странную слоеную штуку, что я толком еще не разобралась, какая я на самом деле.

— Героям жить интересно, но не просто. Ты жила в мире, где магию не уважают, но, по крайней мере, уважают тебя.

— Не сказала бы…

— Скажу иначе. Не презирают. Не третируют. Не уничтожают.

— А тебя что, презирали, третировали, уничтожали? — фыркнула я.

— Я оборотень. Ты знаешь, что это такое?

— Примерно. Я ведь тоже оборотень…

— Ерунда. Ты волшебница. В твоем якобы «сне» тебя инициировали, пробудили силы к трансформации. Подтолкнули к осознанию твоей волшебной природы. Дали толчок. Будешь старательно учиться, сможешь превращаться в кого угодно.