Бандитский Петербург

… Я просто не хочу рассказывать многие детали, потому что это будет такая бомба, такой взрыв. Достаточно того, что сейчас моя фамилия звучит на всех совещаниях на уровне того же самого Черкесова, Григорьева, Липатова, Пониделко [99] и так далее. У них каждый рабочий день начинается с того, что они говорят обо мне. Их очень беспокоит, что я до сих пор живой и продолжаю писать такие небольшие… частные истории. Частная история, которая может перевернуть всю Верхушку…

… Меня все равно пытались сажать. Очень много служб было, одним я помогал, другие меня сажали. Определенная выгода была. Я работал барменом, администратором… Замечательный бар был такой, «Рим». Я там отработал пять лет бессменным администратором, с тысяча девятьсот восьмидесятого по тысяча девятьсот восемьдесят пятый. До этого были такие коротенькие странички – полгода продавцом в магазине каком-то на площади Мужества… «Рим» – столовая номер два на Кировском проспекте. Это был самый гнусный притон в городе по количеству наркоманов, которые там собирались. Я кровью и выбитыми зубами и забитыми руками выбил полностью практически все это отребье из своего бара. И это был один из самых модных и популярных баров в городе в то время. Там были первые цыплята гриль, первые коньячные пунши, первые фрукты в шампанском. Потом работал несколько лет в Калининском тресте столовых, тоже барменом, администратором. «Колобок», потом на Просвещения… восемь-девять лет я отдал общественному питанию. В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году эмигрировал. Прожил год в Швеции, год в Германии. Вместе с женой, с ребенком. Взял и уехал, узнав, что меня завтра арестуют.

… Господин Горбачевский… [100] Я тогда считался уже довольно известным преступным авторитетом, считалось, что я стоял у истоков российского рэкета, что я один из тех, кто оказался причислен к сильным мира сего, преступному миру…

Я никогда не имел ничего общего с лидерами оргпреступности, другое дело, что я их всех знал, я с ними со всеми вырос. Но я всегда был по другую сторону баррикады. А на тот период – Горбачевский и другие уже хотели из меня сделать фигуру значимую, потому что это очень просто… У нас как строится работа правоохранительных органов, на чем сделали себе карьеру всякие Горбачевские.

Есть, например, Коляк – известно, что каждый день он приезжает в гостиницу «Ленинград», любит девочек, слаб на передок, ведет шикарный образ жизни, тратит сколько хочет, известный картежник, машина, квартира, все известно, никуда не прячется, постоянно находится в поле видения правоохранительных органов, почему бы из него не сделать лидера? Он же всех знает, со всеми общается, со всеми дружит. И денежки у него немалые, и машина новая, хорошая. Давайте с ним поработаем!

Я акционер очень многих ресторанов, баров. Двух довольно крупных ресторанов – не хочу называть, другое дело, что это понятно, что не на мою фамилию – но я являюсь крупным держателем акций крупных заведений в городе. Я хоть и маленький, но акционер такого громадного гиганта, как «Кэрроллс». Там у меня тоже есть свой процент – и официальный, и неофициальный. Параллельно я создал ряд охранных предприятий – «Кондор» и «Кречет». И начал заниматься охранной деятельностью официально. Они существуют, работают, процветают.

Я являюсь акционером, хозяином. Понятно, что я где-то числюсь, где-то не числюсь. Но – два охранных предприятия, успешно работающих. «Кречет» и «Кугуар», мы периодически меняем названия. Вместо «Кондора» стал «Кречет», который находится на Московском, сто тридцать. И новое предприятие – «Кугуар».

Я люблю животных. Кречет – это такой маленький беркут, кугуар – такое животное типа пумы, такая кошка большая, в Южной Америке водится.

Что еще? Сеть предприятий быстрого питания, фаст-фуд. Не только «Кэрроллс», есть еще, не хотелось бы их называть. Дискотеки, ночные клубы, казино… Я всего сам добился, у меня не было никогда старших товарищей, покровителей, людей, которых бы я боялся. Людей, которые бы в меня вкладывали деньги.

Ни разу за двадцать лет меня ничего не заставили сделать. И ни разу не работал ни по одному из заданий. Вот последний пример, последний мой подвиг, о котором меня никто не просил. Если помните, года два-три назад в Елагином дворце украли статую Адониса, не помню какого бога, – я вернул эту статую в прошлом году. Показывали по телевизору – статуя стояла. Я вернул ее, заплатил свои две тысячи долларов – ворам случайным, ее нельзя оценить – она, может, стоит сто тысяч, а может триста тысяч. Я пришел и написал: источник сообщает, что мне известно, где находится статуя, украденная тогда-то… Поехали с полковниками, подполковниками, зимой, откапывали эту статую. Две с половиной тысячи долларов мне, конечно, никто не вернул, спасибо мне, конечно, никто не сказал. Но премию в пятьсот тысяч выплатили.

