Бандитский Петербург

Бывший пресс-секретарь первого российского президента Бориса Ельцина Павел Ващанов рассказывал как-то в частной беседе, что в самом начале девяностых годов высшие руководители России предполагали, что планируемая ими приватизация будет номенклатурной, то есть что необходимый для России класс собственников будет сформирован из партийно-хозяйственных чиновников и что этот процесс пойдет «сверху» под четким государственным контролем. Однако идеологи приватизации недооценили масштабы накопленных в стране «черных», т.е. откровенно криминальных денег, – а их объемы, как оказалось, были вполне сопоставимы с финансовыми возможностями номенклатурной среды. Поэтому приватизационный процесс с самого начала пошел и «сверху», и «снизу»… Законы аэродинамики свидетельствуют, что, когда сталкиваются два идущих друг другу навстречу потока, обязательно возникают турбулентные завихрения. В процессе приватизационной дележки такими завихрениями стали гангстерские войны и отстрелы новых банкиров и бизнесменов. Кровавая волна стала понемногу стихать лишь к 1997 году, когда множество объектов было уже поделено, точнее заглочено, и понадобилась естественная передышка для их осваивания (переваривания). Кое-кто поспешил возрадоваться, появились даже мнения некоторых аналитиков – мол, цивилизуемся, цивилизуемся потихоньку… На самом же деле радоваться было абсолютно нечему – организованная преступность объективно стала многократно сильнее – укрепившись экономически и финансово, она, естественно, увеличила и свои политические, и чисто «силовые» возможности, причем настолько, что к 1998 году для многих стало очевидно, что оргпреступность зачастую уже не «воюет» с правоохранительными органами, а использует их в своей повседневной практике… Лишенная необходимой государственной идеологической поддержки правоохранительная система, конечно же, не смогла выработать (и тем более применить на практике) грамотную и сбалансированную стратегию борьбы с организованной преступностью как с явлением… Известно, что при отсутствии единой стратегии тактика всегда будет убогой – о каких уж тут «успехах» можно вообще вести речь?! Приватизационные ошибки первой половины девяностых стали очевидными к концу XX века, но разве кто-то понес ответственность за их допущение? А ведь эти ошибки принесли нашей стране больше бед, чем чернобыльская авария, – но если директора Чернобыльской АЭС посадили на 15 лет (хотя он явно не имел корыстного умысла, а лишь допустил преступную халатность), то «директора приватизации», по крайней мере главные директора, чувствуют себя прекрасно и поныне… Общеизвестно, что два самых известных и сакраментальных русских вопроса – «Кто виноват?» и «Что делать?» – чаще всего остаются без ответа…

И что же мы получили в результате к концу XX века? А вот что: благодаря тому, что в начале девяностых годов в нашем государстве были созданы (объективно) самые настоящие «парниковые» условия для структур организованной преступности – они набирали вес, обрастали политическими связями и усиливали свои экономические и финансовые возможности. Занятно, что все это происходило в условиях то затухающих, то вспыхивающих снова «гангстерских войн» – они, кстати, причиняли организованной преступности намного больше вреда, чем противостояние на «внешнем фронте», – то есть правоохранительным структурам. Да и как могло быть иначе, если РУОПы, лишенные нормальной стратегии, постепенно вырождались и в своих действиях все больше дублировали уголовный розыск, а каких бы то ни было успехов в работе по ликвидации организованных преступных сообществ не наблюдалось.

Да и откуда им было взяться, этим успехам, если по всей России во второй половине девяностых годов все шире и шире распространялся институт «ментовских крыш» – так называемых «красных шапочек». Тенденция эта, строго говоря, не могла не возникнуть и не развиться очень быстро до масштабов общепризнанного явления, ведь сотрудники правоохранительных органов просто вынуждены были искать себе дополнительные источники доходов («подножный корм»), потому что на государственную зарплату не то что семью, и себя-то самого любому офицеру или сержанту прокормить не представлялось возможным. Конечно, «ментовские крыши» возникли не в одночасье, их история уходит своими корнями еще в доперестроечное время, но тогда отдельные проявления еще не сложились в тенденцию. Потом в конце 80-х – начале 90-х годов в недрах правоприменительной системы родилась идея – создавать, поддерживать и помогать развиваться тем частным охранным структурам, где работали в основном бывшие сотрудники. Предполагалось, что такие частные охранные предприятия, созданные под эгидой правоохранительных органов, будут противостоять бандитским «крышам», постепенно вытесняя их с потребительского рынка, окажут большую материальную помощь действующим подразделениям соответствующих министерств и ведомств (на уровне внебюджетного финансирования), а также будут активно использоваться в текущем оперативном процессе…

Кое-кто из теоретиков даже полагал, что такие охранные предприятия можно будет использовать как рычаги для дестабилизации обстановки внутри структур организованной преступности – старый принцип: если не можешь задавить некое движение, нужно постараться начать управлять им изнутри…

Возможно, все бы так и пошло по изначально придуманной схеме, если бы не крах идеологической системы в стране. Что же произошло? А вот что: в «плохие» коммунистические времена советское государство располагало прекрасно отлаженной идеологической системой и вело планомерную идеологическую политику, как и любое другое нормальное государство. Возможно, сама по себе коммунистическая идеология и изжила себя – а потому и идеологическая машина Советского Союза все чаще давала сбои. Когда наступили новые и совсем хорошие «демократические» времена, отринутой оказалась не только старая коммунистическая идеология, но и сам принцип необходимости проведения постоянной идеологической государственной политики. В результате все получилось как в известной поговорке – вместе с водой из корыта выплеснули и ребенка. В обществе, лишенном каких бы то ни было ясно и четко продекларированных и внедряемых государством идеологических ориентиров (совсем не обязательно коммунистических, пусть хоть каких-то!), основным мерилом общественной значимости и общественного успеха стали деньги. Но идея наживания как можно больше денег не может стать стержнем государственной идеологической политики. Ведь основная задача идеологической системы государства – это цементирование всех слоев общества, обозначение неких направлений развития, ориентируясь на которые, можно уже вырабатывать критерий общественной морали. Народ терпелив, он может вынести лишения гораздо большие, нежели обрушились на него в девяностые годы, – если при всем при этом будет какая-то идея, какие-то красивые цели, ради достижения которых можно и пострадать…

Но в руководстве нового Российского государства никто всерьез идеологическими вопросами не занимался – и в этом заключен, возможно, самый страшный просчет. Страна, в которой большинство населения просто не могло напеть мелодию нового государственного гимна (потому что не знало ее, а слов у гимна и вовсе не было), где даже городские жители терялись, когда им задавали вопрос: «Какие вы знаете новые российские ордена и другие государственные награды?» – страна, которая всегда сильна была духом, погружалась в безверие и цинизм. Это если говорить о ситуации вообще. А в частности, рассматривая вопрос об охранных структурах, созданных под эгидой правоохранительных органов, следует констатировать, что они довольно быстро оторвались от государственной материнской груди. То есть личные связи и контакты между руководителями частных фирм и действующими сотрудниками, конечно, остались, но при этом «дочерние структуры» пошли совсем другим путем, не тем, который планировался теоретиками. Обвинять эти изначально проментовские охранные предприятия в отступничестве было бы не очень честно – они просто выживали, выживали как могли в тех условиях, в которых приходилось работать. А эти условия диктовали руководителям: "Богатейте, останетесь бедными – не сможете «вопросы решать». Время простой физической силы и даже силы, подкрепленной огневой мощью, уходило.

Наступало время финансовых потоков, а они навязывали свой образ жизни и действия. Слабость и неэффективность судебной системы (особенно системы арбитражного суда, где сначала очень долго приходилось ждать вынесения решения, а потом все упиралось в отсутствие реальных механизмов принуждения выполнить это решение) вынуждали изначально «нормальные» охранные предприятия защищать интересы клиента зачастую путем силовым – то есть незаконным.

Бегущие по лезвию бритвы

Закон о частной детективной охранной деятельности в Российской Федерации вступил в силу 11 марта 1992 года. К лету 1998 года, по официальным данным, количество охранно-сыскных предприятий в Санкт-Петербурге превысило восемь сотен, в них работало более 16 тысяч человек. Практически все эти люди и все эти структуры оказались в весьма сложных ситуациях, когда, с одной стороны, они должны были эффективно защищать права и интересы своих клиентов, а с другой, выполнять требования законодательства. За шесть лет за совершение уголовных преступлений и административных правонарушений разрешительная система аннулировала свыше двухсот пятидесяти лицензий охранных предприятий Петербурга, а также более 1200 индивидуальных лицензий. Оставшиеся в строю продолжали бежать по лезвию бритвы, постоянно участвуя в гражданско-правовых конфликтах между коммерческими структурами и отдельными частными гражданами.

Несмотря на то, что в целом бизнес по охране крупнейших коммерческих структур города и частных лиц успешен, трудно назвать хотя бы одну охранную фирму, сотрудники которой не были бы замечены в каких-либо нарушениях или (подчас) уголовных преступлениях. Справедливости ради отметим, что зачастую руководители охранных структур, провозгласив курс своих предприятий на легальный и цивилизованный охранный бизнес, просто не могли не отвечать силой на те же самые бандитские проявления. И тогда начинался извечный российский конфликт между законностью и справедливостью.