Меня никто не может обязать! Я, например, счел нужным спасти лицо этого ебучего третьего отдела, возглавляемого Ауловым Николаем Николаевичем, когда они обосрались, когда Ефим от них съебал [101]. Я им отдал Ефима! Я позвонил и сказал: Ефим со мной здесь в Ялте, вместе, приезжайте по такому-то адресу… Он человек никакой. В последнее время он заболел нехорошей болезнью, она называется звездная болезнь, и надо было поставить его на место. Совпало мое желание и желание определенных лиц, с тем чтобы справедливость восторжествовала. Чтобы человек, который достиг за очень короткий промежуток времени каких-то определенных высот незаслуженно, чтобы он опустился на свое место…

Невзоров на сегодняшний день самая влиятельная фигура в городе. Это мое мнение, я его так оцениваю. Он самый умный человек в этом городе. Он продукт той системы, в которой развивался. Он, в силу своей поразительной безнравственности, определенного дара и определенной генетики, определенного стечения обстоятельств, вошел в этот мир сильных мира сего, сам того даже, может быть, не желая. Он уже в двадцать пять лет мог позволить себе разговаривать… по-отечески с ним разговаривали первые лица государства. Так получилось, это надо уже копнуть его биографию, чтобы понять, откуда у него сила взялась, почему он так быстро всего добился, почему так быстро стал популярным, почему его не арестовали, не закрыли ему рот… Это политика… Я за пять лет так и не узнал его. Я с ним общаюсь ежедневно практически пять лет, я могу сказать, что не знаю даже двадцати процентов его биографии… Я бываю у него в доме очень часто – и тем не менее не могу о нем ничего рассказать, я ничего не знаю. Он сам никогда не рассказывает. Но то, что он самый влиятельный человек в этом городе, это мое твердое убеждение…

… Я не боюсь, что меня убьют. А я боюсь, что я буду краснеть. Я получаю деньги за свое имя, и для меня это очень важно…

… Не имея ни малейшего отношения к «тамбовским», но будучи личным другом на протяжении пятнадцать лет того же самого Кумарина или Глущенко или всех остальных лидеров так называемого тамбовского преступного сообщества, я могу сказать, что у них нет вообще ни малейшего интереса на рынке недвижимости. Единственное маленькое дальнее ответвление – один из тех, кто может быть причислен к тамбовскому преступному сообществу, это некий крупный коммерсант Олег Шустер, который имеет некое отношение к «АПЕКу»…

… Я в рот ебал и «пермских» – при том, что моя жена – приемная дочь самого известного вора в законе, моя Таня Русланова, ведущая «Радио Такси», с которой я развелся на этой неделе, еще об этом никто не знает, ровно неделю назад я ее выгнал из дома, ну там личные проблемы, я в один день принял решение – пять с половиной лет выкинуто коту под хвост – она является приемной дочерью самого крупного вора в законе всей Сибири, Коля Якутенок такой. Я сам лично являюсь другом пятнадцать лет Кумарина. Но я не имею отношения ни к «пермским», ни к «тамбовским», ни к «казанским»… Я независим, блядь, ни от «пермских», ни от «тамбовских», ни от Мошкалова, ни от РУОПа, ни от ОБЭПа, ни от ФСБ. Я со всеми воюю, со всеми нахожусь в конфронтации! Я один срусь со всеми! Я подчеркиваю – у меня дружба с Кумариным, но не с «тамбовскими». Мы с Кумариным работали барменами, администраторами. Мы друг другу звонили и говорили: у тебя есть хорошие телки? – Есть. – Я к тебе сейчас подъеду… Когда он в «Таллине» работал, в «Космосе». У нас дружба на этом уровне. Или у кого машина быстрей, кто кого на набережной обгонит, кто больше в зале отожмется, кто боксирует лучше. Или – он сто десять килограмм выжимал, а я девяносто. Я никак сто десять не смог выжать десять раз подряд. Я единственный, кто ему может сказать: Вова, после того, как тебе отрезали руку, ты стал намного злее, жестче, ты обижаешь своих близких друзей. Вот я, например, вижу, что ребята от тебя отворачиваются – твоя жестокость отталкивает от тебя тех, кто все эти годы был тебе предан. Я единственный, кто может это ему сказать! Я никогда в жизни не принес «тамбовским» ни копейки. И с меня никто не попросил и не попросит. У меня свой бизнес, я его смогу сам защитить. Меня убить можно, а получить с меня невозможно. Я сам фигура, всех знаю. На меня никто не наедет. Они все мои товарищи.

… С Малышевым, например, у меня конфронтация. Ну Малышев и заказывает меня, убийство за убийством. Но я же не сломился, не преклонил голову…

У Кумарина и Глущенко, помогающих мне, нет никакого интереса. Есть понятие дружбы. Когда тот же самый Глущенко лежал раненый и умирал, у больницы первым оказался я. И когда меня взорвали, первым приехал ко мне Глущенко – бросив свои дела и выйдя из самолета, хотя он уже улетал. И когда Кумарину нужно было собирать деньги на операцию, то у меня никто не просил этих денег, я сам сколько смог, столько собрал и послал…

… В этом городе сейчас нет бандитов. Единственный человек в городе, который что-то решает на бандитском уровне, это Кумарин. Больше бандитов нет в этом городе. Кумарин тоже не бандит, он просто единственный человек, который влияет на ситуацию в городе… Нет больше ни одного человека.

… Бройлер – вообще не фигура в этом городе. Он входил всего-навсего в первую бригаду, которая сделала имя Малышеву, – Стас Жареный, покойный, Поп, покойный, Викинг, Марадона, покойный.

… Андрей Маленький – коллектив у него на сегодняшний день один из самых больших и самых кровавых. С «тамбовскими» их рядом не поставишь.