Проблема обозначилась достаточно явно еще в 1995 году, когда мэр Санкт-Петербурга подписал распоряжение «О дополнительных мерах по упорядочению деятельности частных детективных и охранных предприятий», где ГУВД обязали аннулировать лицензии тех структур, деятельность которых вступала в явные противоречия с требованиями законодательства Российской Федерации. Городская администрация потребовала от руководства РУОПа предоставить списки охранных предприятий, замеченных в связях с преступным миром. Парадокс состоял в том, что практически все охранные предприятия, способные более-менее «реально решать вопросы», имели такие связи – а как их было не иметь, если для разрешения конфликтных ситуаций, как известно, нужно не только уметь действовать жестко и силово, но также вступать и в дипломатические отношения. Другое дело, что в городе действительно появилось много охранных структур, созданных теми же самыми организованными преступными группировками с целью легального получения на руки оружия…

Обо всех охранных структурах Петербурга рассказать, конечно, не представляется возможным. Но рассказ о бандитском Петербурге, наверное, был бы не полным без упоминания хотя бы о некоторых (самых интересных) из них.

«Алекс» – это предприятие по праву стоит на первом месте, потому что оно возникло раньше всех других, и не только в Питере, но и в России. Название придумал бывший оперативник Александр Елесин, который позже не особо преуспел в этом бизнесе. Между прочим, многие не знают, что «Алекс» – это не только имя, созвучное псевдониму из шифровок в фильме «Семнадцать мгновений весны», по-латыни фраза А LЕХ означает «вне закона». Такой вот любопытный казус. А московский «Алекс», который учредили братья Косяковы, кстати говоря, изначально был юридически филиалом петербургского бюро. Позже, конечно, ситуация изменилась. В 1992 году после большой реорганизации питерский «Алекс» стал самостоятельным и на его базе были созданы ОП «Алекс-Запад» и детективное агентство «Кит». Все телохранители «Алекса» проходили подготовку в «Алекс Трейнинг Центре» у Иосифа Линдера – человека-легенды, теоретика охранного бизнеса и президента Федерации джиу-джитсу. Генеральный директор «Алекса» – Борис Маркаров, подполковник запаса, прошедший три войны от Афганистана до Приднестровья. В 1995 году предприятие «Алекс» вступило в союзнические отношения на уровне стратегического партнерства с концерном «Защита».

«Защита» – это, пожалуй, самая раскрученная марка в охранном бизнесе Санкт-Петербурга. «Защита» возникла в апреле 1991 года как малое государственное предприятие, учрежденное «Интуристом», гостиницей «Петровской» и ГУВД Ленинграда. Предприятие должно было обеспечивать безопасность городских гостиниц и фактически начало реально заниматься охранным бизнесом еще до принятия Закона о частной детективной и охранной деятельности. У истоков «Защиты» стояли и генерал милиции Евгений Ратковский, подполковник Юрий Осипов, старший лейтенант Игорь Минаков, и старшина ОМОНа Александр Снетков. «Защите» весьма помогло то обстоятельство, что в августе 1991 года во время путча она смогли очень неплохо зарекомендовать себя по отношению к новым властям, – именно люди «Защиты» обеспечивали охрану председателю Ленсовета Александру Беляеву и мэру Ленинграда Анатолию Собчаку. Собственно говоря, в 1991 году штатных сотрудников в «Защите» было немного – около двадцати. Тем не менее эта структура на некоторых «стрелках» с бандитами могла выставлять до четырехсот бойцов (из числа «сочувствующих»). Коллектив «Защиты» на раннем этапе был и сильным, и авторитетным, но достаточно разнонародным. И позже многие из начинавших в «Защите» оказались «бригадирами» совсем в других структурах (неформальных) – у тех же «тамбовских» или «казанских». Как ни странно, но это обстоятельство пошло «Защите» на пользу, открыв дополнительные «дипломатические возможности». «Защиту» всегда называли проментовской структурой, однако слухи о тотальной поддержке «Защиты» со стороны РУВД были очень сильно преувеличены – после увольнения из органов генерала Ратковского «Защита» практически не обращалась за поддержкой к той официальной структуре, которая ее когда-то и учредила. Бурное начало 90-х годов было тяжелым временем для «Защиты», когда даже руководители были вынуждены каждый день мотаться по многим «стрелкам», решая вопросы «по понятиям». Однако в 1993 году вопрос встал остро: куда идти дальше – «заваливаться в бандитский крен» или же ориентироваться все-таки больше на официальные правоохранительные структуры. Фактически определявший к тому времени стратегический курс «Защиты» Игорь Минаков выбрал второе направление. Об этом человеке стоит рассказать поподробнее. Он родился 22 июня 1960 года в Ленинграде (любопытно, что до революции его семья владела мясными лавками, а также несколькими домами в Петербурге – видимо, у Игоря Адольфовича проявились в зрелом возрасте коммерческие гены предков). Минаков закончил Ленинградский физико-механический техникум, после армии – Санкт-Петербургский филиал Академии МВД, а еще позже получил экономическое образование в Кораблестроительном институте. С 1982-го по 1991 год являлся сотрудником милиции, пройдя путь от постового милиционера до старшего оперуполномоченного. Работал в уголовном розыске и в Управлении ОБХСС в отделах по борьбе с валютными операциями и организованной преступностью и уволился из органов в должности старшего опера